Геннадий СТАРОСТЕНКО. Русская Рамаяна. Анти-детективный роман. (Фрагмент).

Пора возвращаться. Еще пару дней назад следовало бы побросать вещички в машину и давить на газ до самого Владивостока. Тарас думал, что ему и трех дней хватит на побывку – вымести грязь из мазанки, покрасить сварную пирамидку на могиле бабы Шуры, половить чилимов в океане и просто побалдеть на его берегу.
А получилось так, что он уже здесь почти неделю. Пирамидки не оказалось, цветмет. Пришлось выстроить временную имитацию из жердей. Стояли солнечные первые дни октября, но вода в океане была довольно теплая. Он даже несколько раз купался. Уезжать не хотелось.
Поселок вымер еще семь лет тому назад. Вымирал долго и мучительно. Он был невелик даже в период расцвета, а ветшая и приходя в запустение сжимался, как шагреневая кожа. А столетие тому назад был заселен по большей части переселенцами с Вятки. Всего-то и было когда-то - дюжина бревенчатых дворов и две мазанки малороссийского происхождения.
Все это стояло почти за версту от берега, в мелкосопочной распадинке. Видно, деды-основатели постеснялись селиться на самом берегу залива Петра Великого – как не имевшие рыбацких корней. Не мореходы. Уроженцы северных лесов, судьбой заброшенные аккурат на самый край земли, на всякий случай чуток от него отступили.
Тараса не раз манило поразмышлять, что за лихо сорвало далеких прадедов с родимого обиталища. Сказки о земле обетованной, посулы ли государя или просто желание уйти от горя горького в те края, куда тому не ходко? Но вот то, что осели не на берегу, не у лагунки, которую и бухтой назвать не грех, а подале, отгородясь от ветров, - это разумение поселенцев было ему по сердцу.
Самый край – он и есть самый край. Впереди океан, а ниже только Славянка и Посьет. А за ними Юго-Восточная Азия-с в полный рост.
Было тут и поселенье казачьего роду. Эти еще раньше осели и сразу к воде шагнули, долго не думали. На следующее лето их водой вместе с избами посмывало. Отступили, но от воды не ушли. Не медля же и за рыбный промысел взялись. Странно: жили у воды, а назывались однако хутором.
Вослед кому-то из классиков Тарасу любо было думать, что дух покорения пространства гнал казака все дальше на восток – и вот он океан, земля окончилась, а дух остался…
Когда-то здесь были и другие соседи – маньчжуры, подвид китайцев или корейцев. Скорее корейцев… бежали когда-то через Туманган-реку на север. Из русаков мало кто интересовался, что за беда их понесла с родимой сторонки. Ну, прибились – и бог с ними, кто и что там только ни прибьется к этим берегам. Тихий океан – он всех принимает. Да и за десять верст их деревня в три строеньица, соседство близким не назовешь. А опустела та деревня перед самой войной.
Все в ней давно истлело, упавшие в себя крыши покрылись мхами, а сама эта древняя стоянка беженцев проросла лесом и стала казаться горсткой лесных партизанских землянок и блиндажей. Никому и не мнилось, что та же участь уготована и Поселку.
Деду тогда понадобилось добыть в той забытой деревне всякого скобяного добра. Отец народов дал ее обитателям всего несколько часов на сборы. С того времени сюда и наведывались мужички – в поисках того немногого, что оставили за собой поневольные переселенцы. Уже и брать-то было нечего, уже и посгнивало все, а мужикам забава – на «раскоп» сходить.
Вчера Тарас наведался туда на «джипе тоеткиной». Так назвал черный «лэнд-крузер» человек из команды Ивана Федулова, совладельца одного из местных пароходств. Человек этот передал ему ключи от машины. Он был чрезвычайно подвижен и колобкаст. Это было во Владике неделю тому назад. Еще он советовал Тарасу быть поосторожнее, по ту сторону залива появился людоед.
Тарас находил ностальгическое удовольствие в этих перемещениях по побережью. Если далеко – садился в «джипу», но больше пешком – побродить по сопкам. Думалось обо всем как-то сразу – на океанских ветрах думалось легко и масштабно, хотя и стихийно. Ничего до конца не додумаешь. Но каждый раз, возвращаясь в Поселок, он испытывал грусть вперемешку с отчаяньем. Он дорого бы заплатил за то, чтобы продлить дни старикам. Ведь и есть чем, теперь он богат. Да хоть бы и своими собственными годами жизни.
Странно все-таки… почему этому колобку так интересно звать лэнд-крузер «джипой тоеткиной». Зачем? Здешние в общем не любят играть в слова, хотя люди есть разные. К тому же джип – он и в Африке джип, не говоря уже о России. Как им не крути, его все равно не русифицируешь. Ни постфиксов, ни окончаний, ничего такого. Его природная морфология никак не взаимодействует с отечественным словообразованием. Оно трижды нерусское, это слово, хотя и заимствовано было с легкостью. А этот вот колобок решил вдруг его одушевить и одомашнить...
Странный тип. И даже не столько колобок, сколько гибрид бандита и какого-то лесковского мечтателя. Совершенно невообразимая смесь.
Тигра Колобок называл котом. Ничего удивительного, многие его здесь так называют. Кот – он и есть кот, он и в Африке… Колобок рассказал, что по другую сторону залива уже погибли двое, от одного нашли только ботинки в кустах. У несчастного под вечер сломалась на тракте машина. Он открыл капот и стал починять неисправность. А неподалеку, как оказалось, ходил кот. Он долго не думал.
- Меня не утащит. – Тарас вспомнил, что подмигнул тогда Колобку, человеку из команды, и чтобы убедить - хлопнул по крыше «лэнд-крузера».
- Нет, конечно. Тот на жигулях ехал, на «копейке». Жигули – машина добродушная, смешная такая, в общем травоядная, а эта зверь. На джипу он лапу не подымет, хи-ги-ги-ха-ха…
Тарасу уже было известно, что на отстрел людоеда выслали целую экспедицию. Но ни подстрелить, ни иначе извести его пока не удавалось.
- Это, должно быть, не наш. Наши-то по Сихотэ-Алиню бродят. Они так-то на людей не прыгают. Это, должно быть, пришлый какой – бенгальский, - предположил тогда Колобок. – А я котов не люблю, я собака по гороскопу. А они там, в Бенгалии, этих индейцев пачками таскают. По три штуки враз ухватит – и в джунгли.
Странный тип, этот Колобок, человек из команды. Протянул гендоверенность, оформленную на Тараса, улыбнулся зубом желтого металла.
- Так как мне их различать, если придется? Какой ваш, какой не ваш? – спросил тогда Тарас, кладя доверенность в бумажник, к правам поближе.
- Да вы не берите в голову. Кого не надо, не допустим.
В тот день Тарас обогнул залив на хорошей скорости меньше чем за четыре часа, и почти все это время зеркала заднего вида не покидала какая-то черная «субару». А мордастые стражи дорог от столицы Приморья почти до Артема, всмотревшись в номера его «лэнд-крузера», меняли осанку с нахально-развалистой на подобострастную.
Так и было, прилепили тайный кортеж сопровождения. В зеркало же Тарас подсмотрел, как один из гаишников козырнул тем, кто сидел в «субару». А он ведь просил – не надо никаких сопровождающих. Он ведь и приехал сюда инкогнито, потому что хотел побыть один. Даже черные очки нацепил – в самый раз кинозвезда на отдыхе.
 

Он просто хотел вернуться ненадолго в детство, зайти в сухой док воспоминаний, содрать с себя налипшие к бортам ракушки со всякой слизью и морским дерьмом. Хотел наслушаться волн и надышаться йодом океана. Нужно было отмокнуть, вот он и вернулся к воде.
Ему пообещали полнейшее инкогнито и что тревожить не будут, но звонили каждый день.
Так Тарас Боженко отправился один в родной Поселок на три дня, не больше. С чего он решил, что можно планировать чувства… И вот он уже целую неделю здесь. За это время трижды выезжал на тракт и дважды натыкался на какой-то патруль, причем однажды патрульный «уазик» стоял прямо у своротка к Поселку.
Ночи уже стояли прохладные, и по вечерам он топил печь, которую подлатал и замазал в первый же день. Нашел на чердаке старинную акварель с тигром, которую дед однажды прихватил «с раскопа».
- Це тигр! Такого я и стрельнув у пятьдесят шестом, - хвастался дед Казимир, разворачивая шелковую акварель размерами с шарф или полотенце.
- Да будет те брехать-то, Казик! – напускала возмущения баба Шура. – Стрельнуть он его стрельнул, а убить не убил. Только ранил.
- Святая мадонна, так ведь не побрехав и правды не скажешь! – Озорно таращил глазища и тряс бородой дед Казимир. – Так ведь, Тараска?
Он всегда так смотрел на людей – с озорным лукавством, зорко и ярко, как со вспышкой. Но к внуку относился с пристрастием. Тарасу приходилось кивать в знак согласия. Не кивнешь – переспросит с упреком и суровостью. Деду нужны были знаки почитания и повиновения. Дед вообще любил потиранить близких, хотя больше из дурачества, чем всерьез.
- Уж таковски я устроен. И шобы ша – шобы цыц мне возражать! Если дед говорит тебе, Тарас, шо белое – это черное, значит це так и буде!
И еще он любил рассказать про старца, который велел своему ученику посадить саженцы корнями вверх. Тот ослушался и посадил их как и положено – корнями вниз. Когда старец стал его упрекать, тот запротестовал: но отче, так ведь ничего бы не выросло. Ошибаешься, ответил старец, выросло бы твое послушание.
Дед Казимир был колоритнейшим из людей, с которыми Тарасу доводилось общаться в детстве. Он был классическим карикатурным Дядей Сэмом – каким его рисовали в газетах. Худ, высок, носат, кадыкаст и с кривой бородкой. Еще он носил подтяжки, что все прочие мужики в те поры посчитали бы во срам. А он носил – и хлестко так щелкал ими по животу.
- Будет тебе, Казик, откомандовался. Чай не в Красной Армии, - возвращала его в действительность баба Шура.
Прежде дед служил в Посьете старшиной. Вышел на пенсию в пятьдесят, и оба они вернулись в Поселок, откуда и происходила баба Шура.
- Усе, нехай другие за Советский Союз кровь проливают! – У Тараса перед носом, подобно маятнику метронома, раскачивался его длинный палец. – А у меня теперь одна задача двуединая – глядеть и на звезды смотреть, та й на море любоваться.
У деда была коллекция биноклей и подзорных труб. Плюс настоящий телескоп на штативе. Все это было предметом неувядаемой гордости деда Казимира и поклонения поселковой детворы. А когда Тарас с матерью привезли ему в коллекцию театральный биноклик однажды, дед Казимир от неожиданности замолчал, посерьезнел и все поглядывал на внука исследовательски – вот ты уже каков, подарки мне даришь…
Дед у Тараса был по рождению католиком и божился увлекательно, поминая Святую Мадонну и Деву Марию. Тарасу представлялось, что это разные лица.
Дед никогда не матерился, хотя лихости в нем хватило бы на всех окрестных мужиков. Но в те годы матерной брани мужики где могли избегали, не то что теперь.
Сходство с карикатурным Дядей Сэмом не мешало деду Казимиру оставаться красавцем. Наружность у деда была щегольская. Он любил сказать, что собственный дед его был гусарского звания ротмистр. В доме было несколько стенных зеркал, и не было случая, чтобы дед проходя не осмотрел себя с достоинством и не поправил уса в зеркалах. Не помнилось и случая, чтобы в зеркало гляделась баба Шура. Должно быть, смолоду не чуяла в себе красавицы. Она и волосы-то расчесывала у окна сидя и в окно глядя.
- Дюже сметлив ты, Тараска. Видно, большая судьба тебя ждет. – Щурился на внука дед Казимир.
 

Родители Тараса трагически погибли, когда ему было всего десять лет. С того года на лето его забирали в Поселок старики, а на осень отправляли во владивостокский интернат, потому что нужно было учиться. А в семнадцать он улетел в Москву учиться дальше.
Старики стойко держались до конца. Помощи не просили и обузой быть не хотели, хотя и знали, что внук уже встал на крыло и в средствах стеснен не был.
«Нам здесь хорошо у моря, - бодрилась баба Шура в письме внуку. – Раз у нас все здесь повыродилось и жизнь на ладан пошла, значит в ином каком месте возродилася».
Двенадцать лет тому назад ушел из жизни дед Казимир Вальцевич, на три года пережила его баба Шура. А семь лет назад завершила процесс депопуляции Поселка старожилиха бабка Лиза.
Девять лет тому назад Тарас смог добраться до Поселка едва на второй день за похоронами. Крошечная бабка Лиза, в белом плате да истлевшем ватнике, проводившая ее в последний путь с собесовцами из Славянки, от расспросов открещивалась.
- Ну, как… помаялась она – так и всем не миновать. За ней-то я была последницей, все было кому досмотреть. А за мной-от кто досмотрит, когда помру? А ты вот три года и носу не казал. Эх, горе мое несчастье, кто ж от меня крыс отгонит, когда душа с меня денется?
- А меня вспоминала?
- Эх, вот и талдыкнет же! Да что вспоминала, чай ждала. А как-от померла-т знаешь? К ей дворняжка прибился Тишка. Еще Казимир Арнольдыч жив был. Веселый был лохматый, белого цвету. А надысь он то залает, то как заскулит ночью. И все – смолк. И нету его… Тигра за им приходил, ага… Вот она сразу после того и в хворь. Я ей все пельмешки носила. А она нет – ни в какую не буду. А сама и говорит… Это он, говорит, не Тишку взять приходил, а с Тишкой мою душу взять приходил. Очень она любила собачку. Ой, да кто приходил-от? – спрашиваю. А тигра, говорит. А через неделю и затихла сама. Тихо так ушла, вот бы и мне бог дал…
Бабка Лиза ухватила его своей крошечной ручонкой под локоток, велела пригнуться и на ухо так нашептала:
- Разумом она, Тарас, похужала. Мерещилось ей всякое. Еще до того хотела отнесть на корейско пепелище эту акварелю – что с тигрой. Это ж втемяшется ж такое – и поперлась.
- А зачем? – Тарас отстранился от старушачьего тлена.
- А не любила она эту акварелю. Да шут ее знает… А дед твой, когда нас покинул, она ее на чердак забросила. А потом и вовсе потащила – ить черт-от куда потащила-т. Чай, туды и в полдня не дойдешь. А, говорит, там ей место.
- Ну? – Тарас торопил ее рассказ. Тогда ему было двадцать семь, он был всецело занят собой и еще не научился слушать стариков – и особенно старушек.
- Ну, так и не дошла, говорит. Сердечко затюкало. Так-от в лесу и бросила акварелю ту. А как ей помереть, твоей бабе Шуре, так накануне Тишка, говорит, и несет из лесу ту акварелю. Нашел в лесу, балбес такой…
В общем было за что себя корить. Старики ждали тебя в последние годы, - ныл ему внутренний голос, - а ты отделывался двумя-тремя письмами в год. Отстань, невротик, - отмахивался Тарас, - просто у меня не было времени.
Со дна реки воспоминаний чего только не зацепишь – только наживки не жалей. Потом сиди и тоскуй по тем, кого уж много лет как нет на белом свете. Надо сегодня же собраться в обратную дорогу.
Мальчишкой, еще родители были живы, он обращался в священный трепет уже за месяц до поездки в Поселок. Он ждал могучих объятий деда Казимира и бабушкиных – мягких и сердечных, как и ее пироги.
Детство кончилось в десять лет – со смертью родителей. Они летели с Курил и разбились при посадке. Целый год Тарас прожил в Поселке, отогреваемый стариками, школу пришлось на год же и оставить. Деду взбрело на ум вернуться обратно в Посьет, где можно было пристроить внука в школу, но тот сказал твердое нет. Он знал, что дед не хотел туда возвращаться, хоть там и сказочные черные скалы в море стоят. Дед жаловался, что у него от тамошней воды половина рта повыпадала.
По твердости духа – со смертью отца с матерью – он теперь и взрослых превосходил, не то что сверстников. А жизнь ему нередко рисовалась в картинках-символах. Он них же исходила обратная связь – он словно бросал в болото гать, чтоб опереться на нее и двигаться дальше.
Но были в числе этих символов и странные, были и страшные, и манящие. Так, в хищном оскале красного тигра с акварели, что висела когда-то на стенке в сенцах, ему мерещилась сама загадка гибели родителей. Можно было медленно вести пальцем по ощерившейся пасти, следуя всем ее изгибам, и в каждом повороте линии ощущать мурашками всю безысходную необъяснимость трагедии бытия и мира.
Тигр – особая история на Дальнем Востоке. Здесь каждый может рассказать кучу легенд, небылиц и верных трагедий, связанных с большой кошкой. Ее ни с чем не сравнимая властная грация и огромность – они же и великая опасность для человека. Тот самый случай, когда красота – страшная сила.
Тарас был с детства зачарован рассказами о тигре. Довольно часто можно было слышать в разнотолках: здоровенный самец в один прыжок перескочил через тракт перед самой машиной (из кустов в кусты махнул – все десять метров)… полосатый кого-то утащил у самого Уссурийска… тигры редко нападают на русских – больше на азиатов… в тайге тигр сожрал у охотника двух лаек…
Здесь, в Поселке, на излете Восточно-Маньчжурской горной области, у самого его впадения в Тихий океан, большая кошка была не просто темой вечерних пересудов. Бывали времена, когда она становилась реальной опасностью для окрестного населения.
Особенно не любил тигра дед Обознов, один из древнейших здешних обитателей. И звал-то его всяко – и «драным котом», и «тварью заповедной», и «маньчжурским вором». Еще перед войной при отлове тигра зверь порвал ему брюхо. Уже и связали его, а он лапами сучит – да и высвободил одну… Дело довершила старческая подагра. Не забыть его косматых седых бровей и в Бабу Ягу скрюченной фигуры.
- Катком тебя будем прямить, - подъегоривал его Казимир Вальцевич.
Тот скалился злодейски:
- Как бы тя самого кошак лесной не скорючил.
Были в Поселке и свои приметы по большой кошке, были и свои запреты. По лесам народ ходил сторожко, только опытные мужики далеко в сопки уходить отваживались. За детьми всегда досматривали. Пусть лучше уж по лагуне бегают, чем в тайгу вадятся.
Была здесь и рыбацкая артель, отросток соседнего рыболовецкого колхоза. Был, да двадцать лет тому назад обломился. Молодые все поуезжали – кто в Находку, кто в Ванино, кто в Корсаков. Остались одни деды – либо, как старик Обознов, согнутые в дугу, либо вовсе радикулитчики несгибаемые. Дед Казимир в артель не шел, был счастлив вполне своей старшинской пенсией, но без работы не сидел. Не в городской же квартире, на своем дворе работа сыщется всегда.
Предметом гордости и культа в артели был латаный-заплатанный траулерок. По всем признакам, это был скорее мотобот – ни осанкой, ни размерами, ни такелажем не вышел. Но поскольку ни царь-пушек, ни эрмитажей, ни каких-либо прочих успенских соборов в Поселке не было, то главной его достопримечательностью и памятником старины стал этот траулерок. Особенно с того дня, когда его тайфун выбросил на берег и завалил на бок.
Дед Казимир лично переносил по одному, а то и по двое в год, артельщиков на погост, а когда туда в иной раз наведывался, не забывал к каждой оградке приникнуть со словами:
- Приветствую, граждане отдыхающие. Скоро к себе не ждите. Пока соби католическу усыпальницу не зроблю, не лягу. Ну, добре, Егор, бывай. Пойду до Ванькиной могилки…

Декабрь, 2004.

 

 

Tags: 
Project: 
Год выпуска: 
2005
Выпуск: 
8