Владимир ПРОНСКИЙ. В Луховицы за огурцами

Рассказ

После месячного томления в больнице и нескольких сеансов терапии, в конце июля Антон Заходеев выписался в более или менее приличном состоянии: и физическом, и духовном. Подзабылась тревога, портившая жизнь с того момента, когда «загудел» в областную больницу, где более страдал от мыслей, чем от самой болезни. Но теперь, слава Богу, всё наладилось. Теперь живи далее и надейся, что привязавшаяся лихоманка не вернётся.

В день выписки Заходеев дождался сына, отвёзшего его за город, где в последние годы построили дом и жили в нём круглогодично, особенно он с женой – пенсионеры. Сыну и дочери очень удобно добираться: всего-то десять километров на машине. Вот и теперь, хотя и постояли в небольшой пробке на выезде, а добрались за полчаса. У ворот встречала жена Валентина – загорелая, крепкая. Она обняла мужа – бледного и похудевшего после больницы, поцеловала и прослезилась, сказала негромко:

– Как я за тебя рада! Пошли обедать!

Сын Сергей – копия Заходеева-старшего до его болезни: коренастый, подвижный – отнёс дорожную сумку отца в дом, хотел и самого подхватить под руку, но тот отказался от помощи. Прежде чем сесть за стол, Антон принял душ, смыл, как он сказал, «больничную тягомотину», и подошёл к столу повеселевшим, но тихим и пугливым. Валентина попыталась расспросить о том, как он провёл дни перед выпиской, но Антон не стал распространяться по этому поводу.

– Нормально провёл. Главное, живым вернулся.

Он мог бы о многом рассказать, но зачем будоражить души. Да в семье и так многое знают, если жена с врачами разговаривала, через день ездила в больницу, через день – дочь Лиза. Да и Сергей наведывался. Но это теперь в прошлом.

За столом не засиживались: сыну, работавшему инженером в техническом центре, надо было возвращаться на работу. Он уехал, а когда Антон и Валентина остались наедине, то какой разговор, если всё давным-давно обговорено. Только и поговорили об огурцах: мол, сезон проходит, пора думать о заготовках, но огурцы в это дождливое лето не уродились в их низинной местности. На каждый день самим хватало, а чтобы впрок заготовить – и думать нечего. Так что, хочешь не хочешь, а надо ехать в Луховицы. Там известные огородники: что огурцы, что лук, что капусту – всё умеют выращивать.

– А что, отец, немного оклемаешься, и съездим. Нам и надо-то килограммов пятьдесят. Более-то куда их.

– Съездим на днях. Долго ли.

Мысль о поездке взбудоражила Антона, появилась возможность съездить не только в Луховицы, но и заглянуть на родину. Только надо одному, без Валентины, и причина была настоящая. В больнице он встретил одноклассника Толю Алексеева, приезжавшего навестить родственника, от него и узнал о своей школьной любви – Светлане Поздняковой. Узнал, что она теперь вдова, часто вспоминает его, то есть Заходеева… Помнится, после такого сообщения Антон забыл о всех болячках, попросил у одноклассника её телефон и не удержался, позвонил, почему-то подумав о том, что за все годы, прошедшие после окончания школы, так ни разу и не поговорил со Светланой, не повидался. Даже когда ездил на встречу одноклассников. А очень хотел. Конечно, серьёзного разговора не получилось бы, но всё равно что-нибудь, да вспомнили из давнишних дней. И вспомнить было что. Какая же они у них была тогда любовь! Закачаешься! Им даже не хватало тех часов, пока были вместе в школе, они и после, кое-как выучив уроки, не могли жить друг без друга. Шли либо в кино, либо просто гуляли. При плохой погоде забегали друг к другу в гости, и родители относились к ним, как к жениху и невесте. Им оставалось лишь сдать выпускные экзамены, а потом – все пути открыты. Хочешь – женись, хочешь – учись. Антон попытался поступить в институт, но не поступил, домой возвращаться было стыдно – устроился в областном центре на завод, где и отработал всю жизнь, с перерывом на армию. Светлана же и не думала об институте, а сразу пошла в медицинское училище и, окончив его, трудилась в районной больнице медсестрой. И это, в общем-то, всё, что знал Заходеев о Светлане. Да, по правде сказать, и не заморачивался особенно её судьбой, потому что обидела она крепко, не дождавшись его из армии. Узнав тогда об этом, он долго не раздумывал, женился на подвернувшейся Валентине, работавшей закройщицей в ателье. И прожил жизнь в мире и согласии, почти не вспоминая о Светлане.

Лишь в последние годы почему-то начал думать о ней.

Как приходила очередная весна и воздух наполнялся запахом цветущей черёмухи – всё в нём переворачивалось. Вновь и вновь вспоминалась их счастливая пора. То, что она была счастливой, Михаил и не сомневался, ибо за всю жизнь не чувствовал ничего подобного с Валентиной, которая совершенно безразлична к цветущей черёмушке, даже более того – она не любила это дерево, говоря, что на черёмухе гусеницы водятся, липкие паутины вьют. У них и отношения были совсем иными, чем со Светланой. С той поцеловаться – уже счастье, а с Валентиной всё проще. Несколько раз побывал у неё дома, и этого хватило, чтобы начать взрослую жизнь. Вскоре они поженились, он перебрался из общежития и был безмерно счастлив. Да и Валентина души не чаяла в Антоне, особенно первое время. Впрочем, она всегда оставалась ровной в отношениях, аккуратной в быту, внимательной к детям – такой, какой и должна быть жена и мать. Вот только особой пылкости в их отношениях не было. Поэтому с годами Антон всё чаще вспоминал Светлану, всё чаще хотелось увидеться, поговорить. Ничего, конечно, не изменила бы такая встреча, даже, говорят, лучше не встречаться после стольких лет разлуки – ничего хорошего обычно не выходит, и прежние отношения не вернуть. Чаще всего человек чувствует себя обманутым, потому что ожидает увидеть первую любовь во всей её прелести, но обычно приходит оглушительное разочарование, и тогда не знаешь, как выйти из щекотливой ситуации. Тотчас уйти – не гоже, но и выжимать из себя случайные слова и делать вид, что по-прежнему любишь и очень рад встрече, – ещё неприятнее. Так что, если можешь не встречаться – не встречайся. Об этом все знают.

Несколько дней размышлял Антон, пока понял, что всё-таки должен съездить к Светлане. Для этого и собираться особенно не надо. Как-то вновь позвонил ей, узнал, когда бывает дома, и сообщил Валентине:

– Завтра за огурцами в Луховицы поеду.

– Ой, и я с тобой. А то купишь бог знает что – плохо замаринуются.

– Взял бы с собой – без проблем, но надо заехать в автосервис – поменять амортизаторы. А сколько это времени займет – не угадаешь. Так что оставайся дома. Всё нормально будет.

Валентина сперва подозрительно посмотрела, а потом отмахнулась:

– Езжай. Только смотри, если в дороге хуже станет – сразу звони.

Отправился он на следующий день. Завёл «пятнашку», только отъехал, сразу позвонил Светлане, загадочно спросил:

– Ну, что – ждёшь гостя?

Он слышал, что Светлана хотела что-то сказать, сбилась, а потом часто задышала и чуть ли не закричала:

– Жду, давно жду!

– Тогда через час с небольшим буду у тебя!

После таких слов Антон будто на крыльях полетел. Правда, в одном из сёл, увидев магазин, остановился, купил коробку конфет, в соседнем доме попросил разрешения у хозяйки сорвать несколько пионов в палисаднике, хотел заплатить, но от денег она отказалась:

– Бери уж так, молодой человек. Вижу, на свидание спешишь!

– Спасибо… – поблагодарил он, не ожидая подобной проникновенности.

Запасшись подарками, он помчался дальше, с каждым километров приближаясь к родному городку, где теперь почти не осталось родных, поэтому лишь раз в год ездил туда с женой. Обычно перед Троицей. Наведут порядок на могилках родителей, проедутся по городку, ставшего словно чужим, и назад. Он бы мог и сейчас заехать на кладбище, где в прошлом году и для себя застолбил место, но не было времени, да и мысли вились иные: как встретит Светлана, о чём будет разговор, не разочаруется ли. Все эти вопросы не давали покоя до самого места, когда свернув на знакомую улицу, он увидел ещё более знакомый бревенчатый дом, заросший деревьями, будто почерневший от времени, зато с новыми голубыми наличниками.

Она его ждала на крыльце. Антон остановился, выбрался из машины, прихватил подарок и цветы. Светлана шагнула ему навстречу, и когда он обнял её, то прослезилась.

– Ну и отчего слёзы? – спросил он, улыбнувшись, рассматривая её, стараясь найти прежние черты лица. Угадывались они слабо, зато тёмно-серые глаза совсем не изменились, только опушились лёгкими морщинками.

– Да это я так… От радости. Очень хотела тебя видеть. Ты когда мне позвонил первый раз, я себе места не находила. Всё думала: каким же стал Антошка? Повзрослел ли, поседел ли? А ты не очень и поседел. Я-то, смотри, какая.

Говоря и говоря, она поднялась на крыльцо, пропустила гостя в веранду. В её доме ничего почти не изменилось со времён молодости. Лишь холодильник перед кухней да плоский телевизор на стене в горнице напоминали о сегодняшнем дне.

– Телевизор сын подарил в прошлом году, но редко его включаю. Я по старинке книги люблю. Наверное, всю городскую библиотеку перечитала. Сын-то в Москве живёт, приезжает редко. Вот я и пристрастилась читать, особенно осенью и зимой, когда на участке работы нет, – рассказывала она, поставив в вазу цветы и доставая из холодильника приготовленное угощение.

Он уселся за стол и исподволь рассматривал хозяйку, сравнивая сегодняшнюю с той, прежней. Изменилась, конечно, и говорить нечего. Она и в юности казалась фигуристой, а теперь и вовсе выглядела фундаментально, но без телесных излишеств. Всё по возрасту.

– Ну, а ты как поживаешь? – спросила она и посмотрела ему в глаза.

– Живу помаленьку. Женат, двое взрослых детей – сын и дочь, внуки – я же тебе говорил. Так что с этим всё в порядке.

– А я вот несколько лет назад стала вдовой.

– Ну, это поправимо, – попытался улыбнуться Антон.

– Теперь это ни к чему… Плохо, что тогда тебя из армии не дождалась. Сама не знала, что со мной произошло. Познакомилась с будущим мужем на свадьбе у сестры. Сначала полгода переписывалась, а потом поехала к нему в гости. Там всё и случилось. Только не то, о чём ты, наверное, сейчас подумал. Я себя долго блюла. Даже потом, когда расписались, только через две недели легла с ним спать по-настоящему. А до этого не могла себя пересилить: ты перед глазами стоишь и стоишь, но ничего не говоришь, а лишь укоряешь взглядом. Прямо наваждение какое-то было. Потом, конечно, стала ему настоящей женой, ребёночек родился, другой.

– Вспоминала обо мне хоть иногда?

– Вспоминала, и с каждым годом всё чаще, хотела тебя увидеть. А тут и ты, словно по заказу, объявился.

– Спасибо Толе Алексееву – телефон твой дал… Вот и увидела. Сильно изменился?

– Изменился, конечно. Молодой-то порывистым был, иногда резким, а теперь, вижу, спокойным стал, уравновешенным.

Слушая Светлану, Заходеев ждал от неё вопроса о здоровье, если уж она знает, что он недавно выписался из больницы, но о здоровье она даже не упомянула. Они сидели за столом напротив друг друга, а ему очень хотелось сесть с ней рядом и обнять, быть может, поцеловать, вспомнить прежние чувства, которые в этот час всё сильнее напоминали о себе. Но он не знал, как это сделать.

Получилось это само собой, когда он попил чаю и перекусил.

– Пойдём в комнату, – пригласила она, – покажу фотографии.

Он охотно перебрался на диван в горнице, а Светлана села рядом и начала листать фотоальбом. Пролистав насколько страниц, она показала фотографию белоголовенького малыша и вздохнула:

– Вот он, мой Андрюшенька. Ему здесь годик… А вот здесь полтора… А вот Настя маленькая.

Рассказывая о фотографиях сына и дочери, она ни разу не показала мужа. Видимо, заранее рассортировала фотографии, и теперь, какую ни возьми, – везде она с сыном или дочерью. Потом появилась сноха, потом маленький внук.

– Сколько ему сейчас? – спросил, устав вглядываться без очков в череду фотографий.

– Взрослый уже. Отслужил в армии, окончил институт, работает. Пока не женат. Как женится и появится детки, стану я прабабушкой! Даже не верится, что доживу до такого времени. У дочери тоже детки есть. Старшая школу заканчивает.

– У тебя, Света, полный комплект, как и у меня. Действительно, иногда смотришь на детей, и даже не верится, что они такие взрослые. Казалось бы, совсем недавно в детский садик их водили, а теперь у них самих взрослые дети. Вот она, жизнь! – вздохнул Антон.

Светлана положила альбом на стол, а он придвинулся к ней, слегка привлёк к себе и почудился ему запах цветущей черёмухи, шедший от её волос. От его прикосновения, она закрыла глаза, склонилась к нему, и он поцеловал её сперва в щёку, а потом в губы, показавшимися сухими и жёсткими. И поцелуй никак не взволновал, даже показался ненужным. Когда оторвался, то они продолжили сидеть рядом и долго молчали, видимо, вспоминая себя в пору юности, потом заговорили так, что будто и не расставались. Помаленьку улетучивалась в Антоне давнишняя обида. Он вполне простил Светлану, хотя она не просила прощения, а рассказывала о себе и муже, как о свершившемся факте биографии. И эта честность оказалась лучше пустого покаяния. Собственно, он и ехал за этим в гости, чтобы с глазу на глаз услышать от неё самой такие необходимые слова, хотя и понимал, что от них ничего не изменится в жизни. Но услышать их должен. И вот услышал и вспомнил о Валентине. Светлана поняла это, робко спросила:

– Тебе, наверное, пора. Зачем жену волновать.

– Да, надо собираться, а за сегодняшний малый грех Господь нас простит.

Какое-то время они вновь помолчали, чувствуя, как усиливается неловкость от скорого расставания и приходит понимание бесполезности этой встречи. И это было правдой. Ну, встретились, ну, увиделись, а дальше что? Ведь говорили же знающие люди, что подобные встречи бывают лишними и ненужными, но с этим Заходеев полностью согласиться не мог. Он-то знал, что для него это свидание оказалось желанным, долгожданным – у него было такое настроение, будто он сделал что-то важное в жизни. Антон крепился, не раскрывал своё душевного состояния, но в душе-то понимал, что сегодняшняя поездка, быть может, последняя возможность заглянуть в юность, увидеть того, о ком всегда думал, и теперь, когда поговорили, попили чаю – на душе полегчало, как к этому факту ни относись. Исчез пробел в судьбе небезразличного человека, и от этого показалось, что пришёл душевный покой. Будто недолгий и сумбурный разговор заполнил пустоту, томившую так долго. И эта поездка – не предательство по отношению в Валентине, а продолжение лечебной врачующей терапии.

Вроде бы не считал себя Антон сильно виноватым перед женой, но маленький червячок помаленьку подгрызал, напоминал о совести. Поэтому, что ни говори, он почувствовал облегчение, когда простился со Светланой, поцеловав её на прощание. Уезжал он с лёгкой душой, с пониманием того важного факта, что съездил не зря – успокоил душу, своим визитом показал прощение, хотя, быть может, Светлана и не нуждалась в нём. Но оно было нужно ему, чтобы спокойно жить дальше. А уж сколько – сколько Бог даст!

Из городка он выехал на шоссе и взял курс на Луховицы, до которых было теперь более ста километров, но он всё равно не спешил, осмысливая недавнюю встречу, вспоминая взгляды, улыбки, слова, какими они выражали себя, и которые он теперь будет хранить как богатство, расходуя его рачительно и душевно. Главное, чтобы сохранилось тепло от встречи, взаимное уважение и надежда на то, что и в будущем она будет одаривать именно этим. Сегодня они сумели закольцевать судьбу, показали сами себе, какие они есть. В какой-то момент промелькнула досада оттого, что поздно он хватился, надо бы раньше встретиться со Светланой, но очень быстро эта досада растворилась в упрёке самого себя: «Зря переживаю. Значит, прежде душа не созрела для такой встречи, а теперь в самый раз». И он повеселел от этой мысли, понимая, что добился, чего хотел.

В середине пути ему позвонила жена, спросила:

– Где-то ты, дружок, запропастился?! А то я волнуюсь. Когда тебя ждать?

Антон ответил легко:

– Как только, так сразу.

От этой безалаберной фразы на душе полегчало, и Антон даже улыбнулся, хотя не мог объяснить себе, что же такого произошло знаменательного, от чего он почувствовал необыкновенную лёгкость. Он, казалось ему, теперь вполне мог воспарить над окружающим миром, понимая, что ушла забота, напоминавшая о себе всю жизнь.

За мыслями он не заметил, как промелькнули сто километров. Ему даже не пришлось заезжать в Луховицы, когда увидел на перекрёстке перед городом торговый ряд из нескольких местных машин с мешками огурцов. Мешки, правда, небольшие, не торгуясь, он купил два и поехал в свой мещёрский посёлок с необыкновенно воздушной душой. Теперь ему захотелось поскорее увидеть Валентину, у которой, надо думать, появятся сразу несколько вопросов, и одним из первых будет такой: «Амортизаторы заменил?» – «Заменил, заменил, – скажет он, – правда, долго в очереди стоял. Зато машина теперь просто плывёт по трассе!»

Антон не знал, поверит ли ему Валентина или нет, но это теперь и неважно. Главное, что он обновил, отремонтировал мысли и чувства. Разве это плохо в его-то положении, когда и приврать совсем не грех.

+