Капитолина КОКШЕНЁВА. Отечество в опасности!..

В те дни, когда мы переживали трагедию Беслана, когда проявление злобы и животного варварства нелюдей сковывало разум, вдруг стало ясно – во всем происходящем отразились все наши тайные и явные болезни. Неужели нужна невинная кровь, чтобы мы все вмиг стали единой нацией, народом? Неужели нужны детские смерти, чтобы кто-то впервые за долгие годы на телевидении не надсмехался над патриотизмом? Почему мы платим такую страшную цену за естественное человеческое состояние?
У нашего государства давно уже нет скрепляющей народ большой идеи. Нет потому, что политтехнологи хотели бы, начиная с гайдаровских времен, изобрести нечто никогда не бывавшее в России, слизывая западные образчики в общественной жизни и в экономике, в образовании и культуре. Но у нашего народа оставалась любовь к Отечеству, что проявлялось и будет проявляться всегда, когда «Отечество в опасности!». И сегодняшняя война, объявленная России, еще раз подтвердила эту вечную правду.
Но все дело в том, что не лучшие люди, не добрые люди России, а «профессионалы» превращают нашу жизнь и наши чувства – такие теплые, такие достоверные – в информационное пространство. И в этом пространстве уже давно идет еще одна война – с отчизнолюбием (так по-старому) или с патриотизмом. Кто не помнит то море ненависти, что было выброшено СМИ на советский патриотизм, на нашего человека, презрительно и настойчиво называемого «совком»? Кто не помнит, что всех, не желающих жить вприпрыжку, не желающих ерзать по указке «либералов» называли «красно-коричневыми»? Именно хозяевам постсоветской идеологии, зачинщикам «новой жизни», выбросившим первыми партбилеты, был мерзок и отвратителен не просто «советский патриотизм», но и патриотизм вообще, а русский в особенности. Он был совершенно невыгоден, да и попросту опасен в тот момент, когда надо было хапать как можно больше – одним «суверенитета», другим – нефтяных скважин.
Вообще эти люди вполне несчастны, коль дожили до такого нравственного состояния, что им было уже абсолютно все равно, что происходит в стране. А в стране – дети падали в обморок от голода на уроках, смерть косила людей, будто у нас шла война, молодые уходили в бандиты и проститутки. «Хозяева жизни» и озвучивавшая их мысли и настроения журналистика, потеряли (или сознательно захотели потерять) интерес к своей родине. Отчизна стала чужой – «этой» страной.
«О, родина святая! Какое сердце не дрожит, тебя благословляя?..», – так говорили русские поэты в годы отечественных войн. «Тихая моя родина», – молитвенно шептали уста русских поэтов в мирные времена.
Так знакомы ли эти чувства тем, кто превращал подлинную и сложную жизнь в «набор коммуникативных элементов», в сенсации и сплетни? Конечно же, нет. Не знают они об этом восторге, об этой торжественной радости и проникновенной нежности к родной стране. Не будем завидовать их «счастью», – как же надо было измениться (точнее сказать – извратиться) человеку, чтобы он напрочь утратил естественное, органичное чувство родины?!
Приведу пример, который никогда не понять деятелям нового калибра. Писатель Леонид Бородин 11 лет провел в советских лагерях как политический заключенный, но в его автобиографических воспоминаниях нет ни капли ненависти к советской России. К тому же он пишет, что в юные годы очень любил Сталина и считает эту любовь естественной. Это нормально – любить главу государства, и потому что это твое государство, и потому, что жизнь вообще правильно начинать с любви, а не с ненависти.
Потому я не понимаю такого раздраженного отношения, как со стороны «патриотической» интеллигенции, так и «демократической», к молодежному объединению «Идущие вместе». Не так уж много молодежных объединений, способных прямо и по именам назвать антигосударственных и антикультурных «деятелей».
Патриотизм – чувство естественное, поэтому историей нашей Родины мы не только не должны, но не имеем права стыдиться. Мы можем спорить и не соглашаться с чем-то человеческим, слишком человеческим или нечеловеческим, бывавшем в ее судьбе, но испытывать стыд за нее – помилуйте! А если это чувство естественное, как естественно наличие, например, головы у человека, то отсутствие чувства патриотизма – это утрата здоровья. А поэтому, мне кажется, что количество покалеченных, а также пребывающих в коме, множилось до недавнего времени опасно быстро. Так что утрата святого чувства родины, будь оно личное или публичное, – это страшная потеря. Потерявший любовь к родине может и не осознавать потери, но она все равно даст о себе знать. Глядишь, в такой прагматичной и самодовольной семье дети не просто в ссоре с родителями, а алкоголики и наркоманы. Старшие заплевали родину – младшие обязательно загадят родной очаг – дом. И дом лишается высокого счастья, когда душа лишена родины.
Патриотизм был осмеян, освистан, оклеветан и извращен. Особенно досталось «советскому», как когда-то «царскому». В «интеллигентных кругах» произносить это слово было просто неприлично. А если ты посмел назвать себя «патриотом», то тут же мог быть припечатан демократическим клеймом к врагам реформ и вообще всего прогрессивного человечества.
Кто же спорит, что советский патриотизм был жестко регламентирован; был со всех исторических и духовных сторон обрезан (можно, например, было восхищаться полководцем Суворовым, но любить весь век Екатерины Великой – нельзя, как нельзя было знать и почитать великих христианских подвижников всех веков). Да, он, этот патриотизм, выглядел местами бедной «сиротинушкой», местами был лицемерен, любил пышность и парадность, навязчивую плакатность… Так давайте освобождаться от этих недостатков, но не оскорблять народ за то, что он так любил свою родину. И в советском патриотизме оставалось подлинное ядро, неприкосновенный запас, оплаченный народной кровью. И этот патриотизм никто не имел права не то, что ставить под сомнение, но и вообще косо смотреть на него! И все же посмели – разорвали в клочки историю, оскорбили чувства советского патриота, какими обладали и до сих пор обладают по крайне мере два поколения современной России.
В песне о России народной певицы Татьяны Петровой есть слова: «Я не боюсь твоего бездорожья». Конечно же, речь идет не о том, что на великолепных иномарках вглубь России далеко не проедешь. Речь о том, что любить родину в силе и славе легче, – а вот любить ее в горе гораздо труднее. Собственно, наш народ так и любит – несмотря ни на что, несмотря на «беспутье» и «бездорожье» бесконечных реформ.
Можно найти тысячу и один способ «изменить своей государственности», как писал русский публицист рубежа XIX-XX вв. М.О.Меньшиков. Верность государственности теснейшим образом связана с патриотизмом. Именно на почве отрицания государственности столкнулись две непримиримые силы в 90-е годы. Одна, вырвавшая власть, ненавидела советский строй. Другая – ненавидела наше современное, образца 1993 года, государство. И те, и другие, говоря словами Карамзина, полагали оскорбительным «называться сыновьями презренного отечества». Как всегда, разладом воспользовались хитроумные третьи, отказавшиеся от всякого государственного патриотизма вообще. Я бы сказала, что в обществе появилась новая психофизическая болезнь – патриотофобия, которой повально страдали почти все СМИ (за очень редким исключением) и большинство публичных политиков.
Но на протяжении всего XX века сохранялся личный патриотизм: одни после 1917 года навсегда увозили с собой в эмиграцию свою Россию, другие с верой и самоотдачей строили на родине новую Россию. Но вот с официальным, то есть общественным патриотизмом все обстояло гораздо сложнее. Наверное, как в 1917, так и в 1991 году «критика действительности», то есть разрушительные тенденции преобладали над созидательным началом. Критика ближайшей (советской) истории, как и всей исторической судьбы России, велась в последнее время непрерывно, неустанно и регулярно. Критика, естественно, нужна – нужна ради правды, постоянного очищения наростов кривды от истины. Но если эта критика непрерывна и длительна во времени, то неизбежно (что с нами и случилось) любовь к родине начинает убывать, глохнуть, гнить и плесневеть как колодец, в котором никто годами не черпает воды. Происходит процесс «охлаждения патриотизма».
Если так упорно долдонили в перестройку о том, что литература у нас не великая, история – пособие для неудачников, кино – лакировочное, песни – ложные, если целое поколение только это и слышало, то почему бы не увлечься со всей страстью мексиканскими сериалами, американским «передовым» кино, европейскими формами антиискусства, путешествиями (пусть виртуальными) в чужие, такие всегда чистые, сытые и веселые, земли? В конце-то концов, почему бы русскому, живущему в вечно негативной социо-культурной среде, не полюбить Испанию или Китай?
Вот и еще ниже упал градус патриотизма, приближаясь к критически низкой температуре. И тогда не стало жаль страны, имя которой Россия, – почему бы ее тогда и не грабить? Согласитесь, что после 1991 года нам всем предложили ее «немножечко» пограбить, а за спиной нас, повязанных этой возможностью, стояли люди, грабившие Россию уже всерьез и надолго.
Патриотизм оказался на точке замерзания. Большинство, как и не трудно было предположить, оказалось у разбитого корыта. Отчаяние и кромешная бедность опять воззвали: «Это всё Рассеюшка! Мы – рабский народ, нет в нас ничего государственного!» Тогда на нас пошли воевать, взрывать наши дома, самолеты, убивать наших детей.
Сегодня мы начинаем понимать, что позиция отрицателей любой формы государственности России слепа и однобока. Старые патриоты (общественные деятели, руководители партий) должны были находить в себе силы любить несчастную, пребывающую в смуте, Россию. Разве мать, у которой болен ребенок, бросит его и пойдет в гости? Уже в ажиотаже перестройки не видели, что перед ними не новорожденная Россия, которой год-два, и которую надо «воспитывать и ставить в угол», а Россия тысячелетняя. Не «новая Россия», о которой нам все уши протрубили, а многовековое великое государство. И отказаться от любви к нему, как и вести в сторону ненависти к государству всю страну – это, значит, совершить безумный поступок, последствия которого сейчас мы пожинаем в жутком облике интертеррора, для которого «нет отечества и нет национальности», по оценке все тех же СМИ. А если это так, то логично задать такие вопросы: стоило ли так «глушить» русский патриотизм, как прежде глушили «Голос Америки», и хороша ли эта – вненациональная и внеотеческая жизнь?
Мы только-только начинаем делать первые шаги по утверждению государственного патриотизма. Он был всегда и должен быть всегда: и любителям необузданных и безответственных свобод с этим все же придется смириться. Сам по себе официальный патриотизм может быть тогда состоятельным, то есть внутри себя оправданным, когда наполнится не словами, а делами – тогда никто не будет спрашивать: «За что мне любить Россию? Как мне ее любить, если мне в России нечем гордиться?» Сейчас не только от политиков, но и от СМИ будет зависеть – станет ли официальный патриотизм фальшивым и вынужденным, заискивающим и выгодным или все-таки он будет принят, подхвачен нашим народом.
Нельзя принять закон, по которому бы в России утверждался патриотизм и насаждалась любовь к Отечеству. Ни любовь, ни патриотизм никаким законом или высочайшим указом не назначишь. Но начинать восстанавливать фундамент для этого великого чувства еще не поздно. Еще далеко не для всех родина – «уродина» и чужбина. Любить Россию все еще есть кому.