Андрей ЗВЯГИНЦЕВ: "В разных залах фильм "движется" по-разному".

В российский прокат вышел фильм Андрея Звягинцева «Возвращение», завоевавший двух «Львов» на Венецианском кинофестивале. Премьерные показы прошли в Новосибирске (на родине режиссера), в Санкт-Петербурге, Москве. В России для проката напечатано 16 копий. Во Франции — 60 и, возможно, их будет куда больше.

Тем не менее этот фильм —  большой успех режиссера и съемочной группы. Картина выйдет в прокат в  26 странах мира. Фильм выдвинут на «Оскар».

Два брата — Андрей (старший) и Ваня (младший) живут с матерью и бабушкой. Мать зарабатывает, по всему видно, немного. Вдруг нежданно-негаданно появляется отец. Где он пропадал двенадцать лет, неясно, да в сущности и неважно. У него в фильме, как и у матери, собственного имени нет. Отец, папа — и все. Отец берет детей с собой в путешествие на остров. Андрей признает его отцом после первого требования. Ваня отказывается и упорно не подчиняется. В этой ситуации противостояния развивается действие. Суровый отец стремится воспитать сыновей мужчинами в эти короткие дни путешествия: отвечать за свои слова и обещания, не бояться трудностей и препятствий. Идет закалка характера. Но на острове отец погибает, сорвавшись с вышки маяка. Братья плывут назад. У самого берега лодка дает течь и погружается в воду, вместе с нею тонет и погибший отец. Со смертью отца все резко меняется. Уже Андрей, такой робкий, вынужден как старший брат сам решать, что делать, и нести за все ответ.

В фильме передано и нечто глубинное, таинственное, что держит этот не слишком динамичный, хотя и драматичный сюжет, есть богатство деталей и тонкий психологизм актерской, операторской, режиссерской работы. Если просто перечислять происходящее на экране, событие за событием, фильм потеряет обаяние. 

— Андрей, вы всегда говорили, что не хотите пояснять, о чем ваш фильм. Сейчас все газеты полны рецензиями. Что теперь, вы можете как-то прокомментировать отзывы о «Возвращении»? 

— Рецензии — это мнения, это интерпретация, это не авторские слова. Я по-прежнему не хочу говорить, о чем этот фильм, а хочу дождаться, чтобы кто-то мне сказал об этом. Хоть с кем-то я смогу поговорить на равных или нет?! Я не заносчив, просто хочу дождаться и не хочу опережать события. Представьте себе, что мы стоим на берегу моря или озера, смотрим на закат. И я вдруг начинаю говорить: «Вы знаете, какой закат! Какой там лиловый цвет! А там как дивно облака расположились!» Это же глупо. Вы стоите рядом и тоже видите это. Я сделал фильм, и все, он — «вещь в себе». И с ним нужно иметь дело самому зрителю. Я не хочу быть посредником. Это дело очень деликатное, интимное. Если я скажу о чем, меня многие не поймут. Скажут: «Да это разве об этом?» Пусть человек думает, что он видит единственно верное истолкование.  

— То есть рецензии лучше не читать, и пока никто ничего не угадал. 

— Дело не в образовании, не в широте. Не знаю в чем... Либо человек это видит, либо нет. Если видит, какие бы слова я ни употреблял, ему это останется недоступно... Но фильм отзывается в людях. Один человек из Новосибирска мне позвонил и сказал, что сидел в зале и чувствовал, что он — центр этой истории. «У меня такая же ситуация с моим отцом и теперь с моим сыном», — признался он. В людях отзываются мотивы родительского долга, ответственности. Но мне трудно комментировать ту историю, о которой повествует фильм.  

— Каковы ваши ощущения от просмотров, от премьер. Меняются ли они в зависимости от того, какая публика в зале? 

— Михаил Чехов вспоминал, как он играл Гамлета. Двадцатые годы. Спектакль был «целевым». Приходили то красноармейцы, полный зал, то инженеры, то, например, врачи. И Чехов почувствовал, что зал дифференцирован, и отметил, что всякий раз эту роль приходилось играть по-разному. Если в среде интеллигентов можно было тянуть паузу, то перед красноармейцами он не мог себе этого позволить, чувствуя всеми фибрами души: нельзя. Я хочу сказать, что театр, спектакли меняются в зависимости от того, какой зал. Я сам это испытывал, и все актеры поймут, о чем я говорю. Но я не мог себе представить, что это же относится и к кино. Я много залов видел, сидел с разными аудиториями и понял, что фильм по-разному движется. В Новосибирске это был своеобразный «экшен», казалось, что все несется быстро. В другом зале, в другом городе, я чувствовал, что время тянется так медленно, как и не предполагалось. А фильм-то один и тот же. Это в театре актер может изменить игру. 

— Что подтолкнуло вас к этому фильму? Реальные события или... 

— Нашел сценарий. Он мне показался очень хорошим. Реальной жизненной истории за фильмом нет. Искусством правит мир идей. Это то, чем искусство должно заниматься — не житейскими ситуациями, не бытовыми историями. 

— Кто был первым человеком, которому вы показали картину? 

— Продюсер Дмитрий Лесневский. 

— И что он сказал? 

— «Гениально!» Это не обо мне, о фильме. Он сделан большой командой людей, сорок человек, это заслуга их всех вместе. Мы нашли общий язык, контакт, нашли, чем нам жить сорок дней. Именно столько мы снимали фильм. Было трудно, но очень здорово. Фильм снимался на Ладоге.  

— Говорят, что русский зритель принципиально отличается от зарубежного. Что «зацепило», на ваш взгляд, итальянскую публику? 

— Я не знаю и могу ответить только так. Фильм я сделал как считал нужным. Если вы выйдете и скажете, «мне понравилось», я не смогу сказать, за что фильм понравился вам, если вы только мне этого не объясните. Итальянцы аплодировали и кричали: «Браво», «Грация», «Милли грация», «Аплодисменти». 

— В событиях фильма можно найти параллели с другими лентами, например с «Безотцовщиной». 

— «Безотцовщина» — это было давно. Я не выбирал тему, я, повторюсь, искал сценарий, который мне понравился бы. И я увидел, что в этом сценарии есть возможность воплотить идеи, которые мне близки. Но это не темы. Темы — это узко. Социальная тема, политическая тема... Темы — это «низкий штиль». 

— Говорят, что в России невыгодно снимать не блокбастеры. — Не знаю. Я не прокатчик, не дистрибьютор, не продюсер. Знаю, что продюсеры говорят: «Кино здесь снимать невыгодно», но почему-то кино здесь снимают. — У вас есть шанс взять «Оскар». Как вы относитесь к вероятной победе. 

— Никак. Об этом еще рано говорить. Фильм выдвинут, а дальше американские академики будут решать, попадет он в пятерку номинантов или нет. Конечно, попасть хотя бы в число номинантов — событие в жизни режиссера. Уж я не говорю о победе. Но если ты озабочен призами, тебе будет непонятно, что дальше делать. Если думаешь о другом, то приз — рядовое событие. Ну, так случилось. Я не властен ни над ситуацией, ни над фильмом. Все, он живет своей жизнью. Сам. Сам движется, сам куда-то попадает... И что мне делать? Плестись за ним в хвосте? Комментировать происходящее с ним и вокруг него? Зачем?

В самом широком смысле «Возвращение» — о том, что есть истинное и что поддельное, кажущееся, мнимое в этом мире. Например, настоящее и ложное взросление. Где грань, отделяющая одно от другого? В начале фильма компания мальчишек по очереди прыгает с вышки в воду. Кто не прыгнет, «тот трус и козел». Все прыгнули, кроме Вани, самого младшего. Но он и вниз не стал спускаться. Мать, прибежавшая на вышку вечером, стащила его оттуда. Но вот герои на острове, Ваня забрался на маяк и со смертельной высоты готов спрыгнуть вниз, лишь бы отец не приближался, не дотронулся до него. Настоящее взросление — не там, где мальчишеское баловство, а там, где проявляются настойчивость, упорство, твердость, ответственность, целеустремленность. Где есть характер. Идти и не отступать. Падать, но вставать... Тот же вопрос о критериях подлинного и мнимого можно ставить относительно других человеческих качеств. В чем заключаются настоящее становление характера, отцовство и материнство, ответственность за семью и детей, в чем обязанности и долг детей по отношению к родителям и наоборот, в чем, наконец, настоящий смысл жизни человеческой. Существует не одна какая-то правда, а множество правд, и Андрей, признавший отца, в той же степени прав, как и Ваня. И в конце концов, когда тонет лодка с трупом отца, стоящий на берегу Ваня кричит в отчаянии: «Папа!». Признание состоялось, пусть посмертно... В фильме также несколько возвращений. Возвращение отца в семью и другой уход его — в небытие, уже навсегда, и возвращение братьев с острова. Отныне они другими войдут в свой дом. Фильм обращен к каждому, имеет множество подтекстов, предполагает множество зрительских толкований и суждений и, действительно, пересказать его невозможно. Короткая аннотация на афише заведомо будет неверна. «Возвращение» надо смотреть и стоит смотреть.

Виктор БОЧЕНКОВ