Нина ТОНКИХ. Поцелуй власти
Рассказ
Нет, ну случаются же жизненные ситуации… Ведь вот бывает же такое! Да, пришла и моя минута славы. Даже не минута, а вот уже целых пять месяцев, две недели, один день и… скоро уже три часа. Я – знаменитость! Да. И не просто так, не только в одном своем селе или области. Я стала знаменита во всей стране! И неважно, в общем-то, как. Да уж почти никто и не помнит, наверное, а скоро и вовсе все забудут…
А ведь этого могло и не произойти. Ведь сначала-то Марьиванна туда собиралась. Ан нет, Его Величество Случай предоставился мне. Дело в том, что наша директор, Марьиванна, аккурат накануне Великого События сломала ногу. Ах-ах, как печально! Нет, правда, я ей очень сочувствовала и сейчас сочувствую. Но получается, для меня это хорошо, что она сломала ногу, бедняжка. Вот ведь жизнь-то: что одному плохо – другому подчас оказывается хорошо. Причем бессовестно хорошо, йееэээх, как хорошо!
Так вот, Марьиванна сломала ногу. Да так удачно, что гипсом замотали чуть не на полтуловища и о том, чтобы ходить, а уж на встречу делегации подавно, – и речи быть не могло. Ну как бы она пошла? На каталке? На тележке? Нет, конечно, это бы никуда не годилось. Да и платье. Ну какое нарядное платье налезло бы теперь на эту загипсованную фигуру! Они и так-то на нее с трудом налезали (ну а что? действительно же), а теперь вообще ничто б на нее не налезло.
Авдотья Пална на роль встречающей тоже не годится (уж извините, Авдотья Пална, но на правду не обижаются). Дело в том, что наша учительница биологии, географии, химии и истории чуток… не в себе. Да-да, кроме того, что у нее тик и голова частенько норовит запрокинуться назад, а глаза периодически скатываются к переносице, она еще и малость неадекватна. То есть вроде ничего-ничего, и вдруг – ррраз! Как разойдётся, как раскричится! Сталина вспоминает. И если биология еще более-менее нормально проходит, то география уже похуже, а про историю и вспоминать страшно… Всё сводится к восхвалению культа личности и осуждению существующего режима. Но на пенсию сослать ее невозможно: никто в школу идти не хочет. Тем более в нашу сельскую. Сошлешь – и не будет у нас ни биологии, ни географии, ни истории, а с ней – хоть что-то.
За день до События пытались найти нашего физрука (он же учитель труда и ОБЖ) Евгения Михайловича. Не нашли! В запое! Он и всегда будто немного поддатый, что называется, подшофе, а тут вообще как в воду канул… Личность-то интересная. Несмотря на то, что пьет (ну а кто у нас не пьет, покажите), сохранил интеллигентность характера. Особенно это проявляется в манерах и в том, что носит очки. Очки занимают пол-лица, в толстой черной оправе. А уж манеры… Евгений Михайлович действительно очень интеллигентен. Если напился – его не видно не слышно, не то, что других. Он и в трезвом-то состоянии тих и смирен, а пьяный – тем паче. Иной раз так застесняется, что на работу не выходит. Объяснительные потом пишет: стыдно, мол, перед детьми было появляться в таком виде. Вот ведь воспитание какое! Как физрук он, правда, слабоват, как трудовик тоже не особо (руки трясутся, несмотря на довольно молодой возраст), а вот занятия по ОБЖ – заслушаешься и засмотришься! И намордник наденет (как его, со шлангом?), и автомат на доске нарисует, и между партами проползет – просто загляденье!
Так вот, хотела Марьиванна его послать, ну, вместо себя. Но тоже, на мое счастье, не вышло: запил ко времени.
И что уж поделаешь – пришлось отправлять меня. Ни в жизни меня Марьиванна не пустила бы на столь ответственное мероприятие, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Нет, не то чтобы она испытывала ко мне особенную неприязнь (сейчас-то, поди, уж и ненавидит), но все же чувствовался некий холодок в отношениях, какая-то напряженность... Да я не жалуюсь, упаси бог, я всё понимаю. Молода. Недурна собой. А еще – от природы светло-русая, а такое вообще мало кому прощается. Да еще и вдобавок наглая. «Во хамка!» – нет-нет, да и приговаривала Марьиванна в сердцах. Но «хамка»-то я оттого, что несправедливость переношу с трудом, особенно по отношению к себе.
Когда после института вернулась в родное Фиговое молодым специалистом, мне вроде как полагалось отдельное жилье (потом только об этом узнала). И я бы спокойно жила себе у родителей, пребывая в благостном неведении, но… Случилась у нас однажды проверка. Своя, из администрации, так, больше для проформы. Я сидела на перемене в нашей учительской, и как раз проверка (в лице замглавы администрации пышнотелой Ираиды Петровны) переместилась из кабинета директора в учительскую.
И вздумалось Ираиде нашей Петровне прокомментировать вслух мое, как молодого педагога, завидное положение на селе.
– Ты, што ль, Миронова? – гаркнула она с порога. (Мне показалось, что вокруг этой женщины царит особая атмосфера: одета она была в красный костюм, а лицо ее и оголенные участки тела были почти в тон ткани. Всё это красное облако было словно окутано красноватым ореолом. От Ираиды Михайловны исходил еле уловимый, тоже красноватый, пар…)
– Я.
– Ну вот подумать! – зарокотала она, и все ее необъятное тело возмущенно заколыхалось в такт ее речи. – Вот подумать, не успела на работу устроиться и на те – квартиру!
Я удивилась. Она пыхтела, теребя бумаги и источая красный пар, так что возле нее, казалось, было градусов на десять теплее, чем поодаль.
Я переваривала ее фразу.
В конце концов встала, подошла к замглаве и взяла документы. Та ошалело смотрела на мои действия и, видимо, даже впала в некоторое замешательство. Меня бросило в жар. То ли от увиденного, то ли от близости огнедышащей Ираиды Михайловны.
На бумаге с печатями администрации и школы значилось, что мне еще год назад была предоставлена шикарная однокомнатная квартира на окраине села площадью 31, 2 квадратных метра.
Говорят же, простота хуже воровства! Ну и ляпнула я, не сдержалась…
В общем, оказалось всё чрезвычайно оригинально: квартиру – да, выделили. Да, мне, как молодому специалисту. Но, чёрт побери, это же жилплощадь! И записали ее на сына Марьиванны Антона. (Тот еще, между нами, антон, но он же сын!) Короче, разобрались, что к чему, дело, естественно, замяли, но я… Можете представить, на каком счету я теперь у Марьиванны, да и у администрации нашего родного Фигового.
В общем, с тех пор страдала я на этой работе. Все, что можно и нельзя, вешали на меня, причем подразумевалось, что в основном я берусь за все дополнительные нагрузки, классные часы и факультативы из абсолютно бескорыстных побуждений, то бишь, даром.
А тут еще и эта делегация… Вы только представьте: случилось самое необычное и сверхъестественное, что только могло случиться в нашем селе: неожиданно сюда решил нагрянуть с визитом сам Президент! Да, да, наш, он самый, Президент всея Руси. Боже! Даже если бы на площади перед ДК приземлилось НЛО с парой пришельцев внутри, это не произвело бы такого впечатления, какое произвела весть о приезде Главнокомандующего. Нет, все мы, конечно, знали: он родом из наших краев, сам родился в такой глухомани (пардон-пардон), что Фиговое по сравнению с ней – столичный городище. Так вот, родился он недалече от Фигового и зачем-то решил посетить наше село. И посему все местные мало-мальски значимые учреждения должны быть представлены каким-нибудь достойным фигурантом. Школа у нас одна на все Фиговое и близлежащие территории. Детей мало. Учителей и того меньше… Кстати, я веду русский, литературу, английский, рисование и природоведение у младших и естествознание и черчение – у старших. Труд у девочек… Кружки всякие…
Короче, позвонила мне намедни Марьиванна. Я страшно удивилась – что это ей от меня нужно, думаю? А она бабац – в лоб: завтра, Миронова, хамка такая, пойдешь от школы делегацию встречать. Я прям и села… Начала было отказываться. А она мне: тебе, мол, честь такая делается, а ты еще морду воротишь! Надень, говорит, все самое лучшее, что у тебя есть, и к девяти нуль нуль чеши завтра в ДК. И жди. И улыбайся. И веди себя хорошо. Смотри, не брякни чего, а то я тебя!.. Явственно представила я мясистый кулак Марьиванны, с золотыми перстнями и браслетами, размахивающий перед моим лицом…
Что уж говорить, всю-то ноченьку девоньке не спалось… Родители тоже маялись…
Прежде всего я искупалась. Вымыла голову. Приготовила свой парадный костюм, он и нарядный, и строгий одновременно. Я же все-таки пять лет в городе прожила, бальное платье утром не надену – не то что Марьиванна…
Всё продумала: как стоять буду, как улыбаться, как здороваться, если вдруг (упаси боже) мимо пройдет. Перед зеркалом тренировалась. Размышляла, как действо происходить будет, долго ли, кто там еще приедет. Вся наша сельская администрация, городская и областная тоже, всякие местные олигархи-хозяева, и я тут – на тебе. А кто я? Простая учительница…
Подготовила туфли. Тоже нарядные, но очень удобные. Причесалась, позавтракала (кое-как, правда), накрасилась (ну это – добротно).
Вышла. Иду, всё вокруг будто в тумане. Родители пытались со мной пойти, хотя бы проводить. Я не пустила. Иду, солнышко светит, птички поют, а мне нехорошо как-то: не по себе дюже. Вот бы вовсе он и не приехал, этот Президент…
Подошла я к зданию ДК. Только название, конечно – ДК. Одноэтажный дом, правда, с колоннами, еще в другой стране построен, стиль такой пафосный. Но домик-то старый, сразу видно, окошки покосились, внутри убогонькая обстановочка. Хотя срочно покрасили домик и окна помыли.
Тишина, будто нет никого. Глянула на часы – восемь тридцать. Вошла. В вестибюле – люди в черном. И в бархатном платье баба Валя. Важная такая, на лбу – крупные капли пота. «А ты чё приперлась?» – говорит. Я ей объясняю, что приглашена, мол, не абы так. А вокруг охранники снуют, глазами так и зыркают, так и зыркают. Пошла в направлении актового зала. Два лба преградили мне путь. «Приглашение?» – говорят. А у меня-то нет. «Сейчас, – говорю. – Момент».
Набрала я Марьиванну. Та мне злым голосом сообщила, насколько рада меня слышать и как я умею все делать вовремя. Услыхав про приглашение, похоже, призадумалась. «А, – вспомнила. – У Ираиды Петровны возьмешь».
И действительно, вскоре из актового зала выплыло облако Ираида Петровна. Она была так же красна, как тогда в учительской и в полумраке вестибюля вся прямо светилась.
– Миронова! – рявкнула она командирским голосом. – Опять тебе повезло (видимо, первый раз – все-таки с квартирой), на тебя пригласительный.
В ее пунцовой длани с толстыми пальцами-сосисками белела маленькая бумажка. Я взяла ее.
– Везет же некоторым, – бросила Ираида Петровна через плечо и поплыла обратно в зал. Я пристроилась за ней. С гордостью продемонстрировала секьюрити заветный листок. Они уважительно отступили.
Войдя в актовый зал, я обалдела: яблоку упасть негде. Все сидячие места заняты, стоячих тоже почти нет. На сцене столы, покрытые белоснежной скатертью, с букетами, водой и стаканами. Народ праздничный, нарядный, возбужденный. Зал украшен шариками, белыми занавесками и цветами. Ну чисто свадьба!
Два часа протянулись в тяжелом томлении… И сесть-то некуда. Я пристроилась на краешек подоконника у входной двери – там легкий сквознячок и немного есть чем дышать.
Внезапно раздался шум, всё вокруг пришло в движение. Все, даже те, кто сидел и дремал, зашевелились. Из вестибюля раздался крик: «Идут!».
Люди вскочили, вытянулись, как по струнке. Президиум встал, грянули аплодисменты. Я тоже, естественно, вскочила и с энтузиазмом принялась бить ладонью об ладонь.
Сначала появились охранники, затем, похоже, охранники охранников, потом какие-то нормальные люди в галстуках, а потом… Потом – ОН… Сам ПРЕЗИДЕНТ! И точно в каком-то сиянии, так и светится весь. А за ним – опять всякие люди в галстуках, и наш местный глава, и еще лица знакомые, по телеку я их видела…
И удивительно, что так близко: руку протяни – и вот он – Президент. Хотя просто так не протянешь – охрана кругом… Господи, сам Президент пожаловал в нашу глушь!..
А ОН проплыл к столам на сцене, бодренько сел и вопрошать начал. Отчеты-речи-выступления… А я сижу и слушаю, ладошкой подбородок подперши: вот это да-а-а! Вот это мне круто подфартило! Буду своим детям и внукам разным рассказывать, что видела живого президента!
Слушали мы, слушали всякие речи, много ль времени прошло али мало, но начали уже выступать люди и из зала. «Подсадные утки» колхозники и рабочие рассказывали, как хорошо жить на селе. Я, конечно, была готова к чему-то подобному, но… что-то как-то уж слишком… Перебор как-то… Во какие у нас, оказывается, зарплаты! И пенсии! И пособия, и доплаты. И премии всем дают… Ха! И садик образцовый, и школа тоже…
Наконец, мероприятие завершилось. Президент во благе поблагодарил всех и пошел на выход. Но тут случилось непредвиденное: он вдруг прорвал изгородь охраны и подошел к человеку, сидящему у прохода.
– Как вас зовут? – спросил Президент у остолбеневшего тракториста дяди Сережи. – У вас есть какие-нибудь проблемы?
Дядь Сережа чуть не навернулся со стула, ошарашено замахал руками и что-то замычал.
– Мычит! – довольно улыбнулся Президент, указывая на тракториста, и пошел дальше. К дядь Сереже сразу подлетел директор колхоза Егор Макарыч и незаметно пригрозил кулаком, а сам сделал вид, что очень рад и просто похлопывает его по плечу.
Секьюрити поспешили опять окружить Президента. Но он снова вырвался из окружения и – к Надюхе, колхозной доярке:
– А вас как зовут?
– Надюха, – пробасила Надюха.
Тот ласково улыбнулся:
– А кем работаете?
– Дояркою.
– А какая у вас, Надежда, зарплата? – продолжал допытываться Президент.
– Двадцать пять… – потупившись, изрекла наша Надюха услышанную ранее цифру и густо покраснела.
– И всё ли вас устраивает? – не унимался глава государства.
– Да конешно, – уже пободрее рапортовала Надюха, семафоря пунцовыми щеками.
Президент удовлетворенно зашагал дальше. И вдруг…
И вдруг, уже у двери, он повернулся и, заметив меня, направился прямиком в мою сторону.
Я видела только его глаза. Серые, почти прозрачные в свете ламп и солнца, они безотрывно глядели на меня. И вдруг показалось, что он прочитал меня всю, что знает уже всю мою жизнь, все мои никчемные достижения и невольные и вольные прегрешения. Не знаю, почему, но внезапно нахлынуло непреодолимое желание бухнуться на колени… Хорошо, что я еще сидела на своем подоконнике, а Президент шел быстро и всё, что я успела – это встать.
– А вас как зовут? – произнес он. От него исходил аромат шоколада и карамельки.
– Галя Миронова… – испуганно прошептала я, еле разлепляя слова.
– Да не бойтесь, не укушу! – ласково сказал Президент, поглядывая по сторонам.
Зал грохнул со смеха. Мне же показалось, будто смотрю я на происходящее со стороны. И себя вижу со стороны, и свое окаменевшее лицо, и его, и охрану, и всех-всех-всех. И то, как они смеются. Надо мной смеются… И тут, ей-богу, не знаю, что уж на меня нашло… Но я решила: была – не была! И вспомнились мне почему-то в тот миг Марьиванна, и Ираида Михайловна, и доярка наша Надюха, и вся эта толпа наученных врунов.
– А вы где работаете? – продолжал Президент.
– В школе, – пробурчала я, поглядывая на него сверху вниз исподлобья, как будто хотела спрятаться, но было негде, кроме как в себе. – Учительницей...
– Представитель интеллигенции, – прокомментировал глава государства, указуя на меня перстом. – И какая же у вас, Галя, зарплата?
И тут я пошла ва-банк.
– Господин Президент, – заговорщически зашептала я. – Вы знаете, это всё неправда! Зарплат у нас таких нет, это они врут, показуху вам устроили…
Такого поворота глава государства явно не ожидал. Глаза его сузились, стали темнее, рот скривился в неопределенной ухмылке. На чело легла тень глубоких размышлений. «Крамола! Как она могла такое сказать!» – читалось на его лице.
Я осеклась и заткнулась, как будто что-то застряло в горле, какой-нибудь кусок сала – ни туда, ни обратно не протолкнуть. «Вот же ведь угораздило!» – разозлилась я сама на себя. А в зале повисла зловещая тишина.
И вдруг… Президент вытянул губы, сложил их эдак «уточкой», совершая чмокающие движения, и приблизился ко мне вплотную. Всё затуманилось, будто в мареве, отчетливо, как в фокусе, я видела только эти утиные губы. Они плыли ко мне, пока не коснулись моих губ. Я ощутила сухое теплое прикосновение. Наши носы встретились. Мой оказался твёрже, а президентский свернулся набок, и это придало его лицу несуразно-печальное выражение.
В зале наступила уже мертвая тишина, местами даже мертвецкая. Было слышно, как бьется об стекло муха и пищит под столом мышка, не добитая котом Василием. Даже на кладбище зимой в безлунную ночь и то было бы более шумно. Даже телевизионщики забыли, что надо снимать.
А Президент улыбнулся, развернулся и бодрячком потопал из зала.
Господи, что тут началось!.. Те, кто не вышли, по долгу службы обязанные сопровождать Президента, обступили меня. Защелкали и замелькали вспышки фотоаппаратов, все что-то кричали, трясли за плечи, лапали мой костюм, дергали за волосы…
Я только пыталась отмахнуться, чтобы хоть как-то ослабить напор атакующих. О том, чтобы выйти из зала, не могло быть и речи.
Из толпы мой слух явственно выхватил вопль: «Куда, куда ты? Снимай её, это же сенсация!»
Долговязый молодой репортер, расталкивая толпу, кричал: «Оставьте ее в покое! Ну что вы привязались?»
Отогнав моих земляков, он сунул мне под нос микрофон: «И давно у вас с президентом отношения? Это из-за вас он развелся с супругой?..»
Я со всей силы толкнула его в грудь, он от неожиданности пошатнулся и замахал руками, стараясь сохранить равновесие. В эту же секунду, воспользовавшись всеобщим замешательством, я рванула к выходу.
Бежала я очень быстро. В своей жизни так бегала только от бешеной собаки Жучки, которую сосед дядя Коля по пьяни натравил на детей…
Так вот эта ситуация была во многом сродни той… За мною неслись долговязый репортер, оператор, журналисты и некоторые односельчане, собравшиеся сегодня в актовом зале по случаю приезда Президента России. Замыкала колонну спринтеров Ираида Петровна. Для своих внушительных габаритов семенила она довольно бойко. А впереди всех скакал невесть откуда взявшийся участковый Иван.
Бегаю я очень быстро. Уж это врожденное. Еще в школе все удивлялись моей резвости. Уже позже узнала, что пару раз на стометровке побила тогдашний мировой рекорд. И я горевала, что никто вовремя не обратил на это внимания. А то, может, не сидела бы в родном Фиговом, а была бы какой-нибудь знаменитой чемпионкой…
Конечно, сейчас я бежала немного похуже, ведь я несколько лет почти не тренировалась. Так только, «трусила» иногда по утрам вокруг общаги. А когда сюда переехала – и это забросила. Не принято у нас здоровьем заниматься, не принято. Водку пить – это да – все понимают. А бегать по утрам… «Доченька, ты что, с ума сошла? – всплеснула руками мама, увидев меня в шесть часов утра в спортивном костюме. – Брось, доченька, брось, люди засмеют!»
Я и бросила. А зря. Сейчас бы эти тренировки ой как пригодились!
И Фортуна повернулась ко мне своим прекрасным ликом. Дорогу переезжала большая телега, груженная сеном. Я успела прошмыгнуть перед ней, а мои преследователи – нет. Я только услышала крики негодования и обещания всё равно меня поймать.
Когда влетела во двор, папа, как обычно, возился в огороде. В свои выходные он всегда занимается домом и огородом. Увидев меня, изменился в лице.
– Запирай калитку, папа! – прокричала я на бегу. – И дом! Дом тоже запирай!
Это был первый и, пожалуй, последний случай, когда он со мной не спорил и выполнил все без пререканий и нравоучений.
Увидев меня, мама вскрикнула. Я бросилась закрывать ставни. И вовремя, поскольку разгоряченная толпа как раз подбежала к нашему дому. Правда, по дороге она несколько уменьшилась, что, конечно же, радовало. Но не очень.
Мы с родителями притаились в комнате в полутьме и слушали крики с улицы. Иногда что-то ударяло в ставни.
– Ты что натворила? – прошептал отец, похожий в тот момент на тень отца Гамлета.
И я опрометчиво поведала родителям суть произошедшего.
Папино лицо исказила странная гримаса: смесь негодования, удивления и возмущения. Он вскочил было со стула, но тут же плюхнулся обратно.
Мама закрыла лицо руками. Раздались всхлипывания.
Тем временем на улице стало заметно тише. Я осторожно заглянула в просвет между ставнями: у дома топтались всего пятеро человек. Вздохнула: «Может, уляжется…»
Из зеркала ванной на меня смотрело вроде всё то же лицо, что я видела здесь утром, только теперешнее было испуганное и немного осунувшееся. Волосы взлохмачены, лацкан и левый карман пиджака оторваны. Ноги были грязнющие – пришлось скинуть обувь и бежать босиком. К тому же оказалось, что я порезала левую пятку. Но в марафонном угаре этого не заметила.
Я помылась, переоделась и задумалась, что же теперь делать. Эдак даже в магазин за хлебушком не выйдешь. И с работы наверняка попрут. Придётся уезжать в город. А что? В городе школ полно, работу я себе найду…
Раздался стук в дверь.
– Галя, Галя, там Алексей Потапович у калитки! По твою душу, наверное! – зашумел отец.
Объяснять мне, кто такой Алексей Потапович, не требовалось. Это глава нашей администрации.
– Придётся выйти… – промолвил отец обреченно – Галя, я пойду. – В его голосе слышались нотки отваги.
А Алексей Потапович собственной персоной продолжал колотить в калитку и что-то кричать.
Папа юркнул в свою комнату и возвернулся в белой рубахе и выходных брюках. Тех, в которых он на маме женился. Они ему немного узковаты, но всё еще как новые.
Через минуту папа привел гостя.
– Давай-ка, мать, собери чего-нибудь на стол, – скомандовал смущённо папа.
Мама засуетилась, а я выглянула из-за двери.
– Галь, да я к те… к вам... – замялся Алексей Потапович. – Гм… с предложением…
Я обомлела. Он? Ко мне? С предложением?.. Насторожилась. Может, хочет попросить уволиться или вообще из Фигового уехать? Да ладно, конечно, уволюсь. Лишь бы родителей не трогал!.. Я напряглась – вся почтительнейшее внимание. А он...
– Галь… но кроме личного помощника я тебе… – снова запнулся. – Вам… пока предложить ничего не могу. – Помолчав, добавил: – И, конечно, надо расширяться… в смысле жилплощади… Надо-надо, а то вы ютитесь в какой-то халупе…
Я так и села. Ладно, пускай он стал называть меня на вы (что само по себе могло стать поводом для удивления). Но этот огромный грубый человек, который своих подчиненных кроет матом (а иногда даже и посетителей), эта вершина пирамиды нашего маленького сельского мирка, этот доморощенный олигарх – сидит (еле всунулся) в моём драненьком кресле и дрожащим голосом предлагает расширить жилплощадь… Нет, это уже слишком!
Причём я как-то не сразу сопоставила поцелуй президента с появлением в нашей хибаре Алексея Потаповича с его весьма заманчивыми предложениями.
Ну, естественно, замялась, не нашлась сразу, что ответить.
– Ох, прям не знаю, подумать надо, – пожала плечами.
А Алексей Потапович начал бледнеть. С этого грозного человека будто стали смывать краску.
– Вам… вам что-то не подходит, Галина… – замешкался и, покосившись на папу, добавил: – Ивановна?..
Папа потрясенно молчал.
– Но что? Что же вас не устраивает? – уже с жалобным надрывом всхлипнул он. Ну хорошо, а хотите, моим замом?.. Вместо Ираиды Петровны. Нет, ну не на мое же место, правда? – Алексей Потапович побелел еще сильнее и стал как наша крашеная известкой стена.
И тут наконец-то до меня дошло, в чём дело! Вот она! Вот она, волшебная сила пиара! Ну и рекламу же мне сделал наш президент! Нет, рекламка-то, правда, сомнительная, но с другой стороны… ничего же плохого не было. Ну поцеловал и поцеловал, мало ли кто с кем целуется? И не в засос же, в конце концов, всё прилично, честь моя девичья не задета, ведь правда? Правда?
– Хорошо-хорошо, – поспешила я успокоить нашего несчастного гостя. – Думаю, на первое время должность вашего помощника меня устроит.
Бледнолицый радостно закивал.
– Но вот вопрос о расширении жилплощади хотелось бы обсудить подробнее, – нахмурилась я.
Да, согласна, наглость с моей стороны. Но, как говорится, надо пользоваться моментом. Бери, пока дают.
Алексей Потапович совсем взбодрился:
– Есть несколько вариантов. Если сможете подойти завтра, – разумеется с родителями, – то милости прошу. Вам во сколько удобно?
Я посмотрела на папу с мамой. Они выглядели, мягко говоря, удивленными.
– Мы приедем завтра, – изрекла я.
Попрощавшись, глава засеменил к двери.
– Алексей Потапович! – остановила я его.
Замер:
– Слушаю?
– Вы понимаете, какая ситуация. Почему-то односельчане прониклись ко мне неприязнью. Кричат, в окна швыряются. Нельзя ли нас как-то от этого оградить?
Алексей Потапович призадумался, почесав свежевыбритый затылок, и твердо заверил:
– Никто больше не подойдет. – И отчего-то добавил: – По крайней мере, из местных.
Ночь прошла трудно. Уснуть мне никак не удавалось. А когда все-таки начинала впадать в дремоту, откуда-то из небытия выплывали огромные губы и – шлепали «чмок-чмок-чмок», от чего я тотчас же просыпалась в холодном поту. Так что наутро мое настроение никак нельзя было назвать веселым.
Только села за завтрак и поднесла чашку горячего кофе с молоком ко рту, раздался звонок. Я подняла трубку. Звонила подружка. Ты, спрашивает, новости смотришь? И ехидненько так, с подвохом. Нет, отвечаю, не смотрю. Включай быстрее, говорит.
Включила. И тут – о Боже! Там, в телевизоре, в новостях… я! И морда такая страшная… И вообще я, оказывается, не телегинична. А комментарии: сенсация! Невеста президента… Ужас! Как я теперь на улицу выйду? На всю страну! Да что там, на весь мир ославили!..
Но жизнь берет свое. Мама на работе, папа на работе. Обедать нечем, даже хлеба нет. Стала собираться в магазин.
С опаской выглянула в ставни. На улице никого. Я обрадовалась, спокойненько протопала по двору, вышла за калитку… И вдруг, не пойми откуда, налетела (как мне показалось) целая толпа. С фотоаппаратами, видеокамерами и микрофонами. И ну меня щелкать!
Я отвернулась к забору и закрыла лицо руками. Репортеры что-то кричали, тянули меня за плечи, стараясь развернуть.
– Вот, вот она!.. Галя Миронова!.. Галина, это вы?.. Расскажите, что вас связывает с президентом?.. А как давно вы вместе?.. А это из-за вас он развелся с супругой?.. Как вам, простой сельской учительнице, удалось покорить сердце президента?.. – вопили со всех сторон.
Страшно хотелось исчезнуть куда-нибудь, раствориться. Будто меня и не было вовсе. Но, увы, я была! И довольно-таки твердо стояла на ногах, уткнувшись носом в покосившийся забор стариков Артамоновых. Однако, если бы не мой сосед, а по совместительству друг Димка, неизвестно, чем бы всё это закончилось. («А ну пошли отсюда! Щас как врежу!»)
В тот день у меня больше не возникло желания высунуться из дому. В магазин сходил Димка, которому тоже пришлось преодолевать препятствие в виде толпы голодных до жареной новости журналистов.
Осада продолжалась несколько дней. Особо наглые папарацци даже проникали во двор, и пару раз мы вызывали милицию. Некоторые пытались камеру между ставнями просунуть – мы повесили плотные шторы. Потом потихоньку, потихоньку журналисты начали рассасываться и, в конце концов, исчезли совсем.
По новостям меня показали только один день, ну потом еще что-то где-то проскользнуло в плане шуточек. И – всё.
Зато в один из осадных дней Алексей Потапович прислал служебную машину, и я с папой и мамой поехали в администрацию расширять свои квадратные метры. Один домик нам уж очень понравился. В нашем же селе, только в районе, где живут местные богатеи, двухэтажный, с землей, с выходом на речку, бассейном, прудом и камином… Спасибо товарищу Президенту за наше счастливое детство!
Но на этом чудеса не закончились. Мы как раз занимались переездом (опять осаждаемые парой-тройкой особо настырных возвернувшихся журналистов), как вдруг раздался телефонный звонок.
Вкрадчивый мужской голос представился редактором мужского же журнала. И…
– У меня к вам, Галина Ивановна, очень занимательное предложеньице.
Я молчала в трубку.
– Мы хотели бы устроить фотосессию с вами, такой красивой и такой популярной молодой девушкой.
Было ощущение, что сейчас из трубки польется патока.
«Ну-ну», – подумала я про себя, а вслух произнесла:
– Ваши условия?
– О, я вижу, что имею дело с бизнес-леди! – продолжал елейно восхищаться невидимый, но всё равно довольно неприятный собеседник.
– Условия наши великолепны! Студия оборудована специально для вашего случая (ишь ты, для моего!), очень оригинальный дизайн, придуманный только для вас и… – Он выдержал паузу, очевидно гордясь своей ловкостью, а также выдуманным специально для меня дизайном. – И очень интересная постановка съёмки.
Вот! Вот на этом следовало остановиться подробнее. Я и так уже заподозрила, что что-то тут нечисто, но, конечно, нужно было уточнить. Так вот это наглое лицо (его, конечно, я не видела, но чувствовала, что оно жутко наглое) заявило, что фотосессия предполагается в стиле «ню».
Нет, не сразу, конечно, оно мне это заявило, сначала описало, как красиво я буду смотреться на фоне Российского герба, в точной копии президентского кресла, на столе с зелёным сукном, лишь чуть прикрытая полупрозрачным триколором…
Короче, послала я этого кощунника к чертям собачьим. После его звонка были и другие, но это не для меня. Недавно позвонили из какого-то московского модельного агентства, предложили у них работать. Но им я тоже отказала. Почему, спросите?
А потому, что поступило мне предложение получше. Что там помощник главы сельской администрации, тем более нашего Потапыча! М-да-а-а… Теперь я еду в Москву. Пригласили на телевидение, во как! О таком я даже и не мечтала. «Ах, не хотели бы вы, Галина Ивановна, попробовать себя в качестве телеведущей?» Я сначала не поверила, но они были весьма убедительны. Для начала предложили прогноз погоды в новостях. А дальше – видно будет, может, экономическую рубрику дадут вести.
Так что не доведется мне пожить в нашем новом шикарном доме, но не беда: он теперь никуда не денется, а я буду приезжать в гости. Зарплату обещают огромную, плюс квартиру снимать.
В деревне теперь только и разговоров, что я к президенту жить переезжаю. Вот забавные люди!
И в личной жизни, кстати, сплошные взлеты. То кроме Димки и не засматривался никто, а тут… Деревенские-то ладно, само собой, но ведь и городские уже знакомиться приезжают, цветы шлют. Подарки не беру, обратно отсылаю, ну их. Мне всё равно никто не нравится… разве что Димка…
А по поводу того поцелуя… Я-то сначала решила, что это был от души поцелуй. Ну мало ли, всякое случается. Любовь с первого взгляда и всё такое… Да мне Президент тоже вроде как приглянулся, ростом только маловат. И ведь потом, глупая, ждала – думала, позвонит или как иначе весточку передаст. Нет, ни-че-го. И начало до меня потихоньку доходить, что сделал он это, чтобы рот мне заткнуть, чтобы я еще чего не ляпнула. Да, я в этом уже почти уверена. Ну а зачем еще?
В общем, в связи со всей этой историей я вот что хочу сказать… Точнее, попросить…
Уважаемый Президент!.. Нет, не так! Господин Президент!.. Нет, тоже не так… Дорогой Василий Васильевич! Очень большая у меня к вам просьба!.. Поцелуйте, пожалуйста, еще мою сестру. И еще мою подружку Машку. Никак жизнь у них не складывается… И еще соседку мою, тетю Любу, уж больно она несчастная… Хотя нет, тетю Любу вы, наверное, целовать не будете… А вообще, сколько у нас в стране жителей? 130 миллионов? Ну приблизительно? Половина – женщины. Отметаем всех до восемнадцати, а после… ну это уж как вам нравится. И – в шеренгу! На утреннее целование. Если хотите, можете только самых бедных целовать… Гм, страшненьких вы, наверное, вряд ли захотите. А так… да что вам, жалко? Что вам, трудно? Хоть по двадцать поцелуев в день – глядишь, у девчонок жизнь-то и наладится. Я бы, правда, еще Димку попросила поцеловать… И домик покосившийся, хоть он над ним и так и эдак, и зарплата никакая… Хотя нет, пожалуй, Димку не надо.
А вообще-то спасибо огромное! Громадное-прегромадное! Если бы не вы, не было бы у меня такого счастья! Вот ведь чего он стоит – Президентский поцелуй!
Поцелуй власти…
