Галина ХЕМЕРОВА. Буханка хлеба.

Сюжетом для этого рассказа послужили воспоминания участника Великой Отечественной войны Ивана Васильевича Сологубова, моего земляка, всю свою жизнь прожившего в поселке Шатурторф Московской области.
До войны проживал Петька Соловьев в небольшом подмосковном поселке. Нравился ему поселок или нет, он как-то особо не задумывался. А вот школа ему нравилась. Была она деревянной, бревнышко к бревнышку, с высокой покатой крышей, большими светлыми окнами и широким крыльцом. Перед школой красовался большой яблоневый сад, а позади была расположена спортивная площадка, на которой проводились уроки физкультуры. Физкультуру Петька любил. По математике или по русскому языку успевал лишь на «удовлетворительно», а вот по физкультуре были у него одни пятерки.
Старшеклассники подсмеивались над учителем физкультуры Николаем Ивановичем Носовым. Лет ему было сорок с хвостиком.Был он невысокого роста, лысоват, с короткими руками и ногами, с круглым животиком. На первый взгляд казался он очень неповоротливым. Но когда Николай Иванович выходил к волейбольной сетке, не было ему равных по ловкости и прыгучести. Он так ловко «гасил» мячи, так высоко подпрыгивал, доставая любую подачу, что его команда всегда выигрывала.
Петька обожал Николая Ивановича и очень переживал, когда старшеклассники называли учителя за глаза пузатым мячиком.
Став старшеклассником, Петька и сам не заметил, как тоже стал употреблять это прозвище в адрес учителя. Иногда они вместе с остальными ребятами подстраивали мелкие пакости: то мяч в укромное место спрячут, то прибьют гвоздями калоши Николая Ивановича к полу, проникнув незаметно в его раздевалку, а то еще хуже — умудрятся послать сильным ударом мяч учителю в ухо.
Окончив восемь классов, Петька подался в ремесленное училище. К дальнейшей учебе он интереса не испытывал, хотелось поскорее получить специальность и начать зарабатывать деньги. В «ремеслухе» нравы были покруче, чем в школе.
Петька начал курить, успел попробовать самогон, научился драться. Но по ночам снились ему родная школа, спортплощадка и Николай Иванович.
Однажды парень пришел по старой памяти в школу на урок физкультуры к Николаю Ивановичу.
— Ну что, Петя, соскучился по волейболу? — заговорил с ним учитель, присаживаясь рядом на скамейку после звонка.
— Да как сказать... — смущенно промямлил парень, не смея признаться, что он действительно соскучился.
— Я слышал, ты курить начал. Негоже в твоем возрасте. Надо бы подождать чуток, — продолжил Николай Иванович разговор.
— Да это я так, больше от скуки. В училище физкультуры нету, — начал оправдываться Петька.
— Знаешь что? Приходи через две недели. Я буду набирать команду в спортивный лагерь. Только курить надо бросить. Придешь? — предложил Николай Иванович.
— Обязательно приду! — обрадовался Петька.
Но через две недели началась война...
Был жаркий полдень. Почти все жители поселка пришли на железнодорожную станцию провожать на фронт своих односельчан, среди которых была группа учителей из поселковой школы. Учителя физкультуры Петька увидел мельком в самый последний момент, когда серая толпа ополченцев вносила его в тамбур вагона. Парень рванулся вперед, снял с головы кепку, замахал ею и закричал: «До свидания, дорогой Николай Иванович, возвращайтесь с победой!»
Шел 1943 год. Не по-весеннему холодный мартовский ветер набирал силу, швырял налево и направо жесткое крошево снега, продувал до костей. Петр Соловьев порядком окоченел, лежа на дне неудобного узкого окопа. Вот уже третьи сутки их взвод пытался взять небольшую высоту. Вот и теперь атака наших была отбита, и оставшимся в живых бойцам приходилось снова дожидаться темноты, чтобы под ее покровом пойти на прорыв. Последний сухарь Петр доел еще вчера утром, во время короткой передышки. Фляжка тоже опустела.
Вверх взвилась красная ракета, заработали пулеметы, заглатывая последние ленты, и совсем рядом хриплый голос командира позвал в очередную атаку. Петр с трудом оторвался от стылой земли.
Он полез из окопа, неуклюже перебирая негнущимися закоченелыми ногами, и вдруг ослепительно-яркая вспышка поглотила его целиком, а потом начала заталкивать в черный и длинный туннель, в котором совсем не было воздуха.
Очнулся Петр от яркого света. Он резко открыл глаза: в окно светило солнце. Петр чуть-чуть приоткрыл веки и увидел свою забинтованную левую руку. Он попытался повернуть голову, но наткнулся на невыносимую боль и громко застонал.
— Вот и хорошо, что очнулся. Долго ты, брат, с того света возвращался. Пульс удовлетворительный, — проговорил усталый военврач. — Будем отправлять в тыл, подальше, в госпиталь. Кладите раненого на носилки и несите к машине.
Вошли двое военных с носилками. Они осторожно подняли с топчана плащ-палатку, на которой лежал Петр, и осторожно опустили ее на носилки.
— Заноси вперед аккуратнее! Да не урони! — проговорил негромкий голос, который показался Петру очень знакомым.
«Откуда я знаю этот голос?» — силился вспомнить он.
Носилки опустились на пол, и до боли знакомое лицо, откуда ни возьмись выплывшее из далекого детства, приблизилось к глазам бойца.
— Николай Иванович! Не может быть! — прошептал Петр. — Николай Иванович, дорогой, это же я, Петька Соловьев, ваш ученик! Как я рад, что вы живы!
— Господи, Петя! Вот так встреча! Надо же, где судьба свела! А я тебя и не признал. Голова-то у тебя забинтована, — взволнованно заговорил Николай Иванович.
— Я ведь здесь совсем случайно оказался. Возвращаемся мы с товарищем из госпиталя, догоняем нашу часть. Сказали, что нас может захватить попутка. А пока попросили нас помочь раненых в машинах разместить.
— Вы были ранены? Серьезно? — забеспокоился Петр.
— Что ты, что ты, не волнуйся! Ничего серьезного, быстро заштопали. Вот опять на фронт еду. И ты обязательно поправишься! Мы с тобой еще обязательно встретимся и в волейбол сыграем! — уверенно проговорил Николай Иванович.
В эту минуту хлопнула входная дверь, в помещение вихрем ворвалась молоденькая сестричка и затараторила: «Кто тут попутку дожидается? Кому ехать? Бегите к складу, сейчас машина подойдет!»
— Пора мне, Петя. Ехать надо, чтобы засветло до своих добраться. Жаль, толком и не поговорили с тобой. Вот оказия! И подарить-то тебе на память нечего! — с грустью проговорил Николай Иванович. — Разве что вот это?
Он развязал вещмешок и вынул оттуда целую буханку ржаного хлеба.
— А как же вы-то без хлеба? — забеспокоился Петр.
— Я себе еще добуду, тебе буханка нужней. Ну, Петя, давай прощаться. Не поминай лихом!
Николай Иванович наклонился, поцеловал Петра куда-то в нос и шагнул к двери.
Из глаз Петра полились слезы. Эта неожиданная встреча взволновала его до глубины души. Рука его все еще продолжала сжимать буханку хлеба и Петр вдруг почувствовал звериный голод. Он начал отламывать дрожащими пальцами маленькие хлебные кусочки и осторожно глотать. И, глотая эту живительную мякоть пополам со слезами, он дал себе слово, что обязательно придет в гости к любимому учителю после войны с гостинцем. Это будет большая буханка ржаного хлеба.
Закончил Петр Соловьев войну в Варшаве. На его гимнастерке блестела среди прочих наград самая дорогая для него медаль «За отвагу». Демобилизовался он осенью 1945 года в звании капитана. Оставаться в армии не захотел, вернулся в родной поселок.
В первый же день приезда он решил, что непременно повидается с Николаем Ивановичем, как только закончатся семейные торжества по случаю его прибытия. Два дня гуляли друзья, соседи и многочисленная родня Петра. На третий день, ближе к полудню, Петр Соловьев отправился в школу.
Сердце гулко застучало, когда он вошел в ворота школьной ограды: далекое детство выбежало к нему навстречу. Он быстрыми шагами прошел по дорожке, взбежал по ступенькам крыльца, рванул на себя дверь, шагнул в вестибюль, и его вещмешок с глухим стуком ударился об пол. Прямо перед ним на противоположной от входа стене висел стенд. Под заголовком «Они погибли за Родину» Петр увидел четыре фотографии в траурных рамках. С одной из них на Петра смотрел улыбающийся Николай Иванович Носов. Под стендом стоял табурет, на котором Петр разглядел стеклянную банку с водой. В банке были свежие астры.
Он медленно поднял с пола свой вещмешок и достал из него сверток. Немного подумав, он развернул бумагу и, положив на край табурета буханку ржаного хлеба, вышел из школы, тихонько прикрыв за собой дверь.
Шатура, Московская область