Юрий ГОРЮХИН - Канцелярский клей Августа Мебиуса. Рассказ. (2002)
Будильник - самое дрянное изобретение человечества.
Нестоптанных тапочек не бывает - шлеп, шлеп.
Горячую воду отключили - козлы!
Извиняюсь.
Джинсы, майка, свитер, новые носки из целлофановой упаковки пахнут керосином и далеким Китаем.
Я расчертил яичницу на квадратики и съел, выпил стакан спитого чая и бросил на коренные зубы ириску.
Я взял аккуратный кожаный чемоданчик песочного цвета, вышел из квартиры и пошел на остановку общественного транспорта, откуда ленивый автобус, очень не спеша, довез меня до вокзала.
На вокзале я купил билет до станции "Пионерская" и нырнул в подземный переход к платформе номер четыре. В переходе я стремительно пробежал сквозь запах хлорки и мочи и почти выскочил наружу, но спотыкнулся о человека в оранжевом жилете и чуть не упал.
-Ты кто?
Человек перевел задумчивый взгляд с размякшего фильтра сигареты "Космос" на меня и неожиданно внятно сказал:
-Сцепщик вагонов пятого разряда Шеленберг Ильгиз Иванович.
-Быть этого не может.
Ильгиз Иванович медленно поднял голову так, чтобы его правая щека полностью освободилась от фиолетовой лужи, и этой же щекой презрительно мне усмехнулся.
-Что же вы тут делаете, Шеленберг Ильгиз Иванович?
-Свистки слушаю.
-Какие свистки?
-Паровозные.
Я надоел Ильгизу Ивановичу, и он опять нежно опустил свою правую щеку в фиолетовую лужу, а я поднялся к электричке с еще свободными местами у окошек.
-Далеко ли путь держите?
Шуршащий плащ и мятая слегка набекрень шляпа.
-Это вы мне?
-Вам, а, может быть, и не вам, может быть, вообще.
Похоже, мы будем задушевно беседовать всю дорогу, и время долгого пути пролетит незаметно.
-До "Пионерской".
-Вот ведь, пионеров давно нет, а название осталось.
-Да, осталось.
-Вас как зовут?
-Костя.
Почему Костя? Хотя, Костя - так Костя.
-Константин - хорошее имя, а я - Ярослав.
-Тоже неплохо.
-Вы спортом не увлекаетесь?
-Да как-то так.
-А я футбол люблю, за "Спартак" болею. Но ведь сейчас сами понимаете: все куплено.
-Понимаю.
-Причем мафия везде - спорт, политика, искусство. Кстати, вы как к современному искусству относитесь?
-Ну, в некотором смысле...
-А к сексу?
-Да...
-А не кажется вам, что мы уступаем во внешней политике?
-Кажется.
-Ответь мне, Костя, то есть не приходил тебе в голову вопрос: зачем мы живем? В чем смысл, так сказать?
Приехали. Неужели сейчас всех лечат амбулаторно.
-Что-то душно, пойду в тамбуре постою.
-Да, душновато.
В тамбуре я встал около несимпатичной женщины с волнующей фигуркой, держащей за ладошку мальчика лет пяти.
-Мам, а электричка электрическая?
-Электрическая.
-А где у нее электричество?
-Не знаю, сейчас выходим.
Электричка стала притормаживать, я переложил из правой руки в левую чемоданчик, готовясь к выходу.
-А не желаете ли показать документ, удостоверяющий вашу личность?!
Вышедший в тамбур Ярослав, вдруг вцепился в мой свитер, мальчик от неожиданности проглотил леденец, который еще сосать и сосать, женщина взволновано два раза пнула потертым носком кроссовки по железной двери.
-Конечно желаю, только давайте сначала выйдем из электрички.
-Ха-Ха! Значит так заговорил!
-Мам, а дяди плохие?
-Плохие.
-А какой из них хуже?
Я крепко сжал запястья хрипящего Ярослава так, чтобы он разжал свои рыболовные крючки, но сил моих не хватило (завтра же начну заниматься с гантелями) и мой свитер продолжал безобразно растягиваться в разные стороны. Динамик над моей головой прошипел, что электропоезд совершил остановку на станции "Пионерская", двери электрички раздвинулись, я отпустил запястья Ярослава, переместил вес тела на правую ногу, оттолкнулся, резко переместил вес на левую и отправил моего нового товарища в не совсем полезный для его здоровья нокаут.
Под указательные пальцы, направленные из окон электрички мне в висок, я вместе с двумя садоводами свернул к деревне Михайловке.
-А вы зря тогда не взяли семена у Авдотьи Романовны, я взял, и знаете, такие сладкие помидоры и большие - вот такие!
-Да ничего, у меня самого вот такие и тоже сладкие.
-Нет, у вас не такие, эти намного больше и поспевают гораздо...
-Да где гораздо-то?! У вас поспели, а у меня давно уже были!
Садоводы повернули направо, я налево.
Девочка лет двенадцати закинула ногу, чтобы забраться на большой громоздкий велосипед "Урал". Тощие спичкообразные ноги, розовые трусы на вырост, возможен ежемесячный ужас в глазах, но вряд ли.
Девочка очень строго на меня посмотрела и сказала:
-Чего уставился?!
Я сказал:
-Извините.
А Леня Коромыслов рубил дрова.
-Здорово!
-Здорово!
-Как дела?
-Ничего, а у тебя как?
-И у меня ничего.
Можно взять паузу, а можно спросить чего-нибудь, например, про дрова:
-Что дрова рубишь?
-Рублю. Надо. А то уже...
-Я тут тебе чемоданчик привез от Георгия Григорьевича.
Леня бросил топор в полено, взял чемоданчик и ушел в дом. Старая всклоченная сука выползла из скособоченной конуры, я вспомнил далекое школьное слово "параллелепипед", сука коротко тявкнула, упала на правый бок, подставляя солнцу вытянувшиеся и почерневшие от бесконечного кормления сосцы.
-Витек, это, давай пообедаем, тут Любка наготовила, у?
Неохота.
-Спасибо, я как раз перед отъездом плотно поел, да и идти надо.
-Да ладно брось, еще время есть, пошли!
Ничего нет утомительнее отечественного гостеприимства. А вот и жена Люба с легким приветом от П. П. Рубенса.
-Пойдем, Вить, посидим немного.
Охота.
Я подавил робкое желание вымыть руки - рук никто не мыл, наверно, потому, что липкие пальцы лучше удерживают столовые приборы. Люба поставила передо мной огромную тарелку дымящегося жирного прежирного супа, положила рядом три толстых куска черного хлеба, две очищенные луковицы и широко улыбнулась. Я тоже благодарно растянул губы. Леня Коромыслов торжественно поставил на середину стола бутыль самогона и тоже мне широко улыбнулся. Я скорчил рожу, пытаясь изобразить восторг.
-Мне немного, я...
-Да всем немного, чего тут.
-Хорош, хорош!
-Любка и то больше пьет.
Какая вонючая! Суп-то какой противный!
-Ну, как?
-Отличная, крепкая - хорошо!
-А как супец?
-Замечательный - наваристый!
Конечно, тут же еще по одной.
-Луком, луком закусывай!
Пошел ты!
-Спасибо, я лук как-то не очень.
Леня Коромыслов после четвертой стопки рассказал три анекдота на тему возвращения мужа из командировки. В первом анекдоте любовник спрятался под кроватью, во втором - в шкафу, в третьем - на балконе. Леня смеялся раз от разу все громче, а опытная жена Люба веселилась гораздо умереннее.
-Спасибо, мне пора.
-Куда пора? Давай еще!
-Нет, не могу - опаздываю.
-Тогда на посошок!
Посошок был отвратительнее всего предыдущего, и я уже собрался компенсировать его затяжным поцелуем масляных губ жены Любы, но Леня стал рассказывать четвертый анекдот про возвращение мужа из командировки и мне подумалось, что рисковать не стоит.
До прибытия электрички оставалось пятнадцать минут, я спокойно успел завернуть в лесопосадку и, глубоко сунув два пальца в рот, бурно расстаться с обильным угощением семьи Коромысловых. Потом я пожевал березовые листики, высасывая из них хлорофилл, и по утоптанной тропинке выбрался на платформу, где никогда неунывающие подростки играли в интересную игру "кто кого быстрее столкнет под поезд", гражданин со скорбящим лицом высматривал в чужих губах тлеющие папиросы, а садоводы обсуждали виды на урожай.
Я сидел в легкой дремоте и считал стуки колес, на сто двадцать четвертом стуке у меня появилось желание посмотреть налево: женщина в очках с толстыми линзами вязала носок, старичок внимательно следил за мельканием спиц, компания играла в карты, шумно выигрывая и шумно проигрывая, безучастная овцеокая девушка, мужчина с очень массивным обручальным кольцом, читающий газету "Вечерний Магадан", мальчик, мотающий ногами, его бабушка с конфеткой наготове, еще мужчина, еще женщина, плохо видно. Ну и так что ж?
-А я на этот месяц купила проездной.
-Да что вы говорите?!
-Да, очень удобно. Конечно, для тех кто ездит не постоянно это экономически не выгодно, а кто постоянно - очень даже выгодно.
-А если потеряете?
-Ну что вы такое говорите! Ой! Кажется, подъезжаем!
Все дружно занервничали, задвигались и, плотно забивая проход, засеменили к тамбуру. Я втиснулся за овцеокой девушкой. Свежий перманент лез мне в глаза и нос - неплохо бы ее побрить наголо, а заодно и раздеть соответственно, хотя... Электричка затормозила, я слегка врезался в овцеокую, и мне показалось, что ее ягодицы дрябловаты - надо бы спортом заняться, побегать, попрыгать, поприседать, а вот духи резковаты. Проклятие! Как больно-то ящиком в ногу врезали!
-Нечаянно!
-Что же вы такой резкий - в огороде гусениц много развелось?
-Нечаянно!
-Ну-ну.
Я выпрыгнул из вагона вслед за овцеокой и пошел за ней. Мы зашли в здание вокзала, купили две открытки, засмотрелись на бравых, немного выпимших офицеров средств ПВО, дали мелочь нищенке, ненадолго зашли в туалет и, вытирая носовым платочком руки вышли к сгрудившимся троллейбусам.
-Привет! Ты как здесь? А я смотрю, ты не ты, а потом вижу, что ты. Как живешь-то, все нормально?
-Я не знаю... То есть я что-то не помню, так лицо вроде бы знакомое, а...
-Нам какой троллейбус?
-Шестой.
-Как шестой? Но ничего, я тебя провожу - ты же знаешь, что это мне почти по пути.
Как бы мою овцеокую от перенапряжения не хватил апоплексический удар.
-Но мне кажется, вы все-таки обознались.
-Ну, это вряд ли! Тебя ведь как зовут?
-Вероника. Елистратова Вероника.
-Все правильно - Вероника Елистратова.
Водитель шестого троллейбуса устало сказал, что поедет только до центрального рынка. Я вопросительно взглянул на Веронику, она утвердительно кивнула и ее локоток уперся в мою вежливую ладошку.
-А я Виктор.
Зачем мне все это?
-Так ты просто со мной знакомился?
-Ну что ты - совсем непросто.
-Но я не знакомлюсь на улице.
-А я, думаешь, знакомлюсь.
-Но все же как-то это все не так.
Я пожал плечами и замолчал, на центральном рынке мы вышли, и я проводил Веронику до дома, около которого Вероника сказала мне до свидания и назвала номер квартиры тридцать девять общей площадью сорок пять, полезной двадцать семь, маленькой кухней, но большой ванной комнатой и вот-вот поставят телефон.
Я присел на скамейку и удивлено поговорил с собой: какого черта?! что дальше?! впрочем... ни к чему не... и т. д.
Дома я умылся, поел и лег на диван посмотреть какие-нибудь умеренно эротические дневные сны.
Мой дверной звонок безостановочно выдавал хриплую трель, быстро приближаясь к шепоту.
Голубоглазый мальчуган с удовольствием давил хоккейной клюшкой в нежную кнопочку моего звонка.
-Уже зима наступила?
-Нет, мне папа сегодня клюшку купил, потому что мама сказала, что он жалкий придурок, который обманывает детей и не приносит к Новому Году обещанные подарки.
-Хорошая клюшка.
-А где Сережа?
-Вы ошиблись, Сережа здесь не проживает.
-Я один. А где живет Сережа?
-Откуда же я знаю. На четвертом этаже, кажется, живет паренек твоего возраста - поспрашивай там.
-А это какой?
-Третий, четвертый следующий, умеешь считать до четырех?
-Я до ста умею!
Обиделся летний хоккеист. Надо сходить к Георгию Григорьевичу отчитаться.
Георгий Григорьевич предложил мне теплого пива и соленых орешков.
-Как поживает Коромыслов?
-Нормально. Дрова рубит, самогонку пьет.
-Самогонку? Как бы он в запой не ушел, помнишь в прошлый раз с Бубой две недели не просыхали?
-Может быть сейчас без Бубы не уйдет.
Георгий Григорьевич задумчиво посмотрел сквозь меня и сказал:
-Что?
-Говорят, налог на добавленную стоимость вот-вот отменят.
-Брехня.
Я влил в стакан пиво, белая пена поднялась над краями и в зыбком равновесии повисла. Георгий Григорьевич сказал:
-Сейчас не удержится - отхлебни.
Я сказал:
-Удержится.
-Не удержится.
-Удержится.
Георгий Григорьевич сильно дунул, пена колыхнулась и сползла по краю стакана на расписанный аляповатыми цветками поднос.
-Я же говорил, что не удержится. Возьми эти черновики и отпечатай договоры и акты так же как в прошлый раз.
-Хорошо.
Я залпом выпил пиво и закусил тремя орешками, хотел налить себе еще стаканчик, но Георгию Григорьевичу кто-то позвонил по телефону и он сказал, что в данный момент свободен, и совершенно один, и ждет с нетерпением. Я тактично откланялся, вышел из уютного дворика Георгия Григорьевича и пошел куда глаза глядят.
Я шел, шел, шел и пришел к квартире номер тридцать девять.
Черная дверь, глазок, строгий звонок, здорово сдавшая Вероника.
-Здравствуйте, а Вероника дома?
-Нет. А ты кто?
А черт его знает кто.
-Я Виктор. А скоро ли она придет?
-Часа через два я думаю подойдет. Что-нибудь передать?
-Да. Передайте, что я непременно зайду еще раз.
-Зачем?
-Обещал. А так как я человек слова, то сами понимаете, что не могу не придти.
Я сидел на кухне и смотрел в окно. За окном мальчики бегали за девочками и обливали их водой из полиэтиленовых бутылей, девочки пронзительно визжали и громко кричали, что мальчики дураки, но при этом далеко от мальчиков не убегали. Я достал из холодильника водку и налил полный стакан, потом посмотрел на часы - прошло два часа четыре минуты. Пришла? Я вылил водку обратно в бутылку и решил, что пока не поздно нужно принимать превентивные меры.
У дворца культуры имени Серго Орджоникидзе я не увидел ни одной подходящей превентивной меры. Девушки либо кружили стайками, либо были с кавалерами, либо были очевидными профессионалками.
А говорили, что здесь всегда можно найти неплохую любительницу.
Я уже стал падать духом, но вдруг на скамейке в глубине аллеи засветился красный огонек сигареты от глубокой затяжки и послышался девичий, пока еще звонкий кашель. Я подошел поближе.
Ну не бог весть - да пойдет.
-Здрасьте.
-Привет.
Что дальше?
-Что делаете в такую позднюю пору?
-Дрова рублю.
Кто-то уже сегодня у нас рубил дрова.
-Меня зовут Виктор. Может быть по бутылочке пива?
-Джин с тоником.
-Идет.
Мы вышли на освещенный тротуар, я пригляделся к моей спутнице: а не посадят ли меня в тюрьму?
-Тебе сколько лет?
-Пошел ты!
Непременно посадят.
Я купил в ларьке бутылку пива и баночку джина с тоником. Моя юная подруга ловко открыла баночку и предложила посетить дискотеку во дворце культуры имени Серго Орджоникидзе. Я откровенно поморщился:
-А, может быть, лучше водку попьем у меня дома?
-Не хочешь - как хочешь.
Вот коза! Сейчас еще и уйдет.
-Ну хорошо, давай попрыгаем немного.
В ДК им. С. Орджоникидзе было темно, тесно, душно и ничего не слышно. Лазерные лучи скользили по головам, вращающийся шар под потолком проецировал на изгибающиеся фигуры звезды, диск-жокей кричал в толпу название песни, именуя ее композицией, и толпа хлопала в ладоши и кричала. Потом я потерял мою девочку. Я как дурак одиноко попрыгал на месте и вышел в прохладный холл, где по кошмарной цене торговали теплыми прохладительными напитками, жвачкой, шоколадом и лотерейными билетами.
-Бутылочку колы и лотерейный билет.
-У меня сдачи нет.
Когда же она у вас бывает?
-Ничего страшного.
Я вскрыл билет и прочитал, что я выиграл еще один лотерейный билет. Во втором билете уже было написано, что я ничего не выиграл.
-В следующий раз обязательно машину выиграете.
Я благодарно осклабился и купил леденец на палочке.
-О, дай попить!
Моя девочка выхватила у меня из рук бутылочку и залпом всю выпила. Я протянул ей леденец:
-Закуси.
Девочка захохотала и громко крикнула, что я мужчина ничего, а я кисло спросил:
-Еще будем прыгать?
-Ладно, пошли.
Так получилось, что моя подружка села на переднее сидение автомобиля, а я на заднее, и нелепо вытягивая шею в пространстве между дымящей ментоловой сигаретой девочкой и угрюмым водителем, подсказывал последнему куда рулить.
-Сюда, потом вот сюда, и вон туда.
Я зашуршал купюрами:
-Столько хватит?
-А ты сам как думаешь?
Я подумал, что хватит более чем и добавил еще. Моя ненаглядная сказала шоферу "до свидания" и крепко всадила дверцу в кузов - молодец! Шофер с ненавистью посмотрел на мою пассию и зашевелил губами, возможно рождая неприличные слова, - не обращай внимание!
Я обнял моего нового друга за плечи и нежно завел в подъезд своего дома.
-Ты один живешь?
-Не совсем, в общем, тут, а что?
-Ничего.
Квартирный вопрос испортил не только жителей нашей славной столицы.
-Ты проходи, пока я один, но на днях вот-вот... Там достань из холодильника чего-нибудь закусить.
Я вымыл две пыльные рюмки, открыл банку шпрот, нарезал остатки уже отчетливо пахнущего плесенью хлеба, нашел два червивых яблока и раскромсал их на огромное количество долек.
Моя рука дрогнула, и жирная прозрачная лужица поползла от рюмок в сторону моей гостьи. Подавляя желание сплюнуть выделившуюся слюну, я бодро сказал:
-За что будем пить? Давай за тебя!
-У тебя курить нету?
Я выпил водку, кинул в свой рот две дольки яблока, один навильник шпрот и кусок хлеба.
-Есть, сейчас принесу, как прошла?
-Нормально, дай воды запить.
Пили мы вяло, разговор тоже не шел, на каждую рюмку девочка выкуривала по две сигареты и складывала окурки в банку из-под сметаны, на столе было много хлебных крошек, кое-где лежали оброненные шпроты и непонятно откуда взявшийся мусор.
-Много куришь.
-Ну и что.
-Так, ничего.
Я раздробил зубами веточку от яблока и хотел разлить еще по одной, но указательный пальчик с обгрызенным ноготком остановил горлышко бутылки.
-Я больше не буду - не идет. Пошли спать.
-Душ?
-Не-а.
-Пошли. Я сейчас.
Я подставил затылок под струю холодной воды, пытаясь выкристаллизовать в обмякших мозгах сексуальную ясность, потом тщательно вытер голову махровым полотенцем и вышел из ванной.
Опять курит, зараза! Потом неделю проветривай.
-Пойдем.
Пока я раскладывал диван и стелил постель, моя собутыльница разделась и сразу юркнула под одеяло, достаточно разочаровав меня своей поспешностью.
А как же всеми рекомендуемая прелюдия? Кожа гладкая, но чуть липковата, надо было понастойчивее предложить принять душ. Вяловата моя юная жрица. Грудь остренькая, у Вероники, наверно, поаморфнее. А как со здоровьем? - опомнился, идиот! Если бы вчера не лопнул первомайский воздушный шарик, можно было бы воспользоваться им. Что-то вольная борьба у нас совсем не того. Хотя кое-какая активность... Да смотри-ка ты... С насморком можно и задохнуться. Акробатическое доставание языком моего неба - я же водку пил, как бы рефлекс не сработал. Она слижет весь загар с моего тела, полегче - слюни стягивают кожу. Куда это она? Ой. Не ожидал, то есть, конечно, ожидал, но... Вероника... жарко... как жарко, Вероника... жарко... не надо было пить...
-Вероник, не надо было нам пить.
-Твоя Вероника с кем-то другим трахается.
Тьфу, дурак! И как я мог так.
-Это я это... Ты извини, все в голове перемешалось, ты извини, просто это...
-Да мне плевать.
-А тебя как зовут?
-Андромеда.
-Андромеда? - папа увлекался мифологией?
-Нет, обсерваторию сторожил - зови Анечкой.
Мои силы почти все. Ее неутомимость, кто бы мог подумать. Как стучит сердце. Пульс в каждой точке, кровь ударяет в кончики пальцев, даже он - забавно. Сейчас умру от инфаркта, и будет забавно. Ну, ты даешь, Вероника. Я весь мокрый. Кожу на локтях и коленях стер. Душно. Кажется... Уже не кажется.
-Извини, Вероника, я тебя назвал другим именем - оговорился. Кроме тебя у меня никого нет.
-Плевать.
Я проснулся в семь утра, очень небрежно умылся, поставил чайник и пошел будить мою ночную фею. Фея намотала на себя одеяло с простыней и накрылась сверху подушкой.
Как же она говорила ее зовут? Сильфида, Клеопатра, Джульета или, может быть, Пенелопа? Все равно наврала, наверно.
-Вставай, Брюнхильда, мне на работу пора!
-Какую работу?!
Если бы я знал какую.
-Вставай скорее - опаздываю!
-Не ори, сейчас встану.
Кокон из постельного белья развернулся и я подумал, что можно на некоторое время и задержаться, но утомленный за ночь организм как-то меня не поддержал, и пришлось нервно шагать из комнаты в кухню и обратно.
-Выпьешь?
-С утра не пью.
-Молодец - у тебя еще все впереди.
-Пошел ты.
-Нет, дорогая, мы пойдем вместе.
На крылечке мы оба защурились от яркого утреннего солнышка и, как мне показалось, застенчиво улыбнулись друг дружке.
-Ты иди, а то опоздаешь. Я посижу, потом пойду.
Начинается.
-Пошли, я тебя на такси посажу, тут соседи, у меня и так неприятности, пошли!
Я грубовато дернул за руку мою ненаглядную, потому что раннее утро редко красит женщину, как, впрочем, и нашего брата.
-Полегче! Дай мне лучше денег курить купить.
-Дам, пошли.
Голубой маленький автомобильчик увез мою маленькую. Я посмотрел ему вслед и пошел. Сначала я думал, что я пошел к Георгию Григорьевичу, потом мне показалось, что я иду к школьному товарищу Вавилкину Стасику, потом я был уверен, что на бирже труда запишусь в безработные, но когда я сел на облупленную скамейку, то кисло и немного презрительно сам себе усмехнулся.
А вдруг она уже ушла?
Вышло восемь человек, зашла пухленькая старушка с пухленькой лохматой болонкой.
Если сейчас выйдет женщина - пойду домой, если мужчина - еще подожду чуточку.
Строгая женщина в дорогом и теплом не по сезону костюме - беспринципно остался сидеть.
Да, - это она выпорхнула, то есть осторожно сошла со ступенек.
-Привет...
-Привет, вот поджидаю тебя.
-Зачем? Мне на работу пора.
-Я тебя провожу.
-А мне не далеко - через квартал направо.
-Ну и что.
-А ты что не работаешь?
-Я сейчас в отпуске.
-А кем работаешь?
-Геологом.
Кем? А почему, собственно, не космонавтом? Хотя, романтика, тайга, костер, гитара, схватки с браконьерами, охота на медведей с одним ножом в руке, залежи алмазов, платины, золота и подруги трудовых будней без комплексов.
-Плохая профессия - никогда дома не бывают.
-Да, я тоже так думаю и после отпуска переведусь в управление - хватит, помотался.
-Так ты, наверно, потеряешь в зарплате?
-Не так чтобы очень, но все же.
Не слишком ли много вопросов? Пора перехватывать инициативу.
-А ты чем занимаешься?
-Я бухгалтер в фирме Инко. Мне предлагали замом главбуха, но я отказалась - зарплата почти такая же, а ответственность гораздо больше, а потом Татьяна Савельевна говорит, что лучше сейчас все снизу досконально узнать, чтобы потом можно было на любой вопрос знать ответ, а то у нас была экономист - не знала на какой счет хозрасходы списывать.
Чтобы ее такое спросить по профилю?
-А сложно годовой баланс сдавать?
-Если в течение года бухгалтерия велась аккуратно, то не очень. Тут ведь еще многое от налоговой зависит.
-Понятно. Пойдем сегодня куда-нибудь?
-Куда это куда-нибудь?
-В кино.
А ходят ли сейчас в кино?
-Я не знаю.
-Ты во сколько заканчиваешь работать?
-В пять, но я не знаю.
-Я зайду в семь.
Я помахал Веронике рукой, она кивнула и пошла направо, а я пошел налево.
У Георгия Григорьевича было шумно, душно и тесно. Я потолкался около стола играющих в карты, перекинулся парой фраз со знакомыми и хотел уже незаметно исчезнуть, как Георгий Григорьевич мне мило улыбнулся:
-Витек! Прокатись с Толиком, подстрахуй его.
С Толиком у нас самые, что ни на есть задушевные отношения, после того, как он вообразил, что я переспал с его вечно пьяной подружкой Алисой.
-Но...
-Надо, Витек, надо.
-Мне до шести хотелось бы освободиться.
-Освободишься. Толик, вы успеете до шести?
-Нет.
-Я же говорил, что успеете. Ну с богом.
-Дай я немного в карты поиграю.
-Толик, не заставляй меня нервничать.
Толик нахмурился и, ни с кем не попрощавшись, хлопнул дверью немного сильнее, чем нужно.
-Догоняй, Витек, - форд голубой металлик.
Моя левая нога едва успела коснуться днища автомобиля, а правая оторваться от асфальта, как Толик до упора вдавил педаль газа. Какое-то время моя правая нога висела в воздухе, а рука держала открытую дверцу, но, в конце концов, оба мои замшевых ботинка оказались вместе на резиновом коврике, а дверку я нечаянно, не со зла, прикрыл так, что испугался возможному выпадению лобового стекла.
Ноздри Толика слегка затрепетали.
Породистый.
-Ты не расстраивайся, я знаю, почему ты так медленно трогаешься - у тебя диск сцепления износился или где-то тросик заедает.
Теперь я точно знаю, что мы друзья на всю жизнь и всегда будем помогать друг другу и чтобы не случилось, всегда помнить о том, что есть товарищ, на которого можно положиться.
Мы с Толиком долго перевозили какие-то коробки из одних полуподвальных помещений в другие, брали накладные, расписки или честные слова, звонили Георгию Григорьевичу и мчались дальше.
Толик вышел из телефонной будки и сказал:
-Этот портфель у тебя будет, Георгий Григорьевич сказал.
Только пузатого портфеля мне не хватало.
-Если не трудно, высади меня на трамвайном кольце.
-Трудно.
-Какой ты галантный.
-Что ты сказал?!
Толик резко свернул в какой-то замкнутый дворик.
Может быть, быстренько разъяснить ему значение слова галантный?
Двор окружали голые красные кирпичные стены, в одном углу лежали сваленные в кучу поломанные ящики, в другом рваные автомобильные покрышки, а посередине отражало солнце, обитая жестью дверь.
Мы выскочили из машины и стали друг против друга. Я сказал Толику, что незачем так нервничать, а Толик в ответ замахнулся на меня монтировкой. Я не поднял для защиты руки, не рванул в сторону и даже не закричал истошно - я спокойно ждал. Но Толик меня обманул - он не разъединил мои полушария - он просто пнул мне в самое дорогое и болезненное место.
Я сказал: "Ох!" и подумал, что тоже ему сейчас как дам и, присев на корточки, завалился на правый бок.
Голубой форд резко сдал назад, потом вперед и шумно скрылся с места происшествия. Пузатый портфель упирался в мой затылок холодной никелированной застежкой.
Я встал, отряхнулся, зачем-то подошел к жестяной двери и крепко стукнул в нее кулаком. Глухое эхо прокатилось по дворику, я постоял и пошел к выходу. Не доходя до подворотни, я обернулся - девочка лет семи выглянула из-за жестяной двери и показала длинный розовый язык. Я нащупал в кармане парочку украденных у Георгия Григорьевича конфет:
-Хочешь конфетку?
Сейчас засмущается, потупит глазки и кивнет своей пушистой головкой.
-Иди на х.., дурак.
Хорошая девочка, только бы ее никто не испортил.
Я донес портфель до своей квартиры, швырнул его в самый пыльный угол (на досуге не мешает сделать легкую влажную уборку), отряхнулся, умылся, вышел из квартиры, легко сбежал по лестнице вниз и беззастенчиво нарвал с ближайшей клумбы сносный букетик анютиных глазок.
Дверь открыла мама. Я открыл рот. Мама меня опередила:
-Вероника, к тебе молодой человек.
Могла бы и за порог пригласить.
-А, это ты... Чего?
Вот тебе и чаво!
-Мы же договорились - я и пришел на чаек.
-Какой чаек?
-Ну не на чаек, так в кино сходим или в ресторанчике поужинаем, у?
-Ой, в ресторан я не пойду - у меня голова не мыта и вообще.
-Значит в кино.
-В кино? А какое? Ладно. Ты пока это. У нас тут беспорядок. Подожди меня во дворе - я сейчас.
Я вышел во двор, присел на скамеечку и порассуждал сам с собой на тему можно ли в полумраке душного кинозала разглядеть колтун слипшихся сальных волос на голове Вероники. Затем к моей правой туфле подскочил воробей и клюнул кожуру от семечки. А потом вышедшая Вероника спросила:
-А мы билеты купим?
-Купим, и, думаю, в любом количестве.
И, действительно, на весь просторный кинозал нас было всего человек десять.
Главный герой похлопал по плечу второстепенного и сказал, что у того все будет в порядке, второстепенный герой настолько воспрял духом, что невольно подумалось: его пристрелят не в конце фильма, а минут через пять-десять. Я нежно прикоснулся мизинцем к кулачку Вероники и провел им вверх-вниз, потом еще раз вверх-вниз, потом еще, потом Вероника смахнула мой мизинец раздраженным движением.
-Не мешай!
Второстепенному герою перерезали горло, а главный герой, стоя над его трупом и по-товарищески обнимая его жену, пообещал зрителям отомстить за друга. Я прижался плечом к мягкому округлому плечу Вероники и закрыл глаза, уносясь в мечты с легким эротическим оттенком.
-Отодвинься, мне жарко!
-Да я тебя почти не касаюсь, тут просто душно.
Я украдкой глянул на парочку, сидевшую тремя рядами выше и мне показалось, что паренек влез под юбку к своей подружке уже обеими руками. Я хотел обратить внимание Вероники на этот возмутительный факт, но передумал, потому что в это время главный герой вовсю бился с предводителем банды головорезов.
Вероника вздохнула:
-Страшный фильм.
Я в знак согласия промычал и положил свою мужественную сильную ладонь на маленькую пухленькую ладошку Вероники. В это время парочка сзади вдруг громко и безудержно загоготала. Вероника гневно вырвала свою руку:
-Придурки!
-Да...
-Не понимаю, зачем этим идиотам ходить в кино?!
-Куда же им еще ходить.
-А?
-Да, сидели бы дома.
Главный герой сел на мощный мотоцикл и сквозь бесконечные столбики титров помчался к линии горизонта.
Я толкнул дверь и пропустил Веронику вперед. Вероника повернулась ко мне и наморщила свой беленький лобик:
-А зачем Билл сразу не сказал, что он его брат?
-Наверно, чтобы было интереснее.
-Кому?
-Нам.
-Да причем тут мы, если бы Бил сразу сказал, что он его брат, тогда Гарри, может быть, не убил бы Элен.
Странно, я уже забыл название фильма, а она помнит по именам всех персонажей - бухгалтерия.
-Сюжет в боевиках не всегда поддается логическому объяснению.
-Ой, ну с тобой только в кино ходить! Даже фильм обсудить нельзя.
-Обсудить?
Вероника ничего не ответила, поежилась от прохладного ветерка и пошла вперед. Я бы накинул на ее подрагивающие плечи дорогой стильный пиджак, но на мне был только старенький пуловер с маленькой дыркой на правом локте.
-Замерзла?
-Ветер холодный.
-Зайдем ко мне, немножко выпьем, согреемся, давай?
-Куда?! Ты что с ума сошел, еще я к тебе пошла, девку нашел, я домой пошла!
Серьезное воспитание у моей ненаглядной.
-Вероника, ты зря обиделась, у меня и в мыслях не было ничего плохого, просто попили бы чаю с тортиком, и я бы проводил тебя домой.
Ближе к утру.
Вероника, оставив без внимания мой лепет и строго постукивая каблучками, твердо зашагала в направлении своего дома. А я мягко, как пантера, шел рядом, ну не как пантера, но все равно почти бесшумно. Навстречу нам попадались одинокие прохожие, влюбленные парочки и кучки мелких хулиганов.
-Симпатичный мальчик слева был, на Сталоне похож, правда?
-Не разглядел. Любишь Сталоне?
-Конечно. Я вообще люблю сильных мужчин, высоких и чтобы фигура была, они такие, ты вот зря не качаешься, я бы на твоем месте обязательно занялась культуризмом.
Трицепсы - бицепсы. Надо было под пуловер затолкать спасательный жилет.
-Некоторые женщины тоже бодибилдингом занимаются.
-Женщина может быть и слабой, в ней не это главное и вообще.
-Я не о том.
-Ты что обиделся? Не обижайся - на правду ведь не обижаются.
Какую к дьяволу правду?!
-Слушай, ты не куришь? Спроси мне сигареточку, а?
-А ты разве куришь?
-Я недавно начала. Так, иногда курю.
-Может быть, и не стоит начинать, американцы поголовно бросают.
-Американцы! Много ты знаешь! Не хочешь - не спрашивай!
-Да ради бога.
-Извините, сигаретой не угостите? Спасибо большое. А огонек? Спасибо.
-Держи.
Вероника осторожно перенесла мой косвенный поцелуй в свои губы, неумело затянулась, сдержала порыв кашля, сделала губки бантиком и выпустила тонкую струю дыма.
-У тебя нет конфетки закусить, а то маманя раскричится.
Вероника застучала карамелькой о зубы и замурлыкала под нос какой-то мотивчик.
-Ты хотел чаю? Зайдем?
Уж не действие ли это никотина? Не купить ли целую пачку для еще большей динамики отношений?
-А мама?
-А что мама?
-Нет, ничего, в смысле она не будет против?
-А что против, чаю, что ли жалко?
Пожалуй, тратится на целую пачку рановато.
-Здрасьте.
-Здрасьте.
Коридорчик, комнатка, диван, в углу телевизор, в телевизоре мужчина в белой каске говорит, что у него проблемы с трубами и что будь у него всегда и вовремя трубы, он бы... Щелк. Мужчина превратился в светящуюся точку, но и она быстро погасла.
-Присаживайтесь, как вас зовут?
-Виктор.
-Виктор?
-Да, Витя.
-Витя чай будите или кофе хотите?
-Да нет, лучше чай.
Вероника с мамой вышли из комнаты на кухню и зашушукались там. Я хотел, было подкрасться и подслушать, но передумал и так все понятно: ох, повезло тебе, доченька, ох повезло, такого парня отхватила! И не говори, мама, я сама на седьмом небе от счастья, такое бывает раз в жизни! Ох, не упусти его, доченька, ох не упусти!
-Витя, ты какой чай любишь? Крепкий?
-Да покрепче.
-А вы где работаете?
Где? Я уже говорил, что я летчик-полярник или нет, не полярник, но что-то в этом роде.
-Я сейчас в отпуске и, наверно, после отпуска уволюсь, меня здесь звали, там у меня товарищ работает, он уже начальник, так что, наверно, я сюда перейду, а то, сколько можно мотаться, хотя, конечно, и там свои плюсы, но ведь надо уже и о будущем подумать, нельзя же всю жизнь мотаться, правда?
Уф!
-Я что-то не совсем поняла, где вы работаете.
-Да геологом, мама, я же тебе говорила.
Конечно же, геологом - спасибо, родная.
-О, это, наверно, такая интересная работа и платят там хорошо. А что вы ищете?
-В смысле?
-Ну, какие полезные ископаемые?
Подкованная тетенька, чтобы ей такое брякнуть.
-Марганциты.
Хорошо брякнул, сейчас достанет подшивку журнала "Знание - сила" и ткнет своим указательным пальчиком в раздел геологии.
-А что это такое?
Идиот, не мог сказать, что золото, платину, в конце концов, какой-нибудь алюминий.
-Это такая группа минералов. Их потом это... В общем, очень ценная руда, ее нигде в мире нет, только у нас и в Австралии, больше нигде нет, очень ценная вещь.
-А как у вас с обеспечением, наверно, выдают спецобмундирование?
-Да, в основном канадское.
Я устал. Я взял печеньку и съел, потом еще одну, потом еще. В уголках моих губ застряли крошки, а почему бы Веронику ни попросить собрать их кончиком своего розового язычка?
Профессиональные вопросы как-то иссякли и мы примолкли. Вероника маленькими глотками наполнялась чаем, ее мама складывала фантик от конфетки в аккуратный прямоугольник, потом разворачивала и опять складывала - вырвал бы из рук и скатал бы шарик! Но я заталкивал в себя очередную печеньку.
-Какие вкусные печеньки, вы их сами готовите?
-А? Нет, мы их сами готовим, зачем покупать, тебе нравятся - ешь на здоровье.
Что-то наша маманя задремала - шла бы баиньки, и мы с Вероникой где-нибудь прикурнули бы.
-Витя, а ты далеко живешь?
Вот так-то.
-Нет, не очень, вполне можно пешком дойти.
-А ты много зарабатываешь?
Хороший вопрос.
-Так трудно сказать, раз на раз не приходится, в целом хватает, но хотелось бы и побольше.
-Заходи к нам еще, мы тебя не гоним, но нам завтра рано вставать, так что...
-Конечно, конечно. Спасибо за чай, до свидания. До свидания, Вероника.
-Пока.
Тяжелая дверь мягко вошла в косяки, солидно задвинулись замки, дверная цепочка легкомысленно звякнула. Но ведь я забыл спросить, когда я еще раз увижу мою молчаливую Веронику. Коза! Даже не проводила до порога.
Было свежо, ветерок чихал мне в лицо меленьким дождичком, вдалеке играла гармошка и несколько загулявших голосов тянули песню про шумный камыш. Я запрокинул голову: звезд не было, только луна расплывчато мутнела в пелене туч. Немного резануло в паху - если стану импотентом, то выколю на мошонке: "Толик, я тебя никогда не забуду!" Тихо прошмыгнул кот, две бумажки наперегонки летели в огромную лужу. Прямая дорога сквозь темные подворотни, окружная - хорошо освещена. Фонари. Их желтый свет искривляет пространство, меняет цвета, предметы, лица - люди не узнают друг друга, матери проходят мимо лежащих в канаве пьяных сыновей, отцы не различают насилуемых дочек, стены строят рожи, асфальт хохочет, щербато обнажая канализационные колодцы, - не опускайте туда ногу, лучше лягте на добрую скамейку, поднимите воротник старенького плаща и закройте глаза или идите дальше, но не бросайте мусор в переполненные урны, лучше в черную траву, а окурки надо щелчком выстреливать в неровности тротуара, тогда красный огонек разлетится на десятки маленьких огоньков, а окурок потом подберет, ну, например, Анечка.
Анечка сидела на ступеньках перед моей дверью и курила вонючую папиросу "Беломорканал".
-Ну ты и ходишь.
-Меня ждешь?
-Нет, соседа.
-А, ну он, кажется, уехал, так что...
Анечка сплюнула, зыркнула и спустилась на ступеньку вниз. Ну и шла бы себе. Я взял ее за руку.
-Ладно, заходи. Ты что дома совсем не ночуешь?
-Иногда ночую.
Только не надо мне рассказывать про многодетную пьющую мать, многосудимого пьющего отчима, голодных и чумазых братишек и сестренок.
Я сказал Анечке, что пить не будем, она сказала: как хочешь. Я сказал Анечке, что спать с ней не буду, она пожала плечами. Я сказал Анечке, что она сейчас примет ванну, она стала медленно раздеваться. Я спросил Анечку, что, может быть, она хочет есть. Анечка кивнула головой. Я пожарил пять яиц (как меня тошнит от этих яиц) и мы быстро их съели, промокая мягкой булочкой растекшиеся желтки.
Ванна быстро наполнилась водой. Я оценил указательным пальцем температуру и позвал Анечку:
-Иди мойся. Мыло, шампунь найдешь, в тазике можешь постирать свои вещи.
Я вымыл посуду, вытер стол, с грохотом вытащил из кладовки раскладушку, расправил ее и прилег на диван.
Я слышал, как Анечка выключила воду, слышал, как она заплескалась, потом затихла, потом опять заплескалась, затихла, шумно встала, шумно села, тихо, долго тихо, слишком долго тихо, уж слишком долго тихо - проклятие!
Я открыл дверь в ванную комнату, под водой с открытыми глазами лежала Анечка. Я испугался, я так испугался, что у меня заломило затылок и заныло сердце. Анечка, слегка меня окатив, шумно вынырнула, вздохнула и улыбнулась.
-Ну ты даешь! Не надоело барахтаться?
-Нет, я люблю горячую воду.
Анечка задела мою руку мокрым плечиком. Я наклонился и зачем-то поцеловал ее торчащую ключицу. Потом, потом в носках, майке, штанах я барахтался в ванной вместе с Анечкой. Потом я разорвал мокрую майку. Потом мои штаны заклинило где-то на коленях. А потом был дельфинарий во время гона.
Я вытаскивал из кармана мокрые комочки бумажных рублей, нежно расправлял их и за краешек прицеплял деревянной прищепкой к бельевой веревке.
-Интересно, высохнут они до утра.
-Не высохнут. Мне на раскладушку ложиться?
-Придется в других идти.
Я ворочался на диване, Анечка скрипела на раскладушке. Анечка перестала скрипеть, а я нырнул в темноту и был там, пока не услышал:
-Эй, вставай! На работу опоздаешь!
-Чего?!
Анечка лежала по правую руку от меня и сладко потягивалась. Мне не понравилось все: ее улыбка, ее грудь, ее выгнутая спина, ее бесцеремонное переползание на мой диван, ее хриплый голос и вообще.
-Я в отпуске, я уже десять раз говорил, что я в отпуске, и вообще, перехожу в управление, пусть сами ищут за такую зарплату свой антрацит. Ты извини, но больше не приходи, вчера я не мог тебе сказать, но пойми скоро родственники приедут, да и вообще. Просто все.
Анечка скривила губки, молча встала, включила утюг, погладила свои вещички, оделась, и выскользнула из моей жизни. Тягучая тишина повисла в моей маленькой комнатке, стало жалко Анечку, себя, Веронику, мать Вероники, Георгия Григорьевича, Толика и все прогрессивное и непрогрессивное человечество. Был бы с похмелья, пустил бы, непременно, слезу. Я закрыл глаза и часика полтора смотрел сон про голозадых девок, за которыми безуспешно гонялся. Потом я проснулся.
Интересно, а что лежит в пузатом портфеле?
Я оттянул круглую железную пампушку вниз, но замок не открылся, видимо его заботливо закрыли на ключик. Пришлось залезть в кладовку, выудить из хлама стальную проволоку, выгнуть с помощью пассатижей из нее крючок и, ловко покрутив в замочной скважине, расстегнуть портфель. В портфеле были: какие-то бланки, договор долевого участия, бутылка шампанского, коробка конфет, пачка презервативов и завернутый в белую тряпочку пистолет ТТ с запасной обоймой.
"Пусть пока у тебя побудет" - спасибо, Георгий Григорьевич. Что там у нас за незаконное хранение оружия? Сейчас позвоню ему и скажу какой он козел.
-Алло, Георгий Григорьевич?
-Да.
-Это Виктор. Мне что с портфелем-то делать?
-Каким портфелем? А, ну пусть пока у тебя побудет - это там, в общем, потом заберем.
-Понятно. Я сегодня, наверно, не смогу подойти - что-то приболел, ладно?
-Ладно. С Толиком поладили?
-Да, отличный парень, он футболом не увлекался?
-Каким футболом? Ладно, мне некогда, давай выздоравливай, выпей водки с перцем, сходи в баню и все пройдет.
Пошел ты сам в баню со своей водкой с перцем.
Я заскучал и решил поиграть сам с собой в шахматы. Сначала я болел за белых и, честно говоря, подыгрывал им, но, когда они вдруг стали проигрывать, стал болеть за черных и привел их к закономерной победе. Потом я вышел на улицу, плюхнулся на скамейку напротив двух хихикающих девочек и мило им улыбнулся, девочки прыснули в свои маленькие ладошки и убежали. На смену девочкам пришел, попыхивая папироской, грузный мужчина, сел, развернул газетку и, не отрываясь от газеты и не вынимая из за рта папироску, сказал мне:
-Извините, что вмешиваюсь не в свое дело, но в вашем костюме небольшой беспорядок.
Беспорядок был потрясающий: молния разошлась во все стороны, обнажая белый фон в голубую клеточку. Я смутился, порывисто застегнул молнию, что-то пробурчал и зачем-то скрылся в продовольственном магазине. Ко мне подошла бабушка и сказала:
-Сейчас завезут ливерную колбасу и бройлерных куриц.
-Да? А что лучше колбаса или курицы?
-Конечно курицы, из них можно бульон сварить, можно пожарить, а из колбасы что? - ничего.
Но подошла другая бабушка и сказала:
-Это, смотря для кого, вот я, например, больше колбасу люблю, ее можно сразу порезать, и есть, можно бутерброд сделать, можно с яйцами пожарить, а бройлерные курицы - это же химия одна!
-А в твоей колбасе, думаешь, лучше, туда, знаешь, чего только не напихают - ей можно тараканов травить.
-У меня к твоему сведению нет тараканов, у меня все чисто и если в своем свинарнике ты их развела, не знай сколько, то мне не указывай!
-Я развела?! Да у тебя самой дочка шлюха и сама ты шлюха и все вы шлюхи!
-А вот за шлюху я тебя посажу на пятнадцать суток в тюрьму, и ты там сдохнешь, деревня неумытая!
Пока я поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, вокруг собралась толпа из любопытных лиц.
-Гражданин, уведите свою бабулю домой - здесь магазин, а не государственная дума.
Остроумная пухленькая продавщица обращалась ко мне.
-А какая, именно, из бабуль является моей?
Пухленькая продавщица быстро догадалась, что я или пьян в стельку, или тоже перепутал заведения, поэтому отвела от меня синеву своего взора, втолкнулась между бабулями и вежливо предложила им заткнуться.
Я купил хрустящую булочку, желтый, пахучий, с большими дырками кусок сыра и удивился, что меня почти не обсчитали. На радостях, сложив продукты в холодильник, я пошел к Веронике, которая, открыв мне дверь, сказала, что это опять я, потом предложила подождать на улице, потом вышла, и мы тихонечко пошли в маленький парк с маленьким прудиком, в котором плавали утки, полиэтиленовые пакеты, окурки и ярко красный мячик.
-А я с мамой поссорилась, давай посидим на скамейке.
-Давай, а что случилось?
-Да так, не хочу рассказывать.
Я взял ладошку Вероники, погладил ее, перевернул, провел ноготком по какой-то линии и сказал, что Веронику ждет долгая, счастливая жизнь, у нее будет два мужа и трое детей, но вот здесь, то есть примерно в теперешнем возрасте ее ждет страстная любовь. Я поцеловал Вероникину ладошку, а она мне сказала:
-Врешь ты все.
-Ну и что.
-А я себе кофточку связала, такая симпатичная, вот здесь я сделала валик, такие плечики, а резинку вязала совсем просто, обычно же вот так вяжут, а я взяла и сделала, как написано в предпоследнем номере "Бурды", и знаешь, так хорошо получилось, я теперь всегда буду так резинку вязать, жалко мне нитки немного не хватило, а то бы еще связала такие штучки, ну наверно, видел сейчас ходят?
-А ты чем вяжешь: спицами или крючком?
Вероника очень внимательно на меня посмотрела, наверно, поразившись моей осведомленностью в рукодельном искусстве, и спросила:
-Ты дурак что ли?
Я растерянно развел руки.
-Ты не пьяный случайно?
Я неуверенно помотал головой.
-Пойдем, проводи меня домой, что ты какой-то странный сегодня.
Я проводил Веронику до дверей, она меня не стала приглашать пить чай, но зато чмокнула в щечку.
Невзрачный, но строгий гражданин настойчиво давил на кнопку моего звонка. Я его сначала отстранил, открыл дверь, а потом пропустил вперед.
-Горэнерго. Счетчик в порядке? Табуреточка не найдется?
Я принес табуретку, гражданин на нее забрался и стал проверять пломбы на моем счетчике.
-Вроде бы в порядке. Но очень пыльно. Скажите жене, чтобы почаще делала влажную уборку.
-А вдруг ее током ударит?
-Так соблюдайте правила техники безопасности.
-Хорошо я ей передам.
Гражданин ушел, а я, не успев протереть табурет, уже снова открывал дверь.
Буба с какой-то сильно накрашенной женщиной.
-Здорово! Ты что вешаться собрался, ха-ха!
-А что ты так развеселился, думаешь, я в твою пользу завещание составил?
-Ха-ха! Нет, я смотрю, ты с табуреткой, ну я и... Давай мы пройдем, а то стоим, как не свои. Витек, у меня к тебе дело, это, давай на кухню зайдем. Нинок, ты подожди пока.
Нинок осталась ждать, а Буба влажно зашептал мне на ухо:
-Витек, ты понимаешь, у нее муж на работу ушел, ну ты сам понимаешь у нее нельзя, там всякое, ехать куда-то тоже, сам врубись, через час свекровь придет, все такое, ну это, а?
-Ты что, Буба, у меня бордель что ли, где вы тут будете, у меня одна свежая простынь осталась, кто потом будет все стирать, нет, Буба, и не думай.
-Да ты что, Витек, какая простынь и так все пойдет, нам и не надо ничего. Витек, век не забуду, ну?
Я безвольно сказал: "Ладно", плотно закрыл дверь на кухню и стал ждать. Потом:
-Витек, спасибо, век не забуду.
Влажное полотенце в тазик и полностью белым стиральным порошком. Дезодорант в воздух. Покрывало на балкон. С соседнего балкона ко мне плыл синий сигаретный дымок:
-Хороший денек сегодня.
-Да, замечательный.
-Обычно в это время дожди идут.
-Да, кажется.
-Уверяю вас. Вот у меня был случай...
-Извините, чайник кипит.
Я прошел на кухню и поставил чайник на огонь.
Я спросил у Георгия Григорьевича, что мне делать с портфелем. Георгий Григорьевич задумался и сказал:
-Представляешь, Светка-зараза, застукала с Жанкой-сучкой.
Я неискренне посочувствовал Георгию Григорьевичу, невнятно посоветовал что-нибудь наврать Светке и что-нибудь подарить Жанке. Георгий Григорьевич налил в тяжелый стакан виски, бросил туда пригоршню льда и отхлебнул:
-Перегони сегодня ночью джип из гаража с улицы Льва Толстого в гараж на улице Достоевского.
Я поинтересовался: есть ли на автомобиль документы и почему, именно, я. Георгий Григорьевич поперхнулся и сильно закашлялся:
-Не в то горло пошла.
Я предложил постучать ему по спине. Георгий Григорьевич стал звонить по телефону.
-Ладно, Витек, иди - у меня дел по горло. Привет, Светик! Ну что ты материшься - это же недоразумение...
Я вышел на улицу, мимо меня за метающимся в воздухе бумажным самолетиком пронеслась толпа орущих мальчишек.
-Привет.
-Привет. Ты что каждый день будешь приходить?
-Ну, нет, почему каждый день?
А почему бы и не каждый день, моя ясноокая?
Мы гуляли по тротуару, потом я предложил Веронике шампанское и мороженное с шоколадом. Вероника неожиданно легко согласилась, и я привел ее к себе домой.
-Тебе надо сменить обои, покрыть пол ДВП, вымыть окна и купить новую мебель.
-Угу.
Я разложил мороженное в красивые вазочки, посыпал сверху тертым шоколадом, беззвучно открыл шампанское и разлил в бокалы.
-А я люблю, когда пробка вылетает.
-Со следующей бутылкой так и сделаем.
-Следующей не будет.
Конечно, зачем нам лишний алкоголь.
Не успел я завернуть какой-нибудь трепетный тост, как Вероника уже выпила и принялась резво поедать мороженое.
Куда же мы так торопимся?
Я налил еще шампанского, но Вероника вдруг замотала головой:
-Я больше не буду.
-Ну еще чуть-чуть.
-Не-ет.
Вероника молча доела мороженое, взяла бокал с вазочкой, отнесла к раковине и вымыла их под струей горячей воды.
-Мне домой пора.
Я безнадежно предложил чаю, но Вероника отказалась и пошла к двери.
-Ты меня проводишь?
-Провожу, конечно.
Коза.
Дорогой я посвистывал, а Вероника мурлыкала.
-Пока.
-Пока.
До улицы Льва Толстого я добрался неожиданно быстро, карман моей куртки оттягивал тяжеленький ТТ с полной обоймой. Мне, конечно, было мало джипа без документов. Я открыл гараж, выехал на плохоосвещенную улочку и медленно покатил вперед.
Трое крепких короткоостриженных молодца шли посреди дороги, я нежно им посигналил, но они не отреагировали и не уступили мне дорогу. Я тащился за ними метров двадцать, выжимая сцепление и пытаясь могучей перегазовкой двигателя хоть как-то обратить на себя внимание, потом я занервничал, резко вывернул вправо, заехал колесом на бордюр, а левым боком моего джипа столкнул крайнего паренька на своих товарищей. Ребята возмутились и хотели даже за мной погнаться, но я поставил автомобиль поперек дороги, вышел, достал пистолет и прицелился в лоб самого крепкого из трех друзей. Двое других наверняка думали, что я целюсь именно в их крутые лбы, а может быть и не думали, но побледнели все и я тоже. Размеренный счет до десяти, я убираю пистолет, сажусь в машину и еду дальше, в зеркале заднего вида ребята молча стоят и смотрят мне вслед.
Доехал я благополучно, поставил машину в солидный каменный гараж и, позвякивая ключами, вышел в тихую аллею. Ко мне, натягивая поводок, близко подошел молодой глупый дог и радостно понюхал. Я улыбнулся красивой молодой женщине:
-Неспокойные времена?
Женщина не улыбнулась:
-Да, неспокойные. Пойдем, Лорд.
Лорд лизнул мне руку.
-Такой горло не перекусит, еще и хвостиком повиляет.
Красивая хозяйка дернула поводок и молча пошла дальше.
Я сел в троллейбус, который, проехав две с половиной остановки, вдруг разбросал в стороны свои дуги, и все пассажиры стали грустно смотреть, как немолодая женщина в оранжевом жилете пытается поставить их на место.
Где-то в это время я заскучал.
Я шагал по комнате, стоял перед книжным шкафом, гладил корешки книг, шел на кухню, пил воду, поливал засохшую герань, открывал окно, закрывал окно, сжимал голову руками, долго смотрел в зеркало над умывальником, полоскал рот, мыл руки, вдавил холодную сталь в висок и плавно нажал на спусковой крючок. Щелк! Почти не страшно. Вставил обойму на место. А если бы в стволе был патрон? Да что думать о плохом.
Я очень тщательно почистил зубы и лег спать.
Утром я позвонил Георгию Григорьевичу, доложил о выполненном задании и был приглашен на распитие бутылки водки. Я без энтузиазма согласился и понуро поплелся к хлебосольному боссу.
Водка была теплая и противная, салат из крабов свеж и восхитителен. Бутылку мы выпили быстро и как-то ожесточенно, Георгий Григорьевич достал еще одну, но, слава богу, нам на помощь пришли Буба со Светкой, потом пришли незнакомые мне трое грузин, потом вызвали трех беспрерывно щебечущих девушек, а потом незаметно выскользнул из децибелов забойной музыки, сизого клубка дыма и беспрерывной пустой болтовни.
В киоске я купил несколько газет и пошел домой. Дома я лег на диван и стал изучать свободную прессу. Изучал я ее долго, глаза мои стали плохо видеть, затылок заломило и, мутно взглянув на ворох газет, распластанных по полу, дивану, свисающих со стула, я пришел к выводу, что мир топчется на одном месте, иногда совершая нервные зигзагообразные прыжки. Я аккуратно сложил газеты стопкой, последними страницами вверх, на которых был несмешной юмор и злые карикатуры. Почему перестали ходить по квартирам пионеры, собиравшие макулатуру? Впрочем, кажется, обязательную макулатуру давно отменили. А что делает Вероника? Я мог бы почитать ей вслух интересные выдержки из статей, корректно поспорить на международную тему, а потом мы бы делали из газет кораблики, шляпы, самолетики и другие поделки.
Звонок.
Сосед.
-Слушай, у тебя нет ключа на семнадцать?
-Не-а.
-Жалко. Надо вот гайку открутить. Смотри. Может, подержишь с одной стороны плоскогубцами?
-Угу.
Как я не сжимал плоскогубцами гайку, гайка все равно проворачивалась.
-Слушай, позвони Генке, спроси тиски. Я не могу, его жена на меня зуб держит.
-Угу.
Слесарные работы стали меня утомлять.
Я поднялся на пятый этаж, сосед остался на четвертом, но обещал внимательно прислушиваться.
-Здорово, Ген.
-Здорово, чего?!
-Дай на пять минут тиски.
-Они барахлом завалены, сейчас жена разорется.
-Чего там собрался отдавать?!
-Да ничего, не твое дело! Ладно, подожди.
За дверью слышался ласковый шепот:
-Куда полез?!
-Куда надо!
-Куда полез?! Только что все уложила, опять своим алкашам все раздаешь, скоро весь дом растащат!
-Заткнись!
Что загремело и посыпалось, дверь распахнулась:
-На!
-О, спасибо, сейчас быстро открутим и все.
Гайку крепко зажали в тиски и, напрягая крепкие мускулы, открутили.
-Порядок! Давай еще одну открутим.
Другую гайку мы тоже открутили.
-Порядок! Чтобы такого сделать, пока тиски есть - так всегда, когда что-то есть, ничего не вспомнишь, а как нет, так сразу и вспоминаешь. Отнесешь?
-Угу.
Супруга Гены с ненавистью вырвала из моих рук тиски и захлопнула дверь. Я спустился на лестничную площадку соседа.
-А зачем тебе эти гайки?
-Ну так - пригодятся. Они с мелкой резьбой - дефицитные.
Я хотел, было чего-нибудь сказать проникновенное соседу, но сказал только:
-Пока, пойду.
-Погоди, давай скинемся, пузырь возьмем?
-Извини, не могу, давай в другой раз.
Сосед недовольно мотнул головой, а я зашел к себе в квартиру, плюхнулся на диван и накрыл голову подушкой.
В три часа ночи я сбросил с головы подушку и вышел на улицу. Было холодно и совсем безлюдно.
Я зашагал. Около дома фонари не горели. Дверь скрипнула. Я быстро взбежал по серым ступенькам. Я прижал ладонь правой руки к упругой гладкой поверхности дерматина, потом прислонился к нему лбом и заглянул в глазок - там было темно. Я закрыл глаза и уснул, а может быть, и не уснул. Я оторвал кусочек дерматина, попробовал его на вкус - ничего интересного и пошел домой.
Наш столик был в уютном уголке. Вероника сказала, что ей нравится здесь. Официантка приняла от нас заказ, она была накрашена еще гуще, чем Вероника.
Шампанское было не очень холодным. На сцену вышла девушка и несколько выпимших музыкантов. Раздались два хлопка, я тоже беззвучно соединил ладони. Вероника неожиданно криво усмехнулась:
-У нее ноги худые.
-Да вроде бы не так, чтобы. Давай выпьем.
Девушка подняла глаза в потолок и запела грустную песенку про потерянную любовь. Мне песенка понравилась, а Веронике не очень:
-Сейчас расплачется. В ресторанах надо петь веселые песни - сюда люди веселиться приходят.
-Наверно, не все веселятся.
-Кто не веселится, тот дома сидит.
-Хорошо, давай веселиться.
И мы стали веселиться, распивая шампанское и поглощая закуски. Вероника неожиданно быстро опьянела, достала из сумочки сигарету, небрежным кивком заставила меня щелкнуть зажигалкой, по большой кривой поднесла сигарету ко рту, затянулась и тут же вдавила сигарету в пепельницу. Не успел я налить себе рюмку водки под заливного судака, как Вероника опять достала сигарету и, закурив, проделала туже операцию, а через мгновение опять достала сигарету.
-Может быть, лучше сразу их все раздавить в пепельнице?
-Хи-хи! Может быть!
Только бы не пришлось ее тащить.
-Вероника, пойдем домой, хорошо?
-Нет, я хочу танцевать!
-Сейчас, я рассчитаюсь с официанткой, и потанцуем.
Официантка взяла у меня деньги и, скривив вишневые губы, стала ждать, когда я потребую сдачи.
Да пошла ты!
Я подхватил мою нежную и протанцевал с ней к выходу.
Всю дорогу от ресторана до моего дома горбоносый таксист оборачивался ко мне, скалился и подмигивал, а я обмахивал белым платочком, храпящую на моем плече Веронику.
Дома я заскакал на кухне, ставя чайник, открывая и закрывая холодильник, заваривая, вытирая, расставляя, наливая, убирая, доставая. А Вероника закрылась в ванной.
Из ванной Вероника вышла неожиданно свежая и даже бодрая, потребовала кофе, лимона, рюмку коньяка и шоколад.
-Знаешь, чего я хочу?
Лучше бы ты спросила, чего я хочу.
-Я хочу, чтобы играла тихая музыка...
Горели свечи.
-Горели свечи...
Роскошный мужчина стягивал бы с меня платье.
-И потрескивали дрова в камине.
-С камином сложновато будет. А так, пройдем в комнату.
В комнате я посадил мою валькирию на диван, запалил две декоративные вонючие свечки, поставил ненавязчивый клавесин Перселла и примостился рядом с крутым бедром моей принцессы.
Что бы такое сказать? Ты сводишь меня с ума, у тебя нежная кожа, прекрасные волосы, необыкновенные глаза - чего еще там можно сказать?
-Ты мне так нравишься.
-Я знаю.
Оказывается, она знает.
Я чмокнул Веронику в щечку, сразу же в уголок губ, а потом, в полной мере, впился в их неожиданно податливую мякоть. После пяти минут причмокиваний и затрудненного дыхания через нос (проклятый насморк!), я укололся о булавку, судорожно отцепил крючочки, расстегнул застежки и слегка задумался: стоит ли расстилать диван.
-Достань простынь.
Понял.
Мой старенький диван крякнул и принял нас в свои скрипучие объятия. Вероника лежала, извиняюсь, как бревно и в первый момент меня посетила ошеломляющая мысль: а не придется ли мне быть счастливчиком номер один?, но, слава богу, все обошлось. Я нежно гладил и целовал мое холодное бревнышко, покусывал мочки, щекотал пятки и никак не мог вспомнить, где находится удивительная и сверхэффективная точка G. Ничего не помогло, даже пухлый томик Камасутры, картинки которого, я проглядел на досуге - моя Клеопатра смотрела в потолок и, наверно, думала о том, как бы его лучше побелить.
-Так часто бывает, когда люди еще не привыкли друг к другу, со временем у нас все будет отлично, уверяю тебя. Надо только захотеть обоим и быть посвободнее и раскрепощеннее, есть много всяких...
-Сколько времени?
-Ты хочешь домой идти?
-Отвернись, я оденусь.
И чего мне отворачиваться.
-Может быть, останешься, а утром...
-Я же просила!
-Да не видно же не черта!
-Что ты на меня орешь?! Споил! Изнасиловал! Еще и орет!
Вот тебе и на.
-Вероника, успокойся, я не хотел тебя обидеть, я понимаю, что вышло все не очень, ну что ты? Сейчас пойдем домой. Давай я тебе кофе заварю.
-С лимоном.
-Конечно.
Вероника наклонилась к своим туфелькам, а мне вдруг захотелось легонько пнуть ее по заду, но два удовольствия подряд - будет многовато.
На улице было холодно. Георгий Григорьевич сказал:
-Что там, на улице опять прохладно?
-Да, прохладно.
-Выпьешь?
-Нет, не буду, что-то не хочется - настроения нет.
Георгий Григорьевич налил в две рюмки водки и одну протянул мне:
-Держи, сразу настроение и появится.
Я взял рюмку, выпил, поднял на вилке самый большой из двух крепких ядреных огурцов и весь его съел.
-Ну ты молотишь! Закуски-то больше нет.
Пошел ты!
-Я не знал.
-Эх, Витек, Витек... Хороший ты парень, но далеко не пойдешь.
Спасибо.
Мы выпили еще по рюмке, и Георгию Григорьевичу почему-то захотелось непременно разгромить меня в шашки. И он стал меня громить, и громил до счета восемь - два в мою пользу, после чего налил себе большой фужер водки и сказал, чтобы я занялся делом и принес калькуляцию к завтрашнему утру.
Вероника пропустила меня за дверь:
-Мамы нет, заходи. Подожди в коридоре, я оденусь, и пойдем погуляем.
Раз мамы нет, зачем нам где-то гулять.
Но бдительная мама уже открывала дверь своим ключом.
-Здрасьте.
-Здравствуй. Ты зря сел на этот стульчик, мы на него ногу ставим, когда сапоги застегиваем.
Я встал и похлопал себя по заду, выбивая прах с чужих подошв.
-Вероника, вы уже уходите?
-Да, мы пойдем.
-А то бы посидели, чайку попили.
Мама неискренне вздохнула, и мы вышли на свежий воздух. На свежем воздухе я сразу же предложил зайти ко мне посмотреть видеокассету с очень интересным свежим фильмом. Вероника сразу же и решительно отказалась:
-Знаю я твои кассеты.
После выяснения перспектив на сегодняшний вечер я заскучал и стал задумчиво пинать опавшие листья.
-У тебя отпуск когда заканчивается?
Какой еще, к дьяволу, отпуск?! Ах, да.
-Скоро.
-Вместо того, чтобы мотаться по улицам, съездил бы куда-нибудь по путевке, отдохнул бы, позагорал, встретил хорошую девушку, женился, детей завели бы.
-Как-то уж больно резво.
-А что резво-то? Тебе сколько лет - давно пора остепениться.
Что-то моя козочка разошлась.
-Ну, положим, у меня еще есть время.
-Хочешь сказать, что у меня его нет? Ну ладно, Вить, с тобой хорошо, но мне домой надо, не провожай меня. Пока.
И моя пассия побежала, выкидывая в бок ноги. Такой аллюр больше слабенькой троечки по физкультуре не потянет. Но когда эти физруки ставили анемичным отличницам тройки? Странно, почему же она побежала в другую от своего дома сторону?
В замочной скважине торчала записка. Буба накарябал мое имя с маленькой буквы и сообщил, что завтра в девять на углу Айской и Революционной меня будет ждать грузовик, в котором надо будет съездить на дачу Георгия Григорьевича, разгрузить машину, а потом загрузить. Сам Буба подписался с большой буквы. Вечером я решил, что никакую записку в глаза не видел, но утром как оловянный солдатик стоял на перекрестке сорок минут, пока не подъехал грузовик с вдребезги пьяным Бубой и чуть-чуть более трезвым шофером.
-Витек! Молодец - не опоздал!
Я поинтересовался, не боится ли шофер за свои права. Шофер круто подрезал жигуленок и сказал, что у него нет никаких прав и что он подменяет друга Мишку, который неожиданно и безответственно запил. Я покрепче уперся в переднюю панель и стал напряженнее вглядываться в дорогу.
Доехали мы благополучно, разгрузили половину кузова, потом Буба сказал, что он сейчас, зашел в сарайчик за приспособлением и уснул там, закатавшись в брезент. Шофер сказал, что без Бубы работать не будет и лег спать в кабине. Я сел на веранде в плетеное кресло, полистал засиженный мухами журнал и тоже задремал.
Проснулся я от жуткого крика из сарая. Мы забежали туда с шофером и размотали визжавшего Бубу.
-Буба, ты что?!
-Что с тобой?!
Буба проморгался и обнял меня:
-Ой, Витек - кранты. Приснилось, что меня похоронили живьем, представляешь? Открываю глаза - кругом темнота, рукой и ногой двинуть не могу, дышать тяжело - вилы, Витек! Если бы не вы - не знаю даже.
Буба зашмыгал носом, но быстро устыдился своей слабости, рьяно взялся за работу и в полчаса мы разгрузили и загрузили кузов грузовика.
-Кто там?
-Это я, Виктор, Вероника дома?
-Заходите, Виктор. Виктор, давайте сразу поговорим, чтобы не было недоразумений.
-А что случилось?
-Ничего не случилось.
Что-то пугает меня маманя.
-Тогда о чем мы будем говорить?
-Видишь ли, Виктор, Вероника выходит замуж и, как понимаешь, мы уже не можем себе позволить принимать молодых людей.
Теперь надо направить на меня лорнет, потом его сложить и изящный жест в сторону двери.
-Понятно, а с Вероникой можно переброситься парой фраз?
-Зачем?
-Да так.
-Хм.
Светская львица ушла и пришла моя Вероника, сложила на груди руки и равнодушно скользнула взглядом по запястью моей руки:
-У тебя часы отстают.
-Вероник, как-то все неожиданно несколько, мне казалось, что между нами были какие-то отношения.
-Что было-то?! Ничего не было!
-Ну не было - так не было, но все же...
-Виктор, давай на чистоту - у тебя же не было никаких серьезных намерений, тебе нужна была девушка для того, чтобы переспать не более.
Господи, бред какой.
-Серьезные намерения рождаются из несерьезных отношений.
-Ну и строй свои несерьезные отношения с кем-нибудь другим.
-А кто он?
-Какое это имеет значение - человек один хороший.
-А я плохой?
-Давай только не выяснять отношений, плохой - хороший! Я выхожу замуж, что тут еще обсуждать?!
Порой ей не откажешь в последовательности мыслей.
-А если бы я сказал, что у меня серьезные намерения?
-Извини, я не могу больше с тобой говорить, мне надо привести себя в порядок, до свидания, Виктор.
-Он сейчас придет?
-Виктор, я прошу, не устраивай скандал - уходи!
-Молодой человек! Имей же совесть! Может быть милицию вызвать?!
Вот тебе и на!
-Мама! Ради бога!
-Ладно. Ухожу. Прощай, любимая!
-Только не надо паясничать, тебе это не идет. Прощай.
Так то!
У подъезда ко мне подошел необычайно высокий мужчина с букетом и тортиком и попросил закурить.
Неужели?
Необычайно высокий мужчина затянулся, кивнул мне головой и пошел дальше.
Дома я постелил на кухонный столик полотенце, разобрал на нем пистолет, потом с трудом собрал, воткнул обойму, перезарядил, вогнав пулю в ствол, и вышел на темную пустынную улицу.
Окна Вероники были темны. Она уже крепко спит, нежно уткнувшись в пахучую мужскую подмышку?
Все та же дверь. Тихо. Я достал моего тяжеленького верного друга. А вдруг жених выбьет ногой мой пистолет? Нет, не выбьет. Как она побледнеет, как исказится ее ровненькое личико. Я распахну ее халат, сорву лифчик, подниму ее молочную железу, упру холодное железо в ее ребра и выпущу подряд две или три пули. Вот так! Прощай, Вероника! С Витьком надо было поосторожнее, с Витьком надо было поласковее. Никто больше не познает твой холод!
Большой пушистый кот посмотрел на меня с высоты верхних ступенек, я прицелился в него, но он бесшумно спрыгнул на перила и скрылся внизу.
На этаже ниже было слышно, как работает у кого-то телевизор, еще ниже муж негромко ругался с женой, а потом было тихо.
Я аккуратно завернул пистолет в белую тряпочку и положил его в пузатый портфель.
Я выключил свет, поставил заезженную пластинку Баха и закрыл глаза.
Короткий звонок. Дверь настежь. Буба и Толям.
-Чего?
-Здорово, Витек!
Буба шагнул в мое пространство, я его не пропустил.
-Что случилось? Ко мне нельзя - я не один.
-Ну и что. Мы на пять минут.
-Я же говорю не один! У меня женщина уже в постели!
-Ха! Что, Витек, кайф сломали?! Может тебе помочь?
-Буба, чего хочешь?
-Ладно, давай портфель.
-Сейчас.
Я захлопнул дверь, взял портфель и вынес двум друзьям.
-Точно, этот.
-Другого у меня нет.
-Ну, будь здоров. Да, чуть не забыл, Георгий Григорьевич сказал, чтобы ты завтра съездил к Леньке Коромыслову, взял у него чемоданчик и к обеду привез. Так что выезжай с утра, не перетрудись с подружкой, ха!
-Хорошо, будь здоров.
Я немного посидел около проигрывателя, наблюдая, как прыгает игла на безмолвно крутящейся пластинке, потом подошел к шкафу, достал толстый свитер, натянул его, откинул пятерней волосы и вышел из дому.
Я шел по дороге, теплый ветерок дул мне в лицо, было жарко и душно.
