Главлит или ЦК? О советской цензуре

В 1970-х гг. поэт Валентин Сорокин был главным редактором одного из ведущих советских издательств – «Современник» (ныне не существует). Издательство было основано в 1970 году в Москве для выпуска произведений современных писателей, русских классиков, книг по литературоведению и критике.

Валентин Васильевич рассказал о том, как работал механизм советской цензуры.

– Никогда не надо уходить от вздоха народа, если вздох этот – горький. Никогда не надо забывать то, что говорит о жизни, о государстве, о руководстве народ. Если поэт убегает от этого знания, он превращается или в очень сытого крота или в лёгкую, шуршащую мышку.

Десять лет я отдал издательству «Современник». Вёл через цензуру произведения Владимира Чивилихина, Владимира Солоухина, Владимира Тендрякова, Валентина Распутина, Василия Белова, Эрнста Сафонова и многих других писателей. Роман «Ошибись, милуя» Ивана Акулова, друга моего прекрасного, изумительного прозаика, четыре журнала отказались печатать, а я его запустил в производство.

Помню, звонит Екатерина Фурцева, министр культуры СССР: «С вами говорит член ЦК КПСС. Вы зачем издаёте Можаева? Его повесть «Живой» надо выбросить! Я её сняла в постановке Театра на Таганке…» «Нельзя равнять то, что идёт на сцене, и что в книге. Это же разные, по сути, произведения. И, представьте, не издадим мы его. Что дальше? Можаев – не Солженицын. Он держит себя в сто раз честнее. Не ищет возможностей стать диссидентом». «Изымите повесть, приказываю!» «Невозможно, тираж отпечатан, книга пошла по магазинам». «Ну, так, да?» – и бросила трубку.

Минут через пять звонит председатель Комитета по печати РСФСР Николай Васильевич Свиридов. «Что у тебя с Фурцевой было?» «Ничего, – говорю, – она лет на двадцать меня старше. У меня есть другие возможности». «Хулиган! Немедленно приезжай ко мне».

Вхожу в кабинет, он сидит не в кресле председательском, а на столе. Рядом – Иван Акулов, он в то время был главным редактором Комитета. Рассказал им суть дела. Свиридов вздохнул: «Ты – уралец, и Акулов – уралец. С двумя уральцами как мне тяжело…»

– Вы работали главным редактором, в «Современнике» выходили острые книги: Бориса Можаева, Василия Белова, Владимира Чивилихина, Ивана Акулова и многих других писателей. Как вам удавалось их издать?

– Миссия главного редактора включала непосредственный, почти ежедневный контакт с цензурой. Заместитель начальника Главлита Владимир Солодин был культурным и честным человеком. И мы так сдружились с ним! Относились ко мне в цензуре в тысячу раз лучше, чем в партийном Отделе пропаганды. Солодин мне говорил: «Валентин, нам постоянно звонят из ЦК партии, требуют, чтобы мы дали на тебя отрицательную характеристику. А мы им отказываем». Когда я приезжал в Главлит, сотрудники прибегали меня послушать: им интересно, как поэт видит ситуацию в стране. Цензоры помогли мне многие романы и повести спасти.

В «Современнике» работали умные люди, они чувствовали политическую, национальную, экономическую ситуацию в стране. Если бы Солженицына издали в СССР, никакой бы склоки не было.

– Вы считаете, что и «Архипелаг ГУЛАГ» можно было выпустить?

– А почему нет? Пользы было бы больше, а неточностей и домыслов в книге – меньше.

– И вы отказались подписывать письмо против Солженицына в 70-е годы?

– Да, верно. Так вот, цензура никогда не задерживала рукописи. Книги через Главлит быстро шли. Другое дело, если начинались трения с ЦК.

– А кто был выше: Главлит или ЦК?

– ЦК выше. Но и там были хорошие люди. Например, Евгений Михайлович Тяжельников переживал за меня очень.

– Как же так: вы хорошо знали все цензурные механизмы, а написали поэму «Бессмертный маршал» (о Георгии Жукове), которая 13 лет была запрещена?

– У нас один великий маршал – Леонид Ильич Брежнев. Возвышать другого – политическая неграмотность, сказал Сергей Михалков на Секретариате Московской писательской организации.

Среди литераторов всегда есть люди, которые обслуживают верха – видно, как тарелки носят, со столов подбирают... Есть протокол обсуждения «Бессмертного маршала», когда некоторые поэты, не прочитав рукопись, кричали: «Антисоветчина!» А первым среди писателей помог поэме Юрий Поляков. Он был главным редактором «Московского литератора», дал в газете хороший отклик, опубликовал главу.

– В 1978 году на «Современник» начались гонения. Было устроено партийное судилище. За что судили поэтов?

– Следователь Комитета Партийного Контроля Соколов, по-моему, был из тех, кто мог людей расстреливать, палачом работать. Привязался к аттестату зрелости: «Неправильно получен». Я пошел в московскую школу и сдал экзамены экстерном ещё раз. Приношу документ. В то время я курил, и вот вытащил из кармана зажигалку и прямо на глазах у Соколова старый аттестат стал жечь. Он как заорёт: «Не смейте»! Перепугался, что «вещдок» сгорит. Я ему говорю: чего вы переживаете, ещё один аттестат зрелости есть, новый!

Они ж привыкли, что все перед ними по струнке ходят. Когда был суд Комитета Партийного Контроля над руководством «Современника», так и говорили: «Сорокин, становись к стенке!»

– В чём вас обвиняли?

– В недоплате партвзносов, хотя я их переплатил, о чем и заявила на КПК Лидия Павловна Савицкая. Участница войны, летчица, мать космонавта Светланы Савицкой, жена легендарного маршала авиации. Она работала секретарём Кунцевского райкома, где я стоял на партучете.

И тогда Арвид Пельше, был такой партдеятель, член Политбюро, руководивший КПК, предостерёг коллег: «Вопросов Сорокину не задавать!» Мне объявили выговор и отпустили.

Они поступили так со мной не потому, что я им понравился. Просто почувствовали – я готов к любой их подлости – и отступили. Когда терзали семью, меня, ночью я взвешивал каждое выступление, не только своё, но и всех, кто помогал мне. Изучал: не солгал ли я, не струсил ли? И что заметил: когда ты, атакованный человек, оказываешься в таком тяжелом положении, когда некоторые боятся тебя защитить, а другие, наоборот, идут на подмогу, невероятные силы родятся в душе! И появляется жалостливая ирония к тем, кто боится. Я даже потом иногда думал: хорошо, что так вышло! Я хоть самого себя увидел другим. Здорово, думаю, что я – не трусливый и не вор. Хотя Иван Фотиевич Стаднюк мне говорил: в старости, Валя, тебе будет горько вспоминать это время.

Суд КПК прошли два поэта: Маяковский и Сорокин. Маяковского я очень люблю.

Беседу вела Лидия Сычева

На илл.: Валентин Сорокин, Екатерина Фурцева – 70-е гг. ХХ века.