Александр НЕСТРУГИН. «Ты припомни, Россия, как всё это было…»

О книге Петра Чалого «когда мы были на войне»[i]

Свою новую книгу писатель, лауреат премии «Имперская культура» Пётр Дмитриевич Чалый назвал строкой из песни. Название простое, но только на первый взгляд. В самом деле, уважаемые читатели, разве вы были на войне? Знаю, что многие ответят отрицательно. И я отвечу так же – если речь вести о «писаной биографии». Но есть ведь и другая биография – рода, родины, Отечества. В этом контексте никто из нас той горькой доли не миновал. И автор рецензируемой книги прав: на войне мы, граждане России, были – все, от мала до велика. Пётр Чалый помогает нам вспомнить, как это было.

В открывающем книгу разделе «Ты припомни, Россия…» собраны документальные зарисовки – короткие, всего в пару-тройку страниц каждая. Перо автора здесь схоже с чутким карандашом талантливого художника: несколько штрихов-линий – и проступает на фоне минувших лет, горьких «сороковых-роковых», портрет героя. Герои эти – самые обычные люди, в большинстве своём - земляки автора книги. Россошанцы, ольховатцы, кантемировцы, богучарцы, вернемамонцы.

Пехотинец Николай Крутьев «держал в руках и пулемёт, и снайперскую винтовку, и автомат». В одном из боёв на границе с Польшей, приняв на себя командование взводом, вывел своих товарищей в тыл к немцам. Неожиданная атака помогла овладеть вражеской «крепостью из камня и бетона». Редкий для солдата орден - Богдана Хмельницкого третьей степени – получил из рук командующего фронтом Константина Константиновича Рокоссовского.

Рядом с Крутьевым – танкисты Яков Котов и Василий Стороженко, миномётчик Михаил Кузьменко, санинструктор Мария Орлова и другие люди, достойные нашей благодарной памяти. Им выпали разные судьбы. Подвиг защищавшего Москву в дивизии Ивана Панфилова Дмитрия Митрофановича Каленика увековечен: посмертно ему присвоено звание Героя Советского Союза, на родине, в селе Стеценково Россошанского района Воронежской области установлен бюст. А вот «три танкиста, три весёлых друга», экипаж одинокого танка, прикрывавшего в июле 1942 года отход наших войск около села Шрамовка Россошанского района, остались неизвестными. Но заслужили право на легенду: «Свидетелей боя не нашлось. Помнили же о нём многие. Указали, где танк стоял, на какой дороге – сейчас она непроезжая, заросла травой, затянута землёй, - поднимались к селу немцы. Помнят, что всю короткую ночь полыхали-горели в кострах искорёженные снарядами вражьи машины и пушки».

В продолжающих книгу более объёмных документально-художественных повестях и рассказах канонада боев звучит вроде бы отдалённо, приглушенно, но сама война, не отпуская, сурово и скорбно смотрит в наши глаза.

История, случившаяся с россошанской «морячкой» Надеждой Наталич, могла бы стать основой для многостраничного приключенческого романа, почище многих придуманных, вроде той, про Робинзона Крузо. Окончив медицинское училище, Надежда уехала к родственникам во Владивосток и там случайно определилась на морскую службу – на большой океанский пароход «Декабрист». А тут война. Наскоро переоборудованный «Декабрист» в составе охраняемых караванов, за которыми охотились немецкие подводные лодки и самолёты, доставляет военные грузы из Англии. Как это было? Предоставим слово героине повествования: «В последний рейс шли мы без сопровождающих. Понимали, что идём на верную гибель. Знали ведь трагедию семнадцатого каравана. Английский конвой бросил корабли на полпути, не передав нашей охране. Своих оставили, там же плыли американцы, англичане, не только наши суда. Немцы потопили почти всех, как котят».

4 ноября 1942 года радист «Декабриста» бросил в эфир сигнал SOS: «Торпедированы…Кто слышит меня, отвечайте. Погружаемся…» Через час в эфир ушло последнее сообщение: « Судно тонет, садимся в шлюпки… Спасайте нас». Где-то на десятые сутки шлюпку вынесло к заснеженному крохотному острову – необитаемому, одни камни да лёд. А дальше – борьба за жизнь: дни, недели, месяцы. Джек Лондон с его северными рассказами отдыхает. Хотите узнать подробности? Откройте книгу…

Повествования «Дорога на крови», «Не скажут ни камень, ни крест…» тоже читаются на перехваченном дыхании. Заняв летом 1942 года правобережье Дона, враг, исходя из стратегических соображений, начал спешно строить железнодорожную ветку на участке Острогожск – Евдаково. «Железную дорогу строили подневольные рабы – военнопленные и местное население. В людской муравейник превратилась почти тридцатикилометровая трасса… Дорога ставилась на костях человеческих, на крови». Это авторское суждение не голословно. Вот свидетельство Нины Емельяновны Ляпиной-Лозовой, молоденькой девочкой «мобилизованной» на строительство-каторгу: «Показалось, плохо работает человек. Тут же избивали жестоко, до полусмерти. Случалось так. Обессилевших и лежачих заставляли грузить в вагонетки. Толкали по свежепроложенным рельсам, разгоняли под уклон. В конце пути вагонетка опрокидывалась. Тела катились под откос. Кто погибал, кого пристреливали. Всех закапывали в насыпи. Дорога становилась братской могилой».

Представишь - и волосы дыбом встают. Может быть, лучше этого не помнить? Закрыть глаза, затолкать в уши вату, сердце не тревожить? Не получится – пока ведёт нас по белу свету душа живая…

Об исторической памяти – «…есть ли смысл в поисках прошлого?» – и рассказ «Итальянская печаль». Тема непростая, как иногда говорят, - деликатная. И в отсутствии деликатности автора трудно упрекнуть. Пётр Чалый не считает бедой то, что «в годы горбачёвской «перекройки» Отечества к нам на средний Дон, в Россошь и её окрестности, зачастили гости из Италии». Но не может он закрывать глаза на то, что «путешествовали они, как шутили местные жители, «по местам боевой славы». Ведь в шутке той собственно шутки было не так уж много: потомки тех, кто пришел на донскую землю как захватчик в 1942 году ( а порой и сами постаревшие участники тех событий) очень явно давали понять, что пришли на меловые донские кручи не только со скорбью и покаянием (было и это), но и с гордостью за боевое успехи, «мужество и героизм» своих на голову разбитых советскими войсками соотечественников.

«С понятной по-человечески благодарностью, - пишет П. Чалый, - местными жителями и властями было принято желание альпийцев подарить городу детский садик. Тогда в речах звучало – « в знак покаяния и примирения, в знак дружбы народов»… В дни открытия детского садика, а особенно спустя десять и двадцать лет, в медовом привкусе дружбы появлялось больше и больше горечи и досады. На торжественные юбилеи альпийцы прибывали в парадной форме с флагштоками и знамёнами, вымпелами частей, воевавших на Дону. Ораторы на митингах позабыли слова о примирении и покаянии. В полный голос они говорили о победоносном героизме «смелых Восьмой итальянской армии». Под бой барабанного военного оркестра браво маршировали, как теперь прояснилось, в сакральные, священные даты – а именно, в «круглые» годы 50-ти, 60-ти, 70-летия не горького поражения, а «победоносной битвы под Николаевкой», у исчезнувшего села в нынешней Белгородской области, где горсточке итальянцев удалось выйти из окружения. Избежать плена и гибели».

Да, тема деликатная. Как в старину говаривали – «европейский политик». Может, отойти потихоньку в сторону – дескать, не нашего ума дело? Пусть себе маршируют эти ребята по нашей земле в шляпах с орлиными перьями, прославляя своё « геройство» - и поплёвывая свысока, по-европейски (там это сейчас в большой моде) на нашу Победу, на Россию?

Или всё же мы, уважаемые читатели, станем рядом с автором этой книги – вровень с его болью, горечью, памятью, гордостью некрикливой, долгом сыновним? И вспомним: все мы, от мала до велика, были на войне. Вместе с отцами, дедами, прадедами. Благодарная и совестливая книга Петра Чалого - она ведь, прежде всего, об этом. Именно об этом.