Сергей ЕСИН. Утомленные сагой.

Сергей ЕСИН, ректор Литературного института им. М.Горького

Очередной сериал - «Московская сага» - уже вызвал в прессе противоречивые отклики. О своих впечатлениях рассказывает Сергей ЕСИН, человек, в равной мере хорошо разбирающийся в художественной литературе и в сюжетах произведений телевизионных жанров.

– Сергей Николаевич, вам удалось посмотреть «Московскую сагу? Каковы ваши впечатления?
– Не очень много я успел узнать, так как посмотрел только две серии. Однако, будучи человеком, знающим литературу, многое представил. Мне понятно, например, почему так сильно опасался творческих людей Иосиф Сталин. Произведения искусства сильно воздействуют на бессознательное человека. «На подкорку», как раньше говорили.
Почему мы победили в Великой Отечественной войне? Во многом благодаря советской литературе, создавшей мощный патриотический идейный фон, на котором развивались те события. Не будь литературы – и победы могло не быть.
И вот я смотрю эту «Московскую сагу» и абсолютно отчетливо понимаю, что «на подкорку» она не действует…
– Зачем тогда вообще нужно было снимать этот сериал?..
– Тут видна большая претензия создателей – попытка повторить фильм режиссера Берталлучи «XX век». Но у них ничего не вышло. Почему? Настоящая литература (и ее экранизация) хороша только тогда, когда она уникальна. Повторы в ней недопустимы. Получилась беллетристика, причем, в самых худших традициях телевизионно-политической интерпретации истории. Я бы сказал, «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова для бедных.
– Из этого сравнения не совсем понятно ваше отношение к Михалкову…
– Это очень талантливый человек. Он в своем фильме создал метафору, но не впустил в нее какие-то тексты. Он не затрагивал художественной политики. А в «Московской саге» все слова политические, причем, легко узнаваемые зрителем. Узнаваемые и ожидаемые. Можно взять наугад ряд сцен: семейство Градовых за столом, объяснения в любви и прочие. В конце эпизода у зрителя возникает ожидание: «сейчас заговорят о политике». И точно, в финале каждой сцены герои начинают обсуждать какие-то политические вопросы. Здесь все сделано по законам так называемой «средней литературы». Она зрителя-читателя занимает, но людьми-то их не делает.
– Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму? Как вообще эта «киноэпопея» могла появиться на свет?
– У меня складывается такое ощущение, что все мы и телевидение живем в каких-то двух параллельных мирах. В прошлом я работал на радио и на TV, поэтому немного знаю эту системы изнутри. Ее образуют люди, которые повседневную жизнь наблюдают исключительно из окна лимузина. Они пользуются другими магазинами. У них иное общество, в котором совсем другая лексика. Там по-другому даже завтракают, обедают и ужинают. И все, что они на телеэкране выстраивают, нами может восприниматься только как нереальная виртуальная жизнь. А по сути дела она таковой и является. Они настойчиво доказывают, что показанная нам картинка как раз и есть самая настоящая жизнь. Делается это небескорыстно. Ради собственного благополучия эти люди готовы навязывать нам свою интерпретацию отечественной истории и современности.
– Например?..
– Ну, вот хотя бы какую замечательную милицию нам изобразили в «Улице разбитых фонарей», какие прелестные образы городских сыщиков. Как они милы! Как преданы делу! Какую огромную полезную работу проводят! Правда, у зрителя невольно возникает вопрос: как же они умудряются жить на те крошечные деньги, которые им ежемесячно в зарплату выдают?! Кто, например, покупает им ботинки?
– Но ведь нам сначала показывают хороших прилизанных «Ментов», а потом с того же экрана реальных, несимпатичных «блюстителей». Экран один, а картинки разные…
– В первом случае это виртуальный мир. А во втором телевидение работает по законам другого жанра. Только для того чтобы телевизор смотрели, надо показывать и то, что на самом деле вокруг происходит. Иначе связь с действительностью разорвется. Одни и те же люди вынуждены показывать нам не только лощеных детективов, но и сборище уродов. Это коммерческое условие существования любого телеканала. Чтобы зарабатывать на последних известиях рейтинг (и деньги), нельзя совсем отрываться от реальности.
– А в реальности?..
– В реальности мы вдруг видим «оборотней в погонах», постоянные поборы ГАИ на дорогах. Как только российский гражданин не в виртуальном телевизионном пространстве, а в реальной жизни соприкасается с властью, он тут же погружается в кошмар. Начиная с домоуправления. Нужно взять какую-то справку в ЖЭКе. Что это значит для простого гражданина? В советское время мелкий чиновник еще чего-то боялся: вдруг «проситель» позвонит в райком партии. А сейчас ничего не боится! Я – ректор института! Мне-то это слово что-то говорит. А той даме, которая сидит на справках, оно безразлично. Дама во много раз меня богаче. Ее сын разъезжает по городу на новой «крутой» иномарке, а не на стареньких «Жигулях». Ее реальный мир для меня существует лишь как виртуальный. Этот же мир я ежедневно вижу на экране. И телевидение в очередном сериале выстраивает такой киношный ЖЭК, где все упорядоченно, благообразно, чинно. Возьми любую телепередачу – найдешь в ней дублирующее реальность соответствующее виртуальное место.
– Помнится, прежде вы писали в газеты серии статей – телевизионный рейтинг.
– Тогда обсуждения в прессе качества той или иной передачи были актуальны. Помню, как сотрудники телевидения горячо защищали право на существование своей программы. А ключ к пониманию проблемы в том, что я достоверно знал, сколько ведущий получает за эфир, сколько у него набегает за месяц. Очевидно, что его точка зрения на передачу существенно отличается от моей. И это лицемерие телевизионных «властителей дум» постепенно распространилось на все прочие сферы жизни, естественно, при активном участии самого TV.
В советское время лицемерие секретаря райкома было минимальным, по сравнению с морем лицемерия сегодня, в первую очередь на телевидении.
– Вернемся к «Московской саге». Какая из сцен сериала вызвала у вас сильные чувства?
– Сцена ареста одной из героинь. Эпизод вызвал у меня активный протест. В дом пришли сотрудники НКВД. Женщина-охранница повела арестованную в ее комнату – одеваться. И там самым пошлым образом украла у нее с трюмо помажу и еще что-то по мелочи. Остальные устроили такой обыск, что все в доме перевернули вверх ногами.
– Ну, наверное, и такое бывало…
Наверное, было все. Я далек от мысли защищать сотрудников НКВД. У меня нет оснований их защищать. Но должна же быть справедливость!
Всю жизнь я прожил как член семьи репрессированных. Хорошо помню абсолютно реальную для меня сцену ареста моего отца в 1943 году. Главное – отчетливо врезалась в память та атмосфера, которая царила в моем доме, когда за отцом пришли. Ночью проснулся и увидел, что старший брат стоит в постели и смотрит в щель между дверью и косяком. Он сказал только: «У нас арест». Потом наш отец тихо и спокойно попрощался с нами. Пришедшие также спокойно осмотрели комнату. Никаких раскиданных вещей, ни грубостей, ничего подобного не было.
Еще запомнилось, как моя мать специально для молодых энкэвэдэшников переводила с английского статью из журнала с небоскребами на обложке. Они по-мальчишечьи интересовались, им было просто любопытно узнать, что написано в американском журнале, как там живут люди.
– Да, такое не забывается…
– Но ведь и искусство создает образы, которые не забываются. В годы моей юности как-то показали пьесу «Брестская крепость», в которой немцы были не монстрами с четырьмя головами, а нормальными людьми, не лишенными и гуманизма. Это и запомнилось: немцы как наши противники в той страшной войне. А окарикатуренные фашисты из каких-то прямолинейно агитационных фильмов напрочь забыты. Вот и образы «Московской саги» никому не запомнятся.
– Меня интересует вопрос о деньгах, вложенных в этот сериал. Может быть, не стоило их тратить? Поставив такую «сагу» ее авторы кого-то более талантливого оттеснили в сторону, по сути обкрали?
– На телевидении сложилась своя группа авторов, сценаристов, актеров. Им легче иметь дело с людьми, с которыми они «тусуются». Там кадры подбираются не столько по степени таланта, сколько по уровню дохода и по общему для всех них отношению к действительности. Это и чувствуется по фильму. В «Московской саге» центральное место занимают реминисценции – вольные или невольные заимствования из других литературных произведений. У коллектива автором таких фильмов обычно общий ассоциативный ряд. Наверное, поэтому заимствования в «Московской саге» чувствуются повсеместно. Этим как раз беллетристика отличается от большой литературы. Первая берет идеи из второй и ими оперирует. Так и вторичное кино берет достижения крупных мастеров и всячески обыгрывает.
– Какие заимствования вы заметили в тех сериях, которые успели увидеть?
– Мне попался фрагмент из «Повести непогашенной луны» Бориса Пильняка. Его художественный вымысел выглядит как исторический факт: Иосиф Сталин убил Михаила Фрунзе. И авторы фильма работают в той же, уже готовой, чужой стилистике.
– Кому адресованы идеи этого фильма?
– По замыслу его создателей фильм должен действовать на интеллигенцию. Но он не может на нее повлиять. Полагаю, что культурные образованные люди этот сериал не смотрят. И молодежь не смотрит. Его воспринимают, ну, как жевательную резинку: можно жевать, но она ничего не питает. «Московская сага» востребована только теми людьми, у которых нет своей собственной жизни. Вот им и дают иную.
Сегодня телевидение стало мастером вторичной, нафантазированной жизни. Эти бесконечные концерты! Только представьте, как они выглядят глазами жителя глубинки. Как нечто чудесное, почти марсианское. Как цветная сказка. Но молодежь смотрит на экран и пытается эту сказку сделать былью. Ту одежду, которую эстрадные певицы носят на концертах, зрители превращают в повседневную…
Другая «сказка» - пивная. За десятилетие приучили целое поколение ходить по улице с бутылкой. И вот сейчас на телевидении развернулась борьба против рекламы пива. Но смотришь на некоторых телеведущих и видишь, с какой неохотой они это делают. Иногда из соединения несовместимых вожделений получаются неожиданные эффекты. Вот идет «сказка» с красочными янтарного цвета струями, с хрустальными кружками и запотевшими бутылками. А тут вдруг с того же экрана приглашенный в студию человек говорит: «Ребята, а ведь пиво не может быть девятиградусным». И «сказка» блекнет. Не помогает и нынешняя попытка соединить рекламу этого напитка непонятного состава со спортом. Не поможет и лозунг нашего времени: «Пива и зрелищ».
– А какие вообще цели преследует современное российское телевидение?
– Цели у него две. С одной стороны, оно создает и внедряет в сознание миф о терпеливом человеке, пронесшем совесть и семью через поколения. С другой стороны, стремится разрушить все положительные мифы прошлого.
– Но ведь государственные органы отказались от празднования 7 ноября и «перенесли» главный национальный праздник на 4 ноября. Это разве не разрушает прошлое?
– Вопрос риторический. Представьте себе такую ситуацию: французам их правительство предлагает перенести главный национальный праздник с 14 июля, то есть со дня взятия Бастилии, на 18 марта – День Парижской коммуны. Или отменить вовсе. Это невозможно! Вряд ли. А у нас подобное предложение звучит. Почему?
Сильная личность никогда не переживает из-за того, что где-то рядом есть сытый и довольный жизнью человек. А слабая всего боится. Слабый начальник боится брать на работу более опытного и способного сотрудника. Не уверенный в себе низкий человек опасается, вдруг рядом с ним окажется кто-то выше ростом. Так и наша власть. Если бы она была по-настоящему сильной, то берегла бы все, что связано с отечественной историей.
7 ноября – это наш главный национальный миф, если хотите. Сегодняшнего дня не было, если бы не тот «октябрьский переворот».
– А что «Московская сага» делает с нашей исторической памятью?
– Как и другие сериалы, этот стремится опорочить прошлое, исказить объективную картину мира. Но ведь мы еще помним, как и что было. Не англичане и американцы вылечили всю Среднюю Азию от сифилиса и трахомы! Не при Абрамовиче на Чукотке была создана инфраструктура и заработал северный морской путь. И численность чукчей не при нем стала расти.
Впрочем, удивляться не приходится, ведь на телевидении сегодня царит жуткое невежество.
– Не считаете ли вы, что «Московская сага» опасна для общественного сознания как фильм с претензией на историчность?
– Самые страшные те телепередачи и фильмы, которые связаны с историей. О каждом вожде нашего народа уже сделана телепобасенка. В ней показана вся подноготная: дети, жены, любовницы – все. Одного лишь не хватает – роли этого вождя как государственного деятеля. Факты правильные, а правды нет. Когда знаешь историю, то возникает какое-то странное чувство – не узнаешь прошлого. А кто не знает, тот опять оказывается в некой виртуальной реальности. Опасны такие вот правдоподобные фильмы. «Московская сага» к их числу не относится. Она неправдоподобна.
– При советской власти дореволюционную культуру и историю вытравляли. А сегодня – советскую. Что же останется?!
– Советское время было по-своему хитрым. Оно вобрало в себя все лучшее от прошлого. И царскую бюрократическую систему управления на обширных территориях сохранило. И централизацию власти в империи. Именно царизм впервые в мире ввел министерство просвещения. О том, что мы были первыми, сегодня почти уже забыто. Мы сегодня зачем-то во всем пытаемся копировать Америку. В советское время, когда давали образование, то сначала тебя делали человеком, а только потом специалистом. Теперь же система производит не человека, а функцию. От гражданина хотят добиться только того, чтобы он хорошо работал по специальности… и правильно голосовал.
– Замечено, что все телесериалы последних лет несут в себе один и тот же комплекс идей, обязательный набор. Во-первых, неприятие сильной российской государственности, которое маскируется под антикоммунизм. Во-вторых, оказывается, главной проблемой всей советской эпохи был государственный антисемитизм. В-третьих, в разных фильмах нам преподносят единый лубочный образ русского человека, в котором, правда, уже не балалайка и матрешка на центральном месте, а православие. И, наконец, в-четвертых, везде настойчиво проводится такая несопоставимая с остальными идея, что секс вещь полезная…
– Да, все эти идеи там присутствуют. Тут и добавить нечего. Конечно же, никакого государственного антисемитизма нет, и никогда в нашей стране не было. А главная идея этих сериалов, которую вбивают в головы, сводится к тому, чтобы человек не задумывался.
– Но какие же идеи должны заместить эти, разрушительные?
– Идеи возникают только в общем строительстве всеобщими усилиями. В прежние века власть вместе с народом прилагала усилия. Сейчас она хочет руководить, стоя в стороне от народа. Вы трудитесь, а мы будем вами руководить. Не выйдет! И идеи так не родятся. Потому что в таких условиях и народ не хочет собой жертвовать, он хочет, например, пить пиво.
Я не мастер больших идей. Мне очень нравится один совет Зинаиды Гиппиус. Суть его вот в чем: не пишите большое; напишут без вас; пишите маленькое. И когда граф Сергей Семенович Уваров сформулировал тезис «православие, самодержавие, народность», он ничего не изобрел, эта идея уже возникла сама по себе и была всем ясна. Наша главная задача сегодня – не забыть все то, что было в нашей истории. И моя личная задача как преподавателя – как можно больше сохранить: в образовании, в морали. Вот основной тезис: постараться сохранить как можно больше - завоевания прошлого века и позапрошлого, советской власти и царизма.
Причем, сохранить нужно все полезное не только из нашего прошлого, но из наработанного мировой историей. Вот беру в руки хрестоматию древнего Рима, читаю. Оказывается, легионер мог получить земельный надел лишь после того, как он лично принял участие в сотне боевых схваток. Он мог заработать землю за десять лет, а мог и за год, если проявлял доблесть. Вот у кого нужно учиться, прежде чем приватизацию проводить.
А кроме великих национальных идей по-прежнему существуют и вечные ценности. «Не воруй!» – уже ценность.
– Сегодня мы иначе относимся к горбаческой демократизации и гласности. Власть начала выстраивать свою «вертикаль». А вот телевидение, каким было десять лет назад, таким и остается…
– Телевидение сегодня ведет себя как молодая проститутка, которая думает, так она хороша… И думает, что все время так и будет. На самом деле она кое-чем больна и потому прежним спросом уже не пользуется. Но не замечает произошедшей с ней перемены. Мало того, что не замечает. Она хочет и других убедить, что все по-прежнему. Вот и наше телевидение ведет себя так, будто живет в самом начале перестройки.
За минувшее десятилетие оно сильно понизило уровень зрителя – интеллектуальный и эстетический. Понижение идет по геометрической прогрессии. Нынешнее поколение смотрит примитивные вещи. Следующее будет смотреть еще более простые фильмы.
– Как же остановить это безобразие?
– Давно пора начать огосударствление телевидения. Надо навести порядок и с экономической стороной его существования. Львиная доля оплаты за рекламу утекает через всяческих посредников мимо государственной казны. Несомненно, телевизионное начальство не должно иметь собственный бизнес в этой сфере.
В любом учреждении дела могут быть организованы по одному из двух противоположных принципов: или хватает на всех, или хватает только на одного. Я в своей работе всегда следовал первому принципу. Когда ему последуют на телевидении и всюду в стране, тогда и безобразий не будет.

Беседовал Вячеслав Румянцев