Ольга БАРСУКОВА. Забытые истории
Эти истории Света слышала от своих родителей много-много лет назад. В них вся жизнь семьи – и веселое, и грустное. Сейчас время другое, а то, прежнее, совсем уж забылось, как и не было его. Куда все ушло и где эти люди? Иногда думаешь: а было ли?
Света, как умела, записала то, что помнила. Прости, читатель, если ты ожидал большего.
Как Валя правды искала
Когда Валин муж пришел с войны, им обоим стало очень трудно жить и работать. Люди просто боялись ему сочувствовать, поэтому осуждали его. Они говорили: он сам виноват в том, что случилось. А случилось вот что: множество людей – целая армия! – попали в большую беду. А генерал, который это допустил, сказал: «Ну и черт с ними! Лучше бы им застрелиться. Русские бабы еще нарожают!» И все сказали: «Да!» Хотя кто знает, что они думали на самом деле.
Но солдаты не застрелились – молодые были, и им хотелось жить. И они оказались на чужбине. А потом вернулись. Никто там не остался. Радовались: наконец-то дома! Они еще не знали, что их ожидает.
А война не кончилась. И Валин муж опять пошел воевать, и был ранен, и чуть не умер, а после ранения опять воевал.
Самое плохое началось после войны. Мир разделился на правых и виноватых. Правых, конечно, было большинство.
В общем, после войны у Вали все пошло не так, и нужно было как-то налаживать жизнь. Она очень жалела мужа и за него переживала. От него ведь все отвернулись, только один друг с ним остался – тот, с которым он всю войну прошел. И она пошла туда, где решаются все вопросы, и говорила с одним важным человеком, и сказала всю правду, хоть нелегко это было. Ее потом туда еще раз вызывали. И вот она добилась невозможного – муж получил награду, да не медаль, а орден. Такое редко бывает.
А в военных архивах он до сих пор числится пропавшим без вести.
Как Вале подкова помогала
Была у Вали одна хорошая мечта – найти лошадиную подкову. Почему-то она была ей очень нужна. Может, она верила, что подкова приносит счастье. Это ей цыгане, наверное, сказали. Но они известные обманщики.
Про подкову Валя давно услышала, когда еще девчонкой была. Услышала и забыла: мало ли что люди болтают? А когда они с мужем в большую беду ввалились, тогда и вспомнила. Сильно она тогда горевала. Вот тут-то ей подкова на душу и легла.
В те годы лошади еще по земле бегали. Бегать-то они бегали, да подковы нечасто теряли. Валя это понимала. Она не то чтобы высматривала подкову на дороге – нет, просто думала о ней как о чем-то очень хорошем, и на душе у нее становилось теплее. Такое нужно всякому человеку, которого жизнь обижает, и дело тут не в самом предмете.
Кого Валя боялась
В одном доме с Валей жил человек. Был он долговязый, сутулый, темноликий и бледноглазый.
Ходил он обычно в зеленоватой фетровой шляпе. Его так и прозвали – Шляпа. Многие тогда носили шляпы, но прозвище получил он один.
Эта шляпа была самым заметным пятном в его внешности. Остальное было никакое: черты лица стертые, возраст неопределенный – от тридцати до пятидесяти.
Ничего страшного в нем не было, и все-таки его боялись. Боялась Валя, и боялись все другие. На кого взглянет мельком – тот пропадал, и если возвращался, то очень нескоро. Тогда люди запросто исчезали.
С ним невозможно было подружиться, его нельзя было задобрить.
Девушка, к которой он когда-то посватался, не посмела ему отказать. Детей у них не было.
Он потом и сам куда-то исчез. Может, просто состарился и умер.
Три вокзала
Валя с семьей жила возле вокзалов. Вокзалов было три, и от них в разные стороны разбегались поезда: зеленые, обшарпанные, послевоенные – и дальние, и простые электрички.
На вокзалах было грязно, людно и опасно. Там шныряли темные личности, делались темные дела, там спали бездомные, попрошайничали цыгане, там залезали в карманы и крали чемоданы. Там можно было подхватить какую-нибудь заразу или просто запачкаться. И ни в коем случае нельзя было покупать на вокзалах еду, особенно с рук. Отравят собачьим мясом, прогорклым маслом, протухшей рыбой.
Плохое это было место? Плохое.
По утрам из подмосковных электричек вываливались крепкие тетки с бидонами молока – они носили его по домам на продажу. У дверей бабки в черных плюшевых жакетах трясли нитками сушеных грибов, которые никто не покупал. Торговали пуховыми платками, вязаными носками, варежками и сушеной воблой. Тащили огромные авоськи с продуктами, несли на шее связки баранок. Пели, покачиваясь на ходу и цепляя прохожих, ели мороженое и леденцы, щелкали семечки, переругивались и хохотали.
Около вокзалов стояли ларьки, где продавались нужные и просто приятные вещи: мыло, расчески, ситцевые платочки, одеколоны, домино, игрушки, шнурки, носки, заколки и тому подобные мелочи.
С вокзалов можно было уехать далеко-далеко, в синеву неба и в зелень полей, спрыгнуть на забытой Богом станции, где трава по пояс, ухнуть в эту траву и забыть обо всем на свете.
Хорошее это было место? Очень даже хорошее.
После войны на вокзалах побирались безногие калеки. Это были те воины-освободители, для которых победа не стала праздником. Они передвигались на низеньких тележках, упираясь в пол тряпичными валиками, похожими на утюжки. Они были немытые и пьяненькие, кричали сиплыми, прокуренными голосами. Они плакали, размазывая слезы нечистыми руками, били себя в грудь и трясли кулаками. Им подавали деньгами и едой.
Люди их, конечно, жалели, но настоящей помощи им было ждать неоткуда.
Грустное это было место, что и говорить.
Как строился этот дом
Дом, где Валя получила комнату, строился еще до войны. Строился он, как говорят, из самого что ни на есть подручного материала. Однако был построен и плотно заселен. Можно было порадоваться за тех, кому досталось это жилье.
Дом был большой и выглядел солидно. Народу там было множество. В больших квартирах жили тесно. Стены были тонкие, так что соседи все время слышали друг друга. Некоторые обитали в подвалах, и им там тоже было неплохо. Тогда никто ни на что не жаловался. Всех заворожила великая цель, и остальное казалось неважным. Потом, вспоминая прошлое, многие говорили: «Какое счастливое было время!»
Постепенно после войны жизнь устраивалась. Люди много работали и ясно видели будущее страны – прекрасное, ничем не замутненное будущее. Понемногу снижались цены. В большом городе никто не голодал.
Миша и Валя неплохо зарабатывали, Валин папа получал пенсию. Им хватало на жизнь. В комнате обстановка была самая простая: железные кровати, высокий гардероб, книжный шкаф, у окна квадратный стол, почему-то продырявленный и покрытый клеенкой. Вот и вся мебель. Кажется, была еще табуретка.
Валя жила рядом с работой, но она не сразу возвращалась домой. Она любила прогуляться по своей улице. Улица была красивая, старинная, не тронутая временем, в самом начале она раздваивалась, как бы обнимая небольшой скверик. В сквере гуляли дети с няньками или с родителями. Валя останавливалась и улыбалась самым маленьким и говорила им ласковые слова. Не всем взрослым это нравилось, но она не хотела этого замечать.
Кто в доме хозяин
В комнате у Вали мебели было немного, только самое необходимое. Главное место занимал Шкаф.
Шкаф был дубовый, с резными украшениями и стеклянной вставочкой. Он служил и буфетом, и гардеробом, там хранились документы и письма и не врученные еще подарки. Там, если покопаться, нашлись бы и флаконы с духами, и мыло душистое, и полотенце пушистое. Были там и коробочки с пуговицами, и нитки всех цветов и оттенков, и простенькие украшения, и серебряные карманные часы – папины, старинные. Там лежали шляпки и коробки с обувью. Водились там и конфеты. Словом, в шкафу было все – и старое и новое, и хорошо забытое, и тайное и явное, и белое и цветное.
В комнате было два шкафа, второй поменьше, там стояли книги – только книги, и больше ничего. Никакой тайны в нем не было, и заглядывать туда было неинтересно. А тот шкаф всегда был заперт на ключ.
Никто не помнил в точности всего, что там было, – даже сама Валя. Вообще-то шкаф был не такой уж и большой… Но казалось, что там несметные сокровища.
Я люблю тебя, жизнь
После войны люди радовались всему. Радовались победе, теплу и хлебу, и мирному небу над головой. Они верили в хорошее. И много работали, чтобы это хорошее пришло.
Будней было намного больше, чем праздников, и оттого праздники особенно ценились. В праздники люди собирались вместе – родственники, друзья, сослуживцы.
Валя тоже приглашала гостей, накрывала стол. Приезжали сестры с мужьями, брат. Ехать было недалеко – все жили в центре, а большой город тогда не был таким огромным. Пили грузинское вино – Цинандали, Гурджаани, еда была простая: сыр, колбаска, домашние пирожки. А к чаю – торт фабрики «Большевик», бисквитный, с кремовыми розочками.
За столом непременно пели. Начинал муж сестры Наташи: «Утро туманное, утро седое…» Почему-то он любил этот романс. Потом пели «Подмосковные вечера» и что-то еще, что у всех на слуху. А под конец всегда одно – «Я люблю тебя, жизнь». В этой песне были хорошие слова о самом главном: о любви, о детях, о работе и, конечно, о войне.
Валя петь любила, но голосок у нее был тонкий, неуверенный. Ей нравились народные песни и про войну: «Вставай, страна огромная…» И все такое – в эпическом роде.
Война никак не забывалась. Особенно Валя не могла ее забыть. Нет-нет да и вспомнит: «Граждане, воздушная тревога!» И через двадцать, и через тридцать, и через много-много лет все вспоминала войну. Так уж у нее была память устроена.
Фруза
Человек ушел, а имя осталось: Фруза.
Фруза? Да, Фруза, Фруза Андреевна. Фруза Андреевна Большакова – так ее звали. Она сама себя так называла. Тогда, правда, всякие имена в ходу были: Октябрина, Сталинида, Индустрий. Но Фруза – совсем другое дело: ничего серьезного, просто сочетание звуков.
На самом деле ее звали Евфросиния, или, проще, Фрося. Хотите ей не понравиться – зовите ее Фросей. Фрося – это круглое лицо с веснушками, нос картошкой и все, что при нем. И фигура во-о-от такая!
Нет, это не она. Она Фруза – высокая, ладная и в очках.
Фруза работала вместе с Валей, жила в центре на перекрестке двух больших шумных улиц, в старом трехэтажном доме в коммунальной квартире. Семьи у нее не было.
Валя ходила к ней в гости, Фруза угощала ее чаем с вареньем и свежими булочками. В комнате у нее вечно вертелся соседский мальчишка. Его усаживали за стол, и он рисовал зайцев.
Она была постарше Вали, может, даже лет на десять.
О чем они говорили? О чем-то простом. Простые вещи – это жизнь как она есть. Остальное придумали люди, чтобы от жизни отгородиться.
Как-то летом они купили голубого ситца на платья. Зашли к Фрузе, разложили отрезы на столе и долго любовались материей. Вечерело, в открытом окне виднелось темнеющее небо и бледный тонкий месяц. Было хорошо, даже говорить не хотелось.
Фруза была рукодельница, она и платочки кружевом обвязывала, а это тонкая работа. Платочки она раздаривала родным и подругам.
До войны у нее был жених, но что с ним случилось, никто не знал. Сама она об этом говорить не любила.
В положенный срок Фруза вышла на пенсию.
Иногда она присылала Вале поздравительные открытки. Последняя была такая: два снегиря на веточке и надпись «С Новым годом!» Там были очень хорошие пожелания.
Вскоре стало известно, что Фруза ушла в монастырь.
В ту зиму стояли сильные морозы и было много снега.
Приключение большого начальника
Валя работала в крупном ведомстве, и им руководил большой начальник. И этот большой за всеми посматривал, каждого держал под контролем. Глядит на человека – и видит его насквозь, от него не спрячешься.
Один служащий – Иван Иванович его звали – что-то не то сказал или даже сделал. Ну, и отправился куда следует, и надолго. Большой начальник так распорядился.
А когда срок его вышел, власть уже сменилась. Большой начальник тогда на пенсии время коротал. Гулял себе по широкой улице – благообразный такой старичок, с палочкой, летом в белом полотняном костюме и в соломенной шляпе, а зимой – в пальто на вате и в бобровой шапке.
Иван Иванович о том узнал и старичка выследил.
Идет себе старичок по улице, по сторонам поглядывает, ни о чем не думает. И тут перед ним Иван Иванович – как из-под земли выскочил. Выхватил у него палку и давай его этой палкой охаживать! Отдубасил его хорошенько, сплюнул молча и ушел, засунув руки в карманы.
Старичка потом долго в чувство приводили сердобольные прохожие.
Как Валя квартиру получала
Вся Валина семья жила в одной комнате. А рядом в той же квартире проживали другие семьи. От такой близости чужие люди не стали родными – наоборот, они враждовали, и никакого согласия между ними не было. Так жили тогда многие. Деваться было некуда, и не все были терпеливые.
Соседи Валю невзлюбили – она была на них не похожа. Темные они были люди. «Ишь ты, – говорили они. – Ишь ты, какая выискалась!» Она им тоже спуску не давала. Жить вместе было очень трудно.
Валя стала задумываться о своем квартирном вопросе. Поддержать ее было некому: отца уже не было в живых, а муж от всего устранялся. Не хотел ни во что вмешиваться – пусть все идет как идет. Ничего ему ни от кого не было нужно. Он таким после войны стал.
Валя работала в крупном ведомстве и была на хорошем счету. Она стала ходить к начальству и просить комнату побольше и поспокойней. Долго она ходила – и без всякого успеха. Не то чтобы отказывали, но ничего и не предлагали – ни да, ни нет. А она ни о чем другом думать не могла и так переживала, что даже заболела. Очень ей нужна была помощь тогда.
Наконец перестала ходить и просить. Ей надо было хотя бы вылечиться.
В один прекрасный день ее вдруг вызвали в известный ей кабинет. И вручили ордер на новое жилье. А жилье-то оказалось какое – не комната, а квартира! Целая квартира в новом районе! Пусть маленькая, но зато своя.
Все это случилось поздней осенью, в самое безнадежную пору.
А к Новому году семья переехала в новую квартиру.
Братья и сестры
Валя была вторым ребенком в семье. После нее родились еще трое, но один из них – мальчик – умер в детском возрасте. Остались четверо – старший брат и три сестры. Родители много работали, и за детьми присматривала няня, немолодая уже, добрая и очень набожная женщина. Дети были озорные и непоседливые. Однажды они уронили на себя шкаф с посудой, и средняя сестра так порезала осколком руку, что чуть не лишилась пальца. В другой раз их послали в магазин и дали большие деньги, а они не знали, что надо принести сдачу, и потратили остаток на конфеты.
Дети выросли, окончили школу, уехали учиться в большой город, да так и остались там. В те годы все туда ехали, и назад никто не возвращался. Городу нужны были люди, много людей.
У брата судьба нехорошо сложилась, жена ему попалась недобрая. Он все пил и не мог остановиться. Родные очень за него переживали. Потом брат выправился, да рано умер. А у двух сестер все устроилось прекрасно.
Валя никому не завидовала и на жизнь не сердилась. Но почему-то сестры были вместе, а она одна. Валя звонила средней сестре, но сестра говорила, что ей некогда, она смотрит телевизор. Звонила младшей, но та была закрыта, как вещь в себе.
После такого общения Валя ложилась спать пораньше, накрывала ухо вышитой подушечкой и уплывала в свое детство. Она видела степное село, где родилась, или соседний маленький городок, куда семья переехала впоследствии. Там всегда светило солнце, а дети шли в магазин и на все деньги покупали конфет.
Муха в сметане
Черный с белым не берите, «да» и «нет» не говорите.
Историю эту не надо бы вспоминать, но, говорят, из песни слова не выкинешь.
Была у Вали подруга Клава, девчонка самая обыкновенная: курносенькая, белобрысая, круглолицая. Школу закончила и пошла работать. В городке были магазинчики разные, она в ювелирный устроилась – хорошее местечко. Пока Валя в институте обучалась, Клава золотом торговала.
Окружали Клаву девушки не простые, а с понятиями. Одевались они почище других, и волосы завивали, и лицо припудривали. Вот Клава и стала понемногу нос задирать.
Вале тоже получше одеться хотелось, как и сестрам ее, но семья жила небогато – прямо скажем, бедная была семья. Старшие в школе преподавали, а молодые все учились.
Валя с Клавой отличались как день и ночь. Валя смуглая, черноволосая, глаза огромные, жгучие. И потому, наверное, любила она белый цвет. Был он ей к лицу, и хотела она себя видеть в белом.
Скопила Валя немного денег и добыла себе материи на платье. Ткань была простая, вроде штапеля, белого цвета, – в те годы ни о чем другом даже и мечтать не приходилось.
Приехала Валя летом в свой городок, и из этой белой ткани мама сшила ей платье. И очень она себе в этом платье понравилась.
Зашла Валя в ювелирный с Клавой поболтать и платье показать. Клава оглядела ее внимательно и ничего не сказала.
Вечером пошли подружки на танцы в городской сад, Валя в том самом платье. Подошли к ним ребята знакомые и разговор завели. Тут Клава вдруг и пошутила:
– Смотрите-ка, Валя в белом – как муха в сметане!
Сказала так – и засмеялась, а за ней и все остальные. Шутка понравилась.
Ох! Валя чуть сквозь землю не провалилась. Вот тебе и подружка!
Валя на Клаву не обиделась – она ее возненавидела. Знать ее больше не хотела. Так бы тому и быть, если бы не один случай.
У Клавы был кавалер – студент Миша, отличник учебы. Она с ним все лето под ручку ходила и хотела за него замуж. И он вроде не прочь был жениться. Только это Мишиному отцу не очень нравилось.
К сентябрю студенты из городка разъехались, уезжал и Миша. Клава провожала его на вокзале, висла у него на руке и всем своим видом утверждала свои на него права.
Валя ехала тем же поездом, в соседнем вагоне. Дорога была долгая, студенты народ веселый, Валя и не заметила, как оказалась с Мишей в одной компании. Пели песни, пили чай, смеялись. У Миши и Вали много общих знакомых нашлось – они ведь в одном институте учились. Пока доехали, все подружились.
А Миша Валю тогда приметил и стал держаться к ней поближе. То конфет кулечек принесет, в очереди за ними целый час отстоявши, то билеты в театр достанет, то в парк ее пригласит в выходной день. И всех ребят от нее потихонечку отвадил. А про Клаву как-то и забыл совсем. Да и по правде сказать, Валя – это тебе не Клава: студентка, и из семьи хорошей, и собою заметная. И волосы, между прочим, пышные – не то что у Клавы.
Какая-то добрая душа донесла Клаве про эти Мишины дела. Клава села в поезд и приготовилась к решительному разговору. Миша встретил ее спокойно и сказал, что ничего страшного не случилось, что семью строить он пока не готов, что Клава – девушка хорошая и достойна большого человеческого счастья. Он умел обходить острые углы.
Клаве пришлось принять горькую эту неудачу, но Валю она не простила. И еще чуть-чуть надеялась, что Миша одумается.
Миша тем временем институт закончил с отличием и получил хорошую работу. Он пришел к Вале и предложил: «Выходи, Валя, за меня замуж». И подарил ей конфеты в коробочке.
Валя написала маме, что собирается замуж. Мама прислала ответ: «Погоди, не торопись, подумай». У нее были какие-то сомнения. Но Валя совета маминого не послушала.
Ну а что же Клава? А Клава твердо решила: «Не будет им счастья». Ей казалось, что нарушается какая-то вселенская справедливость. Она об этом много думала.
После войны пели такую песню:
Мишка, Мишка, где твоя улыбка,
Полная задора и огня?
Самая нелепая ошибка, Мишка, –
То, что ты уходишь от меня.
Клава песню эту очень не любила. Не хотела она свою юность вспоминать.
А у Вали с Мишей жизнь получилась трудная – война прошла по семье, да и после войны не все гладко у них в жизни было.
Про плащ-дождевик
В большом городе бывали большие дожди, и даже с грозами – просто безудержные ливни.
В один прекрасный день Валя попала под такой вот дождь. Откуда он взялся, непонятно: жара, солнце, на небе ни облачка, и вдруг – налетело.
В минуту Валя вымокла до нитки, крепдешиновое платье облепило руки-ноги, туфли стали как дырявые лодки.
Она побежала, сама не зная куда. Добежала до какой-то палатки и спряталась под навесом. А в той палатке одна женщина покупала хлеб. Почему-то много хлеба: две буханки черного, три батона и шесть бубликов. И еще баранки. Полную сумку набрала. И что еще интересно, на женщине был плащ-дождевик. Отличный плащ из плотной такой клеенки или пленки, что ли. Валя на этот плащ загляделась: удобный, легкий, прочный и даже по-своему красивый. В таком плаще никакой дождь не страшен.
Женщина о чем-то болтала с продавщицей, и, пока шел у них разговор, Валя плащ этот все разглядывала. Тем временем дождь кончился. Женщина повернулась, увидела Валю и рассмеялась:
– Вот, хлеба накупила, будто год не ела. У нас в поселке такого нет.
– А я смотрю, у вас плащ какой хороший, – не удержалась Валя. – Правда.
Женщина на минуту задумалась, потом улыбнулась.
– Если хотите, – сказала она, – я вам такой плащ куплю, у нас продают.
Договорились встретиться у палатки и разошлись. И через неделю она Вале плащ привезла.
А где тот поселок, Валя не спросила. Да мало ли где? Рядом вокзалы, на электричках много народу каждый день туда-сюда ездит.
Женщину эту Валя не раз потом вспоминала – плащ-то ноский оказался.
Лицо у нее будто даже знакомое было. Обычное такое лицо, каких много, но все-таки особенное.
Про Надю Уткину
Надя появилась в семье, когда родилась Света. Ей было двадцать, и приехала она откуда-то с Рязанщины – простая, честная, работящая девушка. Маленькая такая, худенькая. Выросла в деревне, в большой семье. Почему оказалась в Москве? Все ехали, и она поехала.
Как она попала в Валину семью, сейчас никто не вспомнит. Может, прямо с вокзала позвали в дом? Или по объявлению? Тогда ведь все просто было.
И стала Надя нянчить Свету. Да так ловко, что все думали, будто это ее дочка. Очень она любила со Светой возиться.
А Валя через месяц снова на работу вышла, чтобы должность свою сохранить. Ответственная у нее была работа.
Надя спала на полу на полосатом матрасе, а на день его убирали.
Она прожила в семье года четыре, а потом устроилась на почту и быстренько замуж вышла. Дочку тоже Светой назвали. А муж потом куда-то делся.
Хозяйку свою бывшую Надя из виду не теряла, нет-нет да и заглянет – то в комнате прибрать, то просто повидаться. Очень уж они сдружились.
Многие тогда жили совсем бедно. Валя Наде помогала, однажды даже пальто свое отдала, хорошее еще пальто, с чернобуркой. Шла Надя с этим пальто по улице, и тут ее милиционер задержал – думал, краденое несет. Надя из милиции звонит, плачет: «Тетя Валя, меня в милицию забрали!» Ее потом отпустили.
Надя много работала – дочку ведь одна растила. Трудновато ей было, конечно. И тут один мужчина к ней прибился, Аркадий. Он ей помогать стал. У него жена тяжело болела. А работал он в том самом серьезном ведомстве, где все про всех знали. Куда Мишу после войны вызывали. Надя ничего не скрывала, а Валя стала задумываться: откуда это у Нади такие знакомые, и давно ли? Всякие нехорошие мысли ей в голову лезли. Она решила больше ничего Наде о своей семье не рассказывать. И Свету свою предупредила: «Так и так, Света, Надя-то совсем не простая, оказывается».
Надя потом за Аркадия замуж вышла. Она в старости хорошо жила, в достатке, и дочку хорошо устроили. Вот только внуков ей Бог не дал. А Наде так хотелось ребеночка понянчить.
А насчет прошлого – кто знает, что там на самом деле было? Что было, то быльем поросло.
И все-таки она их любила – и тетю Валю, и особенно Свету.
Где нас нет
Уехала Валя из своего степного края – будто из гнезда выпала. Большой город – он ведь какой? Кому он дом? В нем всякий сиротеет. Он, говорят, и слезам не верит.
Всего этого Валя сразу не заметила. Была она простая девчонка, веселая, бойкая и на новом месте быстро освоилась. И многое ей было в радость – и учеба, и новые друзья, и будни, и праздники. Молодая была, вот и все.
Родителей, конечно, не забывала – ездила, навещала, привозила подарки. Очень она любила свой хорошенький городок. А родилась-то она в большом селе, в город они потом переехали – в новый дом у городского сада. Дом был трехэтажный, кирпичный, и жили в нем учителя. Валины родители в школе преподавали.
Во время войны Валина мама умерла, а потом папа переехал к Вале. Ездить стало не к кому.
Младшая сестра с соседями бывшими связь наладила, и стали они за могилой присматривать. И сама она хоть раз в год да приедет в городок. Она и до села родного добралась, и с одноклассниками даже встречалась.
Валю с собой она не звала. Как-то обходила ее: сначала съездит, а потом расскажет – нет чтобы наоборот. Опасалась, наверное, что Валя за ней увяжется.
А средняя сестра никогда не вспоминала ни детство, ни школу, ни городок тот маленький. Ей и без того хорошо жилось. Зачем прошлое ворошить?
Долгая жизнь датского сала
Есть такая страна – Дания. Хорошая, между прочим, страна. Там когда-то жил знаменитый сказочник.
Вот в этой самой Дании оказалась Валина сестра Наташа. Туда ее мужа на работу послали. Когда это было? Наверное, в самом конце войны.
Наташа из-за границы родственникам разные подарки привозила. После военного голода люди всё никак наесться не могли. А тут вдруг – и заморский шоколад, и консервы невиданные, и другие вкусности.
Привезла Наташа Вале банку жестяную килограмма в три весом, а в банке было сало, называлось оно «лярд». Банка красивая, вся в картинках: озеро, дома с черепичными крышами, нарядные дамы и кавалеры по улицам прогуливаются.
Валя банку не открыла, а припрятала – на черный день. В шкаф, наверное, поставила. Кто знает, как жизнь обернется?
Банка эта так в шкафу и стояла. Питались, в общем, неплохо и про сало как-то не вспоминали.
Стояла она и стояла, пока не пришло время переезжать. Банку достали, упаковали с другими вещами, и поехала она на новую квартиру.
Новая квартира была с балконом, на балконе соорудили шкафчик и туда банку поместили среди других продуктов – про запас; тогда многие так делали.
Годы шли, а сало все стояло. На балконе ему было хорошо в соседстве с мылом, содой и крупами. Это был стратегический ресурс семьи, который обеспечивал ее общее душевное спокойствие.
Прошло двадцать с лишним лет, и семья снова сменила квартиру. Переехала и банка с салом. И здесь был организован балконный шкафчик, и банка устроилась на его нижней полке. И опять про нее забыли.
Годы шли. Банка с салом путешествовала не только в пространстве, но и во времени. Она благополучно перекатилась через границу двух тысячелетий и вкатилась в новый век. Сытый двадцать первый снисходительно принял старушку. Он-то в ней не нуждался, и место ей было в музее, а не на балконе.
В один прекрасный день было решено сделать радикальную уборку. Запыленную банку с салом извлекли на свет и открыли. Сало было белое и ничем не пахло – как будто и не было полувека. Соблазнительно было его попробовать, но никто на это не решился. А что с ним делать? Не сапоги же им чистить!
И пришлось его выбросить.
Все получилось совсем как в сказке Андерсена.
Как говорится, всему на свете бывает конец.
Василь Васильич
У Вали была сотрудница, звали ее Инна. Ее отец, Василь Васильич, работал в булочной. Да не в простой булочной, а в самом центре, на хорошем месте работал. Туда все привозили: и конфеты, и шоколад, и торты особенные. Самое лучшее на прилавке не залеживалось: только привезли – и вот уже нет ничего. Не всем доставалось.
Работа у продавца, конечно, хлопотная: принести, взвесить, завернуть, товар принять – и снова к прилавку. И так целый день, как по кругу. Но Василь Васильич этим не тяготился, дело свое он любил. Нравилось ему с народом общаться и чувствовать себя нужным человеком.
А какие люди к нему заходили! И актеры из театра, и ученые, и партийные начальники. И всем он был рад, и ему все были рады. Он был человек со связями – тогда это очень ценилось.
Валя этим знакомством пользовалась аккуратно – раз в году, в ноябре, на Светин день рождения Василь Васильич оставлял для Вали торт. Торт этот назывался «Полет», он был воздушный и таял во рту. Этот торт сам по себе был настоящим праздником.
Праздник длился несколько лет… И вдруг все кончилось, и как-то грустно кончилось. Случилось вот что: Василь Васильич умер. Умер неожиданно, прямо на рабочем месте. Было это летом, в самую жару. Говорят, сердце…
И Светин двадцать первый день рождения отмечали без торта «Полет».
А потом были другие праздники и другие будни.
Сейчас никого тортом не удивишь. И «Полет» свободно продается, но вкус его уже не тот.
А булочную ту теперь днем с огнем не найдешь. Куда девалась? Все изменилось, город стал совсем другой, многое забылось.
На илл.: Пименов Юрий Иванович (1903-1977) «Утро нового дня».