Максим ЧЕРНЫШЕНКО. Срезая дорогу до тихонькой речки

Последний рассвет

Рвётся в груди птица,

Вены кипят болью,

Может мне страх снится?

Не наяву рою?

Тянут на дно мысли,

В яме стою, страшно,

Громко дышу, рысью,

Кровью плюю красной.

Выстрела жду в спину,

Скоро умру, знаю,

В этом лесу сгину,

Рою тропу к Раю.

Плен не сломил Волю,

Пытка рвала тело,

Боль я сожрал с солью,

С солью слезы смелой.

Скоро рассвет грянет,

Встречу его мёртвым,

Вражий не взял пряник,

С Богом послал к чёрту.

Честно в бою ранен,

Честь сохранил в пытке,

Русский солдат Ваня,

Мама звала сЫнкой...

Квартира

На плечи давит потолок –

Мала квартира,

Себя сюда я приволок

Из тьмы эфира.

Лежат в углу мои грехи –

Смердят отвратно,

В постели тонко – «хи-хи-хи» –

Пищит развратник.

Свисают нити по углам –

Всё в паутине,

Весь хаос мыслей – мой «Бедлам» –

В одной картине.

«Картина маслом» – как сказал

Когда-то кто-то...

Старею... Скоро на вокзал...

Нет… Не охота...

Пока сижу – пока живу

В своей квартире,

Во сне – стрелок, а наяву –

Кружочек в тире.

Сияет Солнце за окном –

Там Бог – я верю!

Я знаю – буду там... потом...

За этой дверью...

Быль пересыпана пылью

То, что люди не учатся на ошибках истории, — самый главный урок истории. (О. Хаксли)

Быль пересыпана пылью,

Вшами засижен мундир,

Продали силу бессилью,

Кланяясь шайке задир.

Жарит настойчиво спину

Чей-то назойливый взгляд,

Тигра, порвавшего псину,

Пёсьи друзья не простят.

Правду молчаньем стреножив,

Страхом воспетая ложь,

Крутит меж пальцами ножик,

Трепет сменяя на дрожь.

Больше не бьётся посуда,

Больше не звонок бокал,

Не попадается чудо,

Как я его не искал…

Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет.

Послы славянских племен – варягам в 862 г.

Крылья

Меняет осень краски мира, –

Война меняет мир людей,

Там, где светло – темно и сиро,

Не стало белых лебедей.

Война не там, где реки крови, –

Она в умах, сердцах ревёт,

Устами ярости промолвит

Слова, зовущие в поход.

Вот почернели крылья милых,

Любимых жён и дочерей,

Их души более не в силах

Любить тот мир, что тьмы черней.

Тот мир, что убивает мужа,

Что режет пулями отца,

Где доброту сковала стужа

И страх, – и нет ему конца.

Когда-нибудь весна проснётся,

Любовью заиграв в сердцах,

И в мире, вновь согретом солнцем,

Сверкнут улыбки на устах.

И побелеют снова крылья,

И гнев уйдёт, отступит страх,

И ямы, что другим нарыли,

Вдруг станут клумбами в цветах.

Конечно же

Конечно же, я не пророк,

Скрижаль с горы не приволок

И предсказаний не изрёк.

Конечно же, я бы не смог,

Глотая духоту и смог,

Взобравшись на пивной ларёк,

Словами пачкать людям мозг,

Лупя пучком эмоций-розг.

Конечно, я не тот поэт,

Что перегар излил в сонет,

Желая истину узреть.

Конечно, мне чужда та прыть,

Стремление всё-вся обмыть,

Будь то рожденье или смерть,

И вирши пафосно бубнить,

Пытаясь склеить смысл в нить.

Конечно же, я не добряк,

Я словно старый, злобный хряк,

Покрытый коркой прошлых дел.

Конечно же, мне наплевать,

Что пол с матрацем, что кровать,

И «был», и «плавал», и «сидел»,

Наелся и добра и бед,

Я псих, по прозвищу – «поэт».

Критик

Ну, вот и всё… – ты больше не поэт,

Ты не поэт и даже не читатель,

Ни пьеса, ни секстина, ни сонет,

Не распахнут тебе своих объятий,

Разорван образ в клочья, на куски,

Ни радости не видишь, ни тоски.

Твой взгляд шагает метром по строке,

Ободрана строфа на рифмопары,

Всё ищешь что-то новое в стихе,

Но нет – кругом сплошные графоманы,

Погас в душе задор азартной прыти,

Поэта больше нет – остался критик.

Срезая дорогу до тихонькой речки

Срезая дорогу до тихонькой речки,

Глухим перелеском брёл старый рыбак,

Потёртый кафтан жал могучие плечи –

Дед стар, но силён, был высок, но горбат.

Причудно взыграли рассветные тени,

Младая трава заискрилась росой,

По небу порхали клоки нежной пены,

Рыбак, не спеша, путь выдерживал свой.

Шептал ветерок непонятные песни,

Махнула сорока чернявым хвостом,

В сибирской глуши, необъятной и честной,

Старик шёл, своею заботой ведом...

Прекраснее нет, чем тех образов диво,

Заря, как пожар, лёгкий свежий туман,

Тропинка, к речушке бегущая криво,

И дед мой, одетый в свой старый кафтан.

Ковыль

Белеет земля сединой ковыля,

Раскинулась ширь первозданной красы,

Мазками лаванды пестреют поля,

Багрянцем вечерние рдеют часы.

Видением дивным над полем плывут,

В пожаре заката, клубы облаков,

И небо не небо, а сказочный пруд,

И птицы не птицы, а стайки мальков.

Застыло мгновение каплей росы,

Витает дурманящих трав аромат,

Я замер, я счастлив и ноги босы,

И рядом жена и дочурка стоят.

Упал воланчик на песок

Упал воланчик на песок,

Счастливый смех летит над морем,

Весёлый детский голосок

Упрямо с тёплым ветром спорит.

Гуляет Солнце по волнам,

Играет на воде лучами,

Качается катамаран,

Легонько к берегу причалив.

Из горла рвётся тихий всхлип,

По сердцу полоснули грабли,

Взметнулся в небо чёрный гриб

И поплыла реальность рябью...

На илл.: Калныньш (Калнынь) Эдуард Фридрихович (1904 -1988) «Рыбак»