Леонид ТАТАРИН. Ещё один рейс

Отработав больше двадцати лет на должности капитана-директора на БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер) и БАТ (большой автономный траулер) в самых сложных промысловых районах – Северная Атлантика, Антарктика, шельф Африки, Тихий океан, я обратил внимание, что многие из капитанов, даже отработав по 5-6 лет, получали загранкомандировки. Это возможность поработать год, а то и больше на судах иностранных компаний. Работа там была значительно легче, а зарплата несравнимо больше, чем на судах под флагом СССР. В долларах, а не в рублях.

На второй день после возвращения из рейса Главный капитан Калининградской базы «Тралфлот» сказал, что я должен выйти в Тихий океан в третий подряд шестимесячный рейс без отпуска, так как нет капитанов и подменить меня некем. Я спросил шефа:

– Сан Саныч, наверное, меня зачислили в чёрный список?

– Лукьяныч, я тебя не узнаю – всегда шёл в любой рейс без разговоров, а сейчас вдруг заговорил о каком-то чёрном списке. Попробуй изложить свои претензии более чётко.

– Во-первых, я уже два года не был в отпуске. 7-8 дней между рейсами – это не отпуск. Только прилетел самолётом из Кальяо, успел отчитаться за рейс и снова на самолёт, снова на шесть месяцев в южную часть Тихого океана. Конечно, это для меня не проблема, здоровье позволяет – партия велела, комсомол ответил: «Есть!» Но некоторые капитаны, работающие значительно меньше меня, успели побывать и в загранкомандировках, и квартиры получить по второму разу, и орденами обвешаться. Мне ордена не нужны, но мою двухкомнатную квартиру мне давно обещают заменить на трёхкомнатную, да всё как-то очередь до меня не доходит. Да и поработать годик под флагом другой страны я тоже не отказался бы. Вроде работаю не хуже других капитанов, нарушений, аварий за мной не числится – может быть, вы более чётко изложите мне претензии начальства?

Сан Саныч задумчиво почесал кончик носа, поправил очки.

– Видишь ли, Лукьяныч, несколько раз я включал тебя в списки на выдвижение – капитаном-наставником ты сам не захотел быть. Начальником экспедиции – тоже отказался. Когда наш флот горел синим пламенем на Джорджес банке в зоне США в 1977 году и сняли с должности начальника промрайона вместе со всем его штабом, случайно назначили тебя начальником промрайона. Ты поработал два месяца – получилось отлично. Но, когда вызвали тебя в Ригу, чтобы утвердить на эту должность на постоянной основе в Главке и в Министерстве – ты тоже не захотел, не объяснив причину отказа. А это, заметь, – должность адмиральская! Там под твоим командованием было до восьмидесяти больших судов. И с этой должности через 2-3 года все получали загранкомандировки. И не на год, а на три года на береговую работу. Вместе с семьёй!

– Сан Саныч, в Риге мне прямым текстом сказали – вы знаете, кто конкретно это мне сказал, – эта должность стоит шесть тысяч рублей – цена автомобиля «Жигули». Как я мог такое объяснить? Не умею я давать взятки. Да и денег таких у меня тогда не было. Надо было или платить сразу, или молча уйти.

Эти мои слова Сан Саныч оставил незамеченными и спокойно продолжал:

– Включал тебя дважды в списки для награждения орденом Трудового Красного Знамени, когда ты занимал первые места по МРХ на «Перламутре», потом на «Крылове» – оба раза твою фамилию вычёркивали в парткоме. С парткомом надо дружить, а ты вспомни, как в 73-м перед рейсом списал с судна комиссара, который оказался свояком секретаря парткома. Направили тебе комиссаром Позднякова – ты ему выговор в приказе по судну влепил – неслыханное дело! На «Перламутре» умудрился выгнать комиссара Семёнова вообще в день выхода в рейс – переругался с секретарём парткома Фатеевым и вышел в море без комиссара, который пьяный был! Ну и пусть бы сидел у себя в каюте с газетами и бутылкой вина! В 88-м списал с судна комиссара Васильева, а у него – связи в обкоме партии. Я знаю, что все они – не золото, что поступил ты с ними правильно, но личные отношения с парткомом испортил окончательно. А ты прекрасно понимаешь, что все списки на любые награждения, выдвижения, а тем более, для загранкомандировки, обязательно проходят через партком. Твоя фамилия там действует, как красная тряпка на быка. Извини, но надо быть более дипломатичным. Я и так уже защищаю тебя как могу. Хорошо ещё, что ты не пьянствуешь, не замешан в историях с б…, не воруешь, всегда выполняешь планы, ни одной аварии. Многих капитанов уже успели и разжаловать до матросов, и дипломов лишить, а некоторых и по два раза, а у тебя – ни одного взыскания, только с парткомом ссоришься. Ты знаешь, что за глаза тебя называют педантом?

– Да, многих наказывают, разжалуют, потом восстанавливают, потом по второму, а то и по третьему разу им дают квартиры, ордена, направляют в загранкомандировки, выделяют легковые автомобили. Сергей Петрович и Евгений Дмитриевич умудрились получить по две «Волги» и по двое «Жигулей», перепродали их с хорошим наваром, а я уже 15 лет стою в очереди за машиной, но мне ни разу не выделили даже «Запорожца».

– Ты ещё не имеешь машины? Почему молчишь?

– Не умею я по головам идти. Да и распределения бывают почему-то всегда, когда я в море. Ещё раз подчёркиваю – мне не нужны ни ордена, ни медали, но квартира мне нужна – уже сын взрослый и дочь школу заканчивает. И в профкоме обещали, и Коваль обещал, но, пока вы не нажмёте – ничего с места не сдвинется.

– Медаль «Ветеран труда» и нагрудный знак «За 20 лет безаварийной работы» тебе вручили?

– Нет.

– Это, конечно, непорядок. Наши кадровики упустили. Да и я сам не проконтролировал, извини. Будем исправлять. Этот рейс ещё отработай, а вернешься – всё наладим. И квартиру заменим. Даю слово моряка. Времена меняются. Но сейчас у меня действительно нет ни одного капитана – выручай! После рейса получишь загранкомандировку на год.

Через неделю, с экипажем около ста моряков я снова вылетел самолётом по маршруту: Калининград – Москва – Люксембург – Шеннон (Ирландия) – Гандер (Канада) – Гавана – Панама – Лима (Перу). Из аэропорта Лима на автобусах нас доставили в перуанский порт Кальяо, потом на катерах на борт нашего красавца-корабля с гордым названием «Маршал Крылов».

Капитан подменного экипажа, которому я сдавал траулер неделю назад, встретил меня удивлённым возгласом:

– Опять!? Ты ведь собирался в отпуск за два года отдыхать! Снова нет капитанов?

– Как видишь, Григорий Арсентьевич, – снова уговорили.

– Наверное, пообещали медаль или орден?

– Дали медаль «Ветеран труда» и нагрудный знак «За 20 лет безаварийной работы». Пообещали квартиру.

– Мелко.

– Кстати, Григорий Арсентьевич, поделись секретом – как тебе удалось получить все мыслимые и немыслимые награды, даже звезду Героя? Что ты воевал, имеешь военные и все юбилейные медали и ордена – это понятно. Что рыбу ты ловишь, как профессионал, это никто не отрицает – помню, как ты возил мордой по столу Цыганкова, хотя у него уже на кителе висела звезда Героя. Ты научил его хорошо ловить рыбу в ЮВА. Да и я сам учился у тебя. Но у нас много капитанов, которые работают не хуже – тот же Какатунов, Кленин, Охотин – где тут собака зарыта?

– Брось ты херню нести – какие тут могут быть секреты? Дают – бери!

В это время в дверь каюты постучали, и вошёл первый помощник капитана подменной команды. Моряки называют их комиссарами. Дмитрий Иванович широко раскрыл руки для объятия, как принято у рыбаков при встречах в инпортах, хотя мы с ним никогда не были друзьями, особенно, когда он был секретарём парткома «Тралфлота».

– Здорово, Лукьяныч, здорово! А я уж думал, что ты в Сочи загораешь на пляже…

– Хрена ему с маком, а не Сочи, – хрипло хохотнул капитан, – кому-то и рыбу надо ловить. Ты посмотри, Лукьяныч, на этого старого дурака – помнишь, как он издевался надо мной, когда ты мне сдавал свой траулер? Тогда в портовом магазинчике Кальяо пацанёнок-индеец выхватил у меня их рук 40 долларов и убежал, – так комиссар всем рассказывал об этом, издевался. Теперь слушай …

– Ну, хватит, хватит уже сказки рассказывать… – есть новость поважнее – смотри радиограмму от начальства, Лукьяныч…

– Нет уж, расскажу до конца – только вчера у комиссара в том же магазине на берегу, тот же пацан-индеец выхватил из рук 100 долларов и убежал.

(Григорий Арсентьевич лет тридцать назад работал капитаном БМРТ «Чернышевский» с этим комиссаром. Они были хорошими друзьями, часто добродушно подшучивали друг над другом, но никогда не ссорились. Потом Дмитрий Иванович стал секретарём парткома, благодаря каким-то родственным связям с высоким обкомовским начальником – скорее всего, он и был тем секретом, благодаря которому фамилия Григория Арсентьевича вносилась в списки для наград при каждом удобном случае. Даже при неудачах, когда во льдах Лабрадора БМРТ «Чернышевский» получил пробоину и затопил трюм с мороженой рыбой, или, когда в Кальяо в их экипаже погибли два моряка – друг помогал выйти сухим из неприятных ситуаций.

У меня в рейсе на БМРТ «Лабрадор» был старший мастер добычи, который раньше на БМРТ «Сапфир» получал все без исключения медали и ордена, а в моём рейсе не смог настроить пелагический трал: «Не знаю я этих тралов, – я всю жизнь донными тралами работал!» Пришлось звать тралмастера Тамашунаса, который за сутки настроил нам промвооружение и мы начали работать отлично. Потом, на берегу я спросил капитана БМРТ «Сапфир»:

– Владимир Григорьевич, за что ты награждал без конца всеми орденами тралмастера Ивана Гавриловича? Ведь он даже трал разноглубинный не смог настроить – приходилось Тамашунаса звать на помощь.

– Лукьяныч, клянусь тебе, что ни одного представления к наградам я не подписывал! Это всё секретарь парткома без конца пробивает ему награды – даже звезду Героя Социалистического Труда пытался оформить для Гаврилы! Только Коваль упёрся рогом, и Героя дали Преснякову Алексею. Конечно, Гаврила – трудяга. Водки не пьёт, с начальством не спорит, донные тралы знает неплохо, физически сильный, как медведь, молчун. Но главная его заслуга в том, что секретарю парткома он своими руками построил неплохой домик на дачном участке и каждый год пашет там, как карла. Деньгами ему ничего не платят. Медали, ордена, хорошие рейсы...)

Комиссар, не обращая внимания на подначку капитана, протянул мне бланк радиограммы за подписью начальника «Тралфлота»: «Получением настоящей следуйте рыболовную зону США рейд порта Астория штат Орегон. Первого апреля 12.00 на границе зоны получите лицензию с корабля береговой обороны США. Понимание, исполнение подтвердите».

Григорий Арсентьевич хмыкнул:

– Вот видишь, Лукьяныч, везёт тебе – не каждому доверяют такую важную работу! Давай-ка по такому случаю по чашке кофе выпьем.

– Да, везёт, как утопленнику – нигде так быстро не могут схарчить капитана, как в рыболовной зоне США

Комиссар достал чашки и включил кипятильник:

– Мне кофе нельзя – попью чаю, а вы пейте кофеёк. Кстати, когда твой комиссар прилетит? – обратился он ко мне.

– Не прилетит он совсем, Дмитрий Иванович. Вместо комиссара мне официально включили в штатное расписание экипажа две должности матросов второго класса. Очень хотел комиссаром ко мне бывший секретарь парткома Генералов, но моряки на общем собрании экипажа перед вылетом из Калининграда единогласно поддержали моё предложение – работать без комиссара. Начальник «Тралфлота» отдал этот вопрос на усмотрение парткома, а там поддержали меня. Только Беренштейн покритиковал: «Неужели вы делаете это ради денег? – Это очень некрасиво!» Пришлось мне подтвердить: «Да, Иосиф Яковлевич, этого я добиваюсь действительно ради денег – зарплата комиссара превышает зарплату двух матросов. Результат его «труда» близок нулю, даже бывает со знаком минус, а два матроса приносят реальную прибыль. Воспитательная работа – обязанность командиров согласно Устава». Два часа партком обсуждал этот вопрос, и потом приняли решение: «Разрешить в порядке эксперимента». Начальник «Тралфлота оформил приказом, указав основание: «Рапорт капитана».

– Да, Лукьяныч, вечно ты ищешь приключения на свою ж… голову. Хотя, может быть и есть в этом «сермяжная правда», – крякнул прокуренным голосом Носаль.

Через два дня, получив топливо и продукты, мы снялись с якоря, и ушли по направлению к северным берегам тихоокеанского побережья США.

Голодный Джек

За трое суток до прибытия в рыболовную зону США по радио связался с начальником промыслового района. Александр Иванович подробно рассказал мне о порядке пересечения границы рыболовной зоны США, какую информацию и куда направлять. К первому апреля в район промысла подойдут 19 промысловых судов из Владивостока, с Сахалина, Камчатки и трое калининградцев. Кроме меня подходили калининградские супертраулеры «Тритон» и «Гефест». На каждом нашем траулере будут работать по два американца. Они будут помогать капитанам организовать работу так, чтобы не было нарушений правил рыболовства, чтобы исключить всякие неприятности.

Раньше, в 1977 году мне уже приходилось работать в рыболовной зоне США со стороны Атлантического побережья, когда только ввели рыболовные зоны. Тогда за один месяц за нарушения правил рыболовства были оштрафованы много советских рыболовных судов на общую сумму больше полутора миллионов долларов. БМРТ «Шевченко» был арестован и простоял в порту Бостон целый месяц, транспорт «Антанас Снечкус» тоже арестовали, но суд штата Массачусетс оправдал капитана и через четыре дня его отпустили с извинениями.

Теперь мне пришлось вспоминать старый опыт работы с американцами. Первого апреля, точно к 12.00 «Маршал Крылов» подошёл в точку, которую мне указали в радиограмме американцы. Легли в дрейф. Через полчаса прибыл корабль береговой обороны США. С него спустили быстроходный резиновый надувной катер, который подошёл к нашему борту. По трапу поднялись шесть человек в оранжевых спасательных костюмах. Я встретил их у трапа, пригласил в мою каюту. Познакомились. Старший инспектор, Джек Франки, вручил мне лицензию на право работы в рыболовной зоне США и познакомил с остальными инспекторами:

– Два инспектора перейдут на траулер «Тритон», два – на «Гефест». У вас на борту буду работать я и Стефани Стюарт. Она по-русски не понимает.

Молодая, довольно крупная, симпатичная дама вышла вперёд и с улыбкой протянула мне руку:

– I am glad to see you! Haws are you?

– I am glad to see you too! Welcome on board my trawler!

Для Джека заранее была приготовлена каюта рядом с моей. Стефани попросила выделить ей каюту поближе к промысловой палубе, к рыбцеху, так как она сразу предупредила, что она ихтиолог и готовит материал для докторской диссертации, которую будет защищать после рейса в университете в Сан-Франциско. Остальные – трое молодых парней и одна ярко рыжая красавица Лорен через несколько часов перешли на наши супертраулеры «Тритон» и «Гефест». В тот же день мы начали принимать рыбу от американских траулеров.

Выбрав свободное время, познакомил гостей с музеем Маршала Крылова Н.И. – оказалось, что Джек раньше, во время службы в армии, читал в американских газетах о том, что Крылов Н. И. устанавливал ракеты на Кубе, нацеливая их на США.

На небольших американских траулерах команда состояла всего из трёх человек – капитана, механика и мастера по добыче рыбы. Но техника у них, конечно, была великолепная! По лицензии нам разрешалось принимать рыбу «серебристый хек», работать только в светлое время суток, так как косяки хека днём держались в толще воды, а в тёмное время суток опускались на грунт. Ночью в уловах попадалось много лосося, крабов, омаров, селёдки, окуня, палтуса, – даже единичные экземпляры этих видов, случайно попавшие к нам на палубу среди хека, мы должны были «в жизнеспособном состоянии» выбросить за борт, каждый такой случай записывать в специальный журнал и докладывать о них наблюдателям.

По радио мы договаривались с капитаном американского траулера о времени и количестве рыбы, которую мы сможем принять и обработать. В указанное время подходили к траулеру, с кормы выбрасывали прочный стальной трос длиной метров пятьдесят на плавучих буйках. На конце троса скоба, которой на американском траулере крепили мешок с уловом. Потом американцы отсоединяли мешок от своего трала, и мы своим тросом, наматывающимся на барабан мощной лебёдки, вытаскивали мешок с рыбой на нашу промысловую палубу. Рыбу высыпали через палубные люки в четыре охлаждаемых чана ёмкостью по 15 тонн каждый. Когда рыбу начинали высыпать, Стефани уже стояла рядом с блокнотом и фотоаппаратом – если среди хека попадались экземпляры запрещённых видов морепродуктов, она всё фиксировала, матросы отбирали эти рыбины или крабов, омаров в отдельные корзины, сообщали вахтенному штурману, который всё записывал в специальный журнал, и всё запрещённое выбрасывалось за борт.

Иногда Стефани брала отдельные рыбины, колдовала над ними со скальпелем, срезала чешуйки, косточки, различные органы рыб, потом изучала под микроскопом, делала анализы в лаборатории и писала часами в свои многочисленные блокноты. Часто работала прямо на ходовом мостике, который у нас был большой и просторный, с удобными столами, креслами, диванами. В носовой части мостика располагалась рулевая рубка с большими окнами, дающими прекрасную возможность капитану и штурману наблюдать за окружающей обстановкой практически по всему горизонту. Там же находился пульт управления со штурвалом, были удобно расположены два радара, три эхолота, несколько радиостанций, системы спутниковой навигации и масса других приборов, пультов, устройств, позволяющих капитану и помощникам обеспечивать безопасность траулера.

Джек тоже любил посидеть на диване, на ходовом мостике, поговорить с моими помощниками. Запомнилось его картинное знакомство, когда он первый раз поднялся на мостик. Крупный, ростом шесть с лишним футов, немного вихляющей походкой, которая появилась у него после службы в армии США – при выброске десанта на остров Гренада для «защиты демократии» у него не полностью раскрылся парашют, и он сильно ударился о землю, повредил позвоночник, 9 месяцев лечился в госпитале. Когда я попросил паспорт, чтобы записать в судовой журнал точные данные о человеке, впервые прибывшем на корабль, Джек вышел на свободное пространство, встал в «позу Маяковского» и громко, чётко произнося слова, продекламировал:

– Я достаю из широких штанин, дубликатом бесценного груза – читайте! Завидуйте! Я гражданин Соединённых Штатов Америки! – поднял над головой, выдержал паузу, и подал мне свой паспорт.

Все, кто были на мостике, удивлённо уставились на него. Я сразу подхватил спектакль:

– Браво, мистер Джек! Наши аплодисменты! – тут все зрители, а их было около десяти человек, дружно зааплодировали. Джек ответил голливудской улыбкой.

Поручив третьему штурману оформить все документы, я пригласил Джека и Стефани в каюту капитана. За чашкой кофе предложил гостям «по капельке» русской водки. Сразу сложилась непринуждённая, спокойная, рабочая обстановка. Правда, Джек, шутя, сказал, что имеет большой опыт общения с русскими и привык водку пить не маленькими рюмками, а гранёными стаканами и наливать не «по капельке», а сразу полный стакан. Стефани от водки отказалась – лучше шоколад! Буфетчица принесла большие чайные стаканы и шоколад для дамы.

– Вот это как раз то, что мне нужно! – удовлетворённо крякнул Джек, изображая опытного русского мужика – лихо опрокинул в рот полный стакан водки.

– Мистер Джек, где вы так здорово изучили манеры русских мужиков? – спросил я, заглянув в его паспорт.

– В Ленинграде. Там я и диссертацию по филологии защитил в университете. Копия диссертации у меня есть с собой. Могу показать, если вам интересно. Меня можно называть просто – Джек. Слово «мистер» мне самому не нравится, а по имени-отчеству у нас не принято обращаться, да для этого я ещё слишком молод – мне всего двадцать четыре!

– Спасибо, Джек. Молодость я считаю достоинством человека, а вашу диссертацию прочитаю, мнение своё скажу после прочтения. Не возражаете?

– Конечно, капитан!

В тот же день вечером, когда все бункеры были заполнены рыбой, моряки занимались обработкой улова, мы отошли в сторону от группы флота, чтобы никому не мешать. Легли в дрейф. Механики занялись профилактическими работами с механизмами, вахта на мостике следила за окружающей обстановкой, обеспечивая безопасность нашего траулера-завода. После вечернего обхода всех цехов, машинного отделения, проверки вахты на мостике, я зашёл отдохнуть в каюту. По телефону мне позвонил Джек:

– Капитан, если вы не возражаете, я хотел бы с вами поговорить.

– Джек, заходите ко мне в любое время, когда посчитаете нужным. Всегда рад поговорить с вами.

Через минуту в дверь постучали. Вошли Джек и Стефани. Они принесли суточные отчёты, чтобы согласовать все данные перед тем, как отправлять их по радио в своих донесениях. За чашкой чая все вопросы были решены быстро. Джек принёс мне свою диссертацию, которую он защищал в Ленинградском Государственном университете на кафедре филологии. В хорошем переплёте, очень аккуратно исполненная, диссертация сразу произвела хорошее впечатление. Но название меня удивило:

– «Страна-клептомания»! Джек, это о какой стране вы так категорично высказываетесь?

– Конечно, эта страна называется СССР! На заседании учёного совета Ленинградского университета на кафедре филологии мне присуждена учёная степень кандидата наук. Все рецензенты дали оценку «отлично»! Кстати, один из рецензентов, – начальник районного отделения милиции одного из районов Ленинграда, полковник милиции. Почитайте, думаю, что вы тоже согласитесь, что все факты взяты из жизни города Ленинграда. Ведь я два года жил в Ленинграде, постоянно вращался среди молодёжи – студенты, фарцовщики, проститутки, наркоманы, воры, милиция, рабочие – народ Советского Союза!

– Да, Джек, у вас очень специфическое мнение о народе нашей страны. Думаю, что в США в круг ваших знакомых и друзей не входят такие категории, как фарцовщики, проститутки, наркоманы, воры. Ведь вы, как филолог, теперь учёный, глубоко изучающий русский язык, знаете русскую поговорку – «с кем поведешься, от того и наберёшься».

В ответ Джек расхохотался:

– От этих ребят я «набрался» довольно основательно – они мне подсказали одну неплохую идею. Суть её заключалась в том, что на рабочих окраинах Ленинграда было много магазинчиков, склады которых были переполнены рабочей одеждой и обувью – ватники по 7 рублей, которые у вас презрительно называют «куфайками», ватные штаны по 5 рублей, яловые сапоги по 28 рублей за пару. У вас их почти никто не покупал, их с удовольствием уценили и продали мне оптом буквально за копейки. Я заранее «договорился» с таможней, с капитаном американского транспорта, который выгружался в ленинградском порту. Капитан выделил место в одном из трюмов своего транспорта для моих ящиков, в которые было упаковано несколько тысяч пар яловых сапог, куфаек, ватных штанов. В Ленинграде вся эта операция мне обошлась в пару тысяч долларов. Около пяти тысяч стоили мне транспортные расходы и оформление в таможне в порту Монреаль в Канаде, куда прибыл транспорт. Там всё это добро у меня оптом купил посредник по цене 100 долларов за пару сапог и по 100 долларов за ватник и штаны. Чистый навар составил больше ста тысяч долларов. Сколько получил посредник, продавший всё лесорубам, меня уже не интересовало, но думаю, что он остался доволен, поскольку просил меня продолжить сотрудничество. Но у вас в стране времена быстро менялись, и я решил больше не рисковать. По законам СССР операция, которую я провернул, наверное, называлась бы спекуляцией, жульничеством и ещё много разных ярлыков можно было приклеить на меня. А по нашим, американским законам, т.е. по законам свободного общества – бизнес!

– Да, Джек, если не присматриваться внимательно, то в этой операции всё чисто – комар носа не подточит! Но, если присмотреться, то, даже по законам США можно насобирать лет на десять тюрьмы, если не больше. И вы это прекрасно понимаете. Ведь и уценку залежавшегося товара в магазинах Ленинграда провели не случайно – наверное, это обошлось вам долларов пятьсот?

– Всего лишь сто.

– Да и в ленинградском порту, наверное, пришлось давать взятку нескольким начальникам, в таможне, пограничникам…

– Точно! Три человека получили от меня по пятьдесят долларов!

– Но я прекрасно понимаю, что в эти годы в СССР уже не существовало никакой власти, никто не боялся никаких законов, каждый начальник старался набить собственные карманы. Поэтому ваша операция всем казалась такой мелкой, на которую не стоит обращать особого внимания. У нас в стране и сейчас разворовывают заводы, корабли, военные объекты, каждый стоимостью в десятки и сотни миллионов долларов, – а тут какой-то хлам!

– Капитан, мне очень нравится русская пословица: «Комар носа не подточит!» Это так здорово звучит! Я всегда стараюсь работать по этому принципу – комар носа не подточит! Думаю, что и в этом рейсе мы будем работать с вами так, что этот принцип не нарушим – для этого наша страна и направила инспекторов на каждый траулер. Рыбу вам я обеспечу столько, сколько ваши моряки смогут обработать. Я уже не первый раз работаю с русскими моряками – раньше работал на шельфе Атлантического океана, на Джорджес-банке. Там я подружился с русским капитаном, которого звали Валентин Иванович. Я обеспечил его траулер рыбой так, что он обработал больше всех траулеров – меня там прозвали «Голодный Джек» – слишком жадный я на рыбу! Мне всегда мало!

В дальнейшей работе я убедился, что Джек обладает великолепными способностями организатора – в рейсе у нас всегда была свежая рыба все четыре месяца без малейших потерь рабочего времени. При плановых заданиях 30 тонн в сутки, мы обрабатывали до ста пятидесяти тонн. Рекордная цифра – сто пятьдесят четыре тонны! Ни один траулер из группы советских судов, работавших в зоне США, не смог достичь таких показателей.

Я обратил внимание, что Стефани больше молчит, переключая без конца каналы телевизора.

– Мне приходится постоянно работать с рыбами, а они – народ не очень разговорчивый – невозмутимо ответила Стефани на вопрос Джека о её молчаливом характере – вот и на мне отражается, как в зеркале.

– Да, Стефани, когда ты подходишь к рыбкам со скальпелем в руках, вряд ли у них появляется желание мирно беседовать – скорее всего, они вопят от ужаса, только мы их не слышим – у всех нас разный уровень восприятия чужих эмоций! – философски заметил Джек.

Поговорив полчаса на разные темы, Джек и Стефани ушли в свои каюты, а я начал читать диссертацию Джека, которая оказалась совсем небольшой – около сорока страниц, напечатанных на толстой, плотной бумаге, крупным шрифтом, с двойной разрядкой – поэтому производила впечатление солидной книги. Перечитав текст дважды, отложил его в сторону и решил ещё раз посмотреть через пару дней, чтобы не делать поспешных выводов.

На следующий день я убедился, что наш инспектор не зря получил среди всех американских наблюдателей на советских кораблях имя «Голодный Джек» – он действительно умел договариваться с капитанами американских траулеров и помогал мне получать рыбу чаще и лучшего качества, чем другие суда. Он всегда вовремя и очень аккуратно оформлял всю документацию, без малейших ошибок и задержек отправлял отчёты, помогал мне работать без назидания, спокойно и непринуждённо. Между делом любил рассказать и про своё детство, о друзьях, быстро нашёл общий язык и с моими помощниками, с моряками. Он принёс мне несколько книг, изданных на русском языке в США: сборник стихов Николая Гумилёва, Есенина, роман Набокова «Лолита», роман Хавьеры Холландер «Счастливая шлюха», кучу красочных американских журналов и газет.

– Такого вы у себя в СССР нигде не найдёте! Это можно прочитать только у нас, в свободном мире! У нас нет железного занавеса!

– Джек, стихи Гумилёва и Есенина я читал ещё в школе в белорусской деревне – они мне очень нравятся. И роман «Лолита» прочитал в Ленинграде ещё в шестидесятых – обычная порнуха. Думаю, что и роман Хавьеры ничуть не лучше, хотя его я не читал – почитаю. А насчёт железного занавеса – обычная пропаганда ЦРУ – никакого железного занавеса не было в нашей стране!

– Ведь всё это у вас было запрещено! За чтение таких книг могли посадить в тюрьму, сослать в Сибирь! Разве это не железный занавес?

– Джек, вот это и есть пропаганда. Я в детстве жил в Западной Белоруссии, в деревне недалеко от границы с Польшей. Да, у нас там до пятьдесят восьмого года ещё вылавливали в лесах бандеровцев, приходивших к нам с западных областей Украины, при западных ветрах военные сбивали воздушные шары с тюками антисоветских листовок – сам видел и читал их. Но с 1956-го у нас в Гродненской области все желающие могли свободно уехать в Польшу на постоянное жительство вместе с семьями, а оттуда и в Англию, в Аргентину, в Австралию, Канаду, США – кто куда хотел. Если чиновники без оснований не оформляли документы на выезд в течение двух месяцев – их за это наказывали и даже выгоняли с работы, отдавали под суд. Это не пропаганда, а факты. Несколько деревень у польской границы изрядно опустели. Правда, некоторые семьи возвращались обратно.

Так в 1960 году из США вернулись две семьи. Одна, со странной фамилией Махно – парень уехал в штаты перед войной, там женился на англичанке, а вернулся с женой и двумя взрослыми детьми. Он сам – хороший специалист по сварке, получил работу в Минске, квартиру. Жену приняли работать в Минский университет переводчицей. Сына, двадцатилетнего парня и дочь 18 лет, приняли в университет. Когда мой отец, друживший с ним в молодости, встречаясь с ним, спросил, почему он уехал из такой прекрасной страны, услышал:

– У меня осталось всего пять тысяч долларов. Там это – нищета. Особенно без дома и без квартиры, а здесь я обрёл свою Родину. И жена, и дети счастливы!

Об этом подробно писали белорусские газеты, но ни одна газета в США даже не упомянула этого факта.

Вы, наверное, не знаете, что почти у каждой второй семьи в Западной Белоруссии и Западной Украине есть родственники в разных странах – в США, Канаде, Аргентине, Австралии, а о странах Европы и говорить не приходится!

Джек от удивления чуть не рот раскрыл:

– Что, и у вас тоже есть родственники там?

– Да, Джек, у меня есть родственники в Чикаго. Я это никогда не скрывал.

– А как же вам визу открыли? Ведь КГБ такие вещи не прощает!

– Джек, вы слишком много слушали сказок от тех, кто напакостили у нас в стране, сбежали на Запад и притворяются ягнятами, которых пытались сожрать волки из КГБ. Да, я сам родился в ссылке в Сибири, в семье политзаключённого. Отца осудили по ложному доносу – подозрение в шпионаже. Отправили на восемь лет в ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь) Ивдель, в Сибирь за Уралом рубить тайгу. Конфисковали всё имущество – шесть гектаров земли, три дома.... И даже всю семью отправили в ссылку в Южную Сибирь – сейчас это Северный Казахстан.

– Но почему вам разрешили учиться и стать капитаном?

– Просто я никогда не врал. Когда поступал в мореходное училище в Ленинграде в 1959 году, сразу написал в анкете, что у меня есть родственники в Чикаго, что я родился в Сибири в ссылке, в семье политзаключённого – отца реабилитировали в 1956 году «за отсутствием состава преступления». Замполит, который проверял анкеты, сказал мне, что надо писать только о ближайших родственниках – папа, мама, братья, сёстры, а остальные их не интересуют. Правда, мне было сделано серьёзное замечание за то, что я написал в анкете, что мой родной язык – белорусский, а русский язык записал в графу иностранных языков, которыми владею – наравне с украинским, польским, немецким: «С каких это пор русский язык стал в нашей стране иностранным? Вот вам чистый бланк анкеты – немедленно перепишите! – среди работников по визированию иногда встречаются негодяи, которые пакостят в силу своего характера, а не плохих законов» – пришлось переписать анкету. И визу мне открыли в числе первых – ни знатных родственников, ни высокопоставленных друзей у меня не было. Просто наша страна строила много судов, и нужно было подготовить моряков для работы на этих судах.

– Да, это похоже на правду. Но почему вы называете роман Набокова порнухой? Ведь во всём мире считают этот роман шедевром, классикой!

– Джек, я имею право на собственное мнение. Вот «Песня песней» в «Библии», по моему убеждению – действительно шедевр. Но я не пытаюсь навязывать своё мнение кому бы то ни было.

– Да, у нас, в США умеют уважать права человека.

После этого разговора наши отношения с Джеком стали более непринуждёнными.

Вечером Джек спросил моё мнение о его диссертации. Не хотелось мне его расстраивать, но он просил – только правду, ничего не приукрашивать! Тогда пришлось откровенно сказать, что его научный труд, если бы рецензенты были объективны, оценили бы не выше тройки для сочинения ученика десятого класса.

– Джек, признайся честно – сколько ты заплатил полковнику милиции, который поставил пятёрку за этот труд? Наверное, не меньше тысячи долларов?

– Всего пятьсот.

– А научному руководителю, наверное, пришлось подороже?

В ответ Джек мудро улыбнулся:

– Красивая одинокая дама! Заведующая кафедрой…

Через пару дней Джек попросил у меня разрешения провести на нашем корабле встречу американских представителей со всех советских траулеров, работавших в этом районе, так как БАТ «Маршал Крылов» – самый крупный и самый новый.

– Да и комиссара у вас нет, а на всех остальных судах они следят за каждым нашим шагом – это неприятно.

Начальник промыслового района, Клеменко Александр Иванович, подтвердил по радио, что такие встречи давно стали хорошей традицией, и сам он с удовольствием придёт ко мне в гости.

Секач

В следующее воскресение, вечером, наполнив все бункеры свежей рыбой, с заходом солнца легли в дрейф. К нашему борту подошёл катер, с которого поднялся Александр Иванович, а за ним американские наблюдатели со всех наших судов.

Сначала я показал нашим гостям музей Маршала Н.И. Крылова– великолепная экспозиция – подарок нашему траулеру-заводу от сына маршала, Крылова Юрия Николаевича и внучки Марины в 1987 году в порту Калининград.

Пригласил всех в мою каюту, потом в кают-компанию, где уже накрыли столы. Повара приготовили пироги, чай кофе. Американцы доставили ящики своих продуктов, пива, виски…. Но, надо отметить, что за весь вечер, который продлился почти до утра, не было ни одного пьяного – пили очень скромно. Не по-русски. Очень интересные люди оказались эти американские наблюдатели – они действительно помогали нашим капитанам. Почти все говорили на русском языке – у многих из них были родственники в СССР.

Среди наблюдателей было несколько молодых, красивых дам – тут Джек проявил весь свой талант! Я не удержался: «Ну, Джек, ты настоящий Секач!» Он сразу попросил уточнить значение этого, незнакомого для него русского слова, которое и для остальных американцев оказалось новинкой. Когда я рассказал, что этим словом у нас называют огромного дикого кабана, который в случае опасности несётся напролом через любые дебри, как торпеда, – у него с каждой стороны головы торчит длинный кривой острый клык. Клыками он рассекает любого своего противника, даже медведя и тигра, Джек поднялся во весь свой не маленький рост и, ударив себя в грудь кулаком, заявил: «Теперь я – Секач!»

Много рассказывали о том, как в Америке воспитывают детей. Джек рассказал, за что его сильно выпорол его дед. У деда было ранчо в штате Техас – около пятисот гектаров земли, на которой он выращивал рапс и продавал на корм в другие хозяйства, которые выращивали скот. С возраста 14 лет дедушка взял его к себе и научил работать на тракторе, на разных сельскохозяйственных машинах. Сразу официально подписал с ним контракт, в котором указал зарплату. И выплачивал регулярно. Так Джек уже в возрасте 15 лет лично сам купил себе нормальный автомобиль.

Но однажды, когда после работы Джек взял пневматическую винтовку, чтобы пострелять воробьёв, проходя мимо сараев, где содержалось несколько коров и огромный бык, увидел, что у быка болтается у живота у задних ног большой кожаный мешок. Не задумываясь, выстрелил из пневматической винтовки прямо в этот самый мешок. Бык взревел и подскочил вверх, как тигр! Это услышал дедушка – выскочил во двор, схватил палку и выпорол внука так, что Джек два дня не мог сесть за руль трактора....

И зарплату за эти два дня не заплатил. Это подействовало лучше любых назидательных бесед.

Дружный хохот!

Рыжая красавица Лорен, которая была направлена наблюдателем на один из наших траулеров, рассказала о том, почему в первый день по прибытии на это судно она попросила перевести её на другой траулер. Вечером капитан пригласил её в свою каюту побеседовать за чашкой чая. Как только она зашла в каюту, капитан сразу закрыл дверь на ключ и пригласил даму к празднично накрытому столу, выпить русской водки «для взаимопонимания». Лорен сделала один глоток и предложила пригласить второго американского наблюдателя. Капитан, выпив полный стакан, попытался насильно уложить её в кровать. Лорен ещё со школьной скамьи регулярно тренировалась в спортклубе в секции борьбы. Попыталась словами урезонить разгорячённого водкой красавца, уверенного в своей неотразимости, но поняла, что в таком состоянии на мужика действует только сила. Для начала ударила носком ботинка по яйцам – кавалер взвыл, упал на палубу и начал материться…. Тогда она одним ударом профессионального бойца прекратила всякие дёргания ловеласа, отняла у него ключ от каюты и, по рации связалась с руководителем группы американских наблюдателей. Ничего не объясняя, попросила перевести её на другой траулер. Этот рассказ вызвал весёлый шум, особенно при сравнении реакции быка из рассказа Джека с реакцией капитана.

Александр Иванович вспомнил этот случай с Лорен. Но у него была своя, особая манера веселиться – когда вся компания хохотала до слёз, он, никак не выражая эмоций лицом, спокойным голосом произносил: «Да. Это смешно». Джек, возмущаясь его реакцией на шутки, шепнул мне на ухо: «Это он строит из себя большого начальника. А мне хочется в такие минуты наделать ему на голову. Может он тогда проявит настоящие человеческие эмоции».

Мэт

Среди американцев выделялся Мэт, который в любом разговоре после одного-двух слов выдавал шедевры русского мата, считая это обычным разговором для русского общества. Когда все разделились на небольшие группы, я подошёл к Мэту и спросил, почему он так усердно матерится, даже в хорошей компании? Мэт, когда мы с ним вышли на верхний мостик, немного волнуясь, рассказал мне свою трагедию.

Его мама была русская, называла его Матвеем, а отец – хиппи. Когда Мэту было 14 лет, друзья отца, такие же хиппи и наркоманы пришли к ним в гости большой толпой. Отец нанюхался наркотиков и лежал в полной отключке. Его друзья пытались заставить меня попробовать наркотики, но я отказался. Мою маму они тоже пытались заставить, но она отказалась категорически. Тогда они её связали и начали насиловать у меня на глазах. Когда я попытался её защищать, меня связали и заставляли смотреть...

После этого моя мама сошла с ума. Она долго лечилась в психбольнице. Отец бросил нас и ушёл к хипарям. Я закончил университет, имею хорошую работу благодаря тому, что мама с детства научила меня русскому языку. В городе Портленд я построил себе хороший дом, имею большой сад. Маму забрал к себе. Но каждый месяц я покупаю хороший пистолет – у меня их большая коллекция. Всех хипарей, которые когда-то насиловали мою маму, я понемногу вычислил и перестрелял по одному. Меня ни разу не заподозрили. Отца я тоже разыскал, но застрелить не смог.

Эти встречи американских наблюдателей на «Маршале Крылове» повторялись регулярно каждое воскресение.

Однажды на такую воскресную вечеринку пришёл капитан одного из американских траулеров – в тот день у него была особенно удачная рыбалка – мы приняли пять мешков рыбы по тридцать тонн каждый! Как только я подтвердил, что принято 154 тонны – банк сообщил, что личная оплата капитана Лорена за эти сутки составила ровно две тысячи долларов. Мне он сообщил, что у него этот день – самый успешный в этом сезоне. Для всех наблюдателей он притащил с собой ящик виски и массу всяких угощений – этот успех у него совпал с его днём рождения!

Перед тем, как уходить на свой траулер, Лорен сообщил мне, что сезон хорошей рыбалки у берегов штата Орегон подходит к концу, но дней через десять начнётся путина на лове камбалы у берегов Аляски. Он предложил мне «небольшой бизнес»:

– За четыре месяца мне и моей команде пришлось работать без перерыва. Надо отдохнуть.

Он предложил мне, поскольку весь наш флот, по информации из Москвы, будет переходить к Аляске, подписать с ним контракт о буксировке его небольшого траулера в новый район промысла. Условия оплаты оговорил хорошие. Я сразу запросил Калининград на эту операцию, но мне пришла радиограмма: «Следуйте на облов кальмара в тропической зоне».