Салима БОТТАЕВА. Всё можно выразить любовью

О статьях Игоря Золотусского и его критиков

Но русская литература – пророческая литература. В ней история «горит», книги ее пишутся огненными словами – не мастер, не ремесленник русский писатель, а вития, невольник чести, невольник совести. Одно ремесло, одна техника для русского писателя еще не творчество. В высшие цели совершенствования входят не только отделка и переделка, невидимые слезы над листом бумаги, противоборство со словом и укрощение его, но и страдание по поводу чужого страдания, забвенье искусства во имя отклика на чью-то боль.

И.П. Золотусский

Критик, писатель и публицист Игорь Петрович Золотусский – один из тех литераторов, кто вчитывается глубоко в текст и даёт не только сухую информацию и анализ, но и свой отклик, свои живые эмоции, проявляет своё отношение не только как критика, но и как простого человека. Так, он не из тех критиков, кто исключительно разбирает структуру текста и возится с точностью слова, в тексте он стремится разглядеть душу.

Основой его критической деятельности является творчество и личность Николая Васильевича Гоголя. Один из немногих И. Золотусский сумел рассмотреть личность Гоголя максимально справедливо и объективно, не обращая внимания на мифы и клевету, коими окутана фигура писателя. В статье «Смех Гоголя» автор говорит о вездесущей и, казалось бы, всё готовой высмеять сатире Н.В. Гоголя, за этот смех его часто упрекали. Однако мне кажется, что зря, потому что это не злая насмешка ради насмешки, не язвительность, а смех, обличающий земные пороки и возвышающий читателя над ними. Даже смеясь, Н.В. Гоголь стремится превознести духовное над материальным, поднимая на смех жадность и глупость некоторых своих героев. И Игорь Петрович в своей статье отмечает: «Есть смех, который, выступая против зла, сам зол, сам односторонен. Он не признает мягкости, милосердия. Он карает. Гоголь в своих творениях веселится, и это веселье поднимает душу, возвышает душу».

В отличие от многих читателей и критиков, считающих, что Гоголь стоит «на обочине русской литературы», Игорь Петрович понимает, что это полнейший абсурд, поскольку именно Гоголь открыл русскую литературу для мира. Однако Гоголя, познавшего несостоятельность слова перед религией «затоптали» по мнению Толстого. Также мне, как и И. Золотусскому, непонятно, почему Гоголя считают писателем-мистиком. То, что в его произведениях присутствует нечисть, не делает Гоголя мистиком и оккультистом. Золотусский же рассуждает логично: Гоголь был глубоко религиозным человеком, и ни о какой мистике речи и быть не может. Даже государственный строй он хотел бы строить по заветам Христа. Жаль, что многие читатели и даже литературоведы и критики не понимают этого, либо сознательно искажают истину, приписывая личности Гоголя различные небылицы. И грустно то, что многие «литераторы» в силу собственной не то слепоты, не то злонамеренности не могут понять видения Золотусского. Например, Малёк Яфаров в своей статье «Русский критик. «Гоголь» И. Золотусского и традиции отечественной биографистики» (Из приложения к неопубликованной книге «Прощальная повесть Гоголя»)[1] отпускает в адрес критика одно язвительное замечание за другим, не особо выбирая эпитеты. Автору не понравилась биография Гоголя И. Золотусского.

Вся статья Яфарова – сплошные цитаты, комментариев автора мало, а те, что есть абсурдны и несправедливы. По мнению автора, Золотусский верит тому, что сам себе придумал, и из-за таких гоголеведов-сказочников, дескать, не разберёшь, где кроется истина. На какие основания опирается Яфаров? Неужели он и тоже посвятил много лет творчеству писателя, вчитываясь в тексты, и теперь может говорить объективно и со знанием дела? Сомневаюсь, что философ по образованию М. Яфаров уделил достаточно времени и внимания творчеству писателя. Складывается впечатление, что свою книгу М. Яфаров написал отчасти за счёт бесконечной и субъективной критики книги И. Золотусского.

К тому же, в данном случае это критика ради критики. Примечательно и то, что самого Яфарова читатели часто упрекают в том, что он критикует всех без разбору: «Даже Канта! Даже Гуссерля! Нечто право имеете или самоутверждаетесь таким образом?» – спрашивает у философа интервьюер Дмитрий Бавильский[2]. Вот и меня интересует тот же вопрос. Ответ Яфарова звучит неубедительно: мол, его интересует лишь истина, оттого и критикует он всех, не обращая внимания на имена.

Порой замечания Яфарова настолько злобны и безосновательны, что просто диву даёшься: «Какое самолюбование! И. Золотусского распирает от собственной избранности вещать о Гоголе высокие истины, распирает настолько, что он не даёт себе никакого труда более внимательно вглядеться не в свои представления о том, что обыкновенно случается с человеком, близко увидевшим смерть, и переносить эти представления на Гоголя; ему стоило вместо этого вглядеться в то, что именно случилось с Гоголем». Можно долго и тщетно разбираться, как и почему Яфаров пришёл к тому, что Игорь Петрович зациклен на себе, что Гоголь им якобы не замечен, что «лживое» изображение жизни Гоголя было «партийной» задачей Золотусского, с которой он «справился, как умел».

Складывается впечатление, что Яфаров предпочёл идти по головам, предаваясь громогласным, но голословным обвинениям в адрес гоголеведа, чтобы обратить внимание на свою книгу о Гоголе. Однако стоит отметить, что вдумчивые критики и читатели среди прочих гоголеведов (к примеру, В. Переверзев, М. Храпченко) отдают предпочтение именно Игорю Золотусскому.

Особый интерес в понимании личности и критической деятельности И. Золотусского представляет статья Юрия Павлова «Игорь Золотусский. Путь критика»[3]. Автор благосклонен к И. Золотусскому и считает его одним из лучших критиков второй половины XX века. Но Ю. Павлов не превозносит его, а максимально объективно рассматривает многие вопросы, касающиеся деятельности и взглядов И. Золотусского.

Я солидарна с автором, к примеру, в вопросе об очерке Золотусского «Сердце Ельцина» (1997). Ю. Павлов пишет: «Характеризуя президента, критик использует образы, которые говорят сами за себя: «трогателен», «наивен», «дитя». К тому же в очерке в облике Ельцина проступают эпически-героические черты: «Ельцин, как громоотвод, принимает удары на себя»; «Его распинали коммунисты, его распинали демократы»; «С этого времени его существование становится трагичным»; «Но и бесстрашие мужчины, поднимающегося из окопа во весь рост».

Скажу предельно кратко: Ельцин, на мой взгляд, – это самый зловещий и мерзкий руководитель страны не только в ХХ веке, но и, наверное, во всей истории России. И стыдно, больно, что Игорь Золотусский написал такое.

В данном очерке он теряет чувство реальности не только в восприятии Ельцина, но и ситуации в стране в целом».

Ознакомившись с очерком, я согласилась с данной оценкой.

Импонирует и то, что Ю. Павлов максимально объективен. Если у него есть вопросы к критику, он их озвучивает, если не согласен – полемизирует, солидарен – выражает это. Этой искренности и непредвзятости суждений не хватает многим критикам. А здесь она есть и как раз в том виде, который подталкивает читателя к размышлениям, показывает И. Золотусского не с одной стороны, а во всём многообразии, в том числе с недостатками и недосказанностями (так, Ю. Павлов говорит о том, что порой И. Золотусскому не хватает исторической точности – суждения о книгах «Дети Арбата», «Жизнь и судьба» и пр.). Но недостатки не могут затмить главного в Золотусском – его критики души (а не чопорной формы); не брызжущей во все стороны ядом, а светлой и деликатной. В его критике нет злобы и язвительности. Даже вступая с кем-то в спор, Золотусский остаётся тактичным. Вот как он говорит, выражая несогласие с М. Зощенко: «Я с этим не согласен. Зощенко люблю, но он не знал всего пути Гоголя»[4].

Статья «Записки сумасшедшего» и «Записки из подполья» – доскональный сравнительный анализ Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского, проведённый на параллели двух произведений. Золотусский проводит параллели между ситуациями, идеями и образами героев. Изначально он сравнивает писателей с отцом и ребёнком, стремящимся отстраниться от родительского влияния. Именно Гоголь («отец») приоткрыл ту дверь, которую в дальнейшем распахнул Достоевский, пишет Игорь Петрович.

Между выходом повести Гоголя «Записки сумасшедшего» и «Записками из подполья» Достоевского прошло тридцать лет. Хотя герои и кажутся схожими, между ними есть существенная разница. Золотусский пишет: «Герой Гоголя хотел бы стать генералом, герой Достоевского – встать над Богом. […] Подпольный и Раскольников дети уже другого века – века Достоевского, в котором “гордость ума” смыкается с уголовщиной. Тут не обида Акакия Акакиевича и не детские фантазии Поприщина или Чичикова, тут “страшная месть” “маленького человека”. Только колдун в гоголевской “Страшной мести” способен был зарезать внука, дочь и святого схимника, но он – герой сказки, оборотень, вампир. У Достоевского – это человек улицы, подвала, человек толпы. Эпоха Достоевского – эпоха кризиса поэтического романтизма и перехода его в материалистический (или революционный) романтизм»[5].

Герой «Записок из подполья» уже качественно иной человек, герой другой эпохи, и в этой эпохе человек превозносит себя над Богом, чего не дерзнул сделать гоголевский сумасшедший. И этот рубеж длиною в тридцать лет обнажил И. Золотусский, проанализировав оба произведения.

Вообще, И. Золотусский хотя и скромно отрекался от звания литературоведа и критика, чрезвычайно профессионален и может апеллировать целыми художественными системами, при этом оставаясь доступным довольно широкому кругу читателей. Такое можно мало о ком сказать. Чаще мы встречаем самодовольных литераторов, бьющих себя в грудь, которые на деле оказываются совершенно не компетентными (Н. Иванова, Д. Быков и т.д.). Золотусский о своей деятельности говорит следующее: «Мне кажется, что сейчас критика стала достоянием немногих гостиных, каких-то сугубо литературных собраний, где не присутствует широкая публика. Я привык смолоду писать для всех»[6].

В статье «Путешествие к Набокову» Золотусский рассказывает о встречах с сестрой и сыном писателя. Рассказывая о писателе, он подмечает важную вещь: Набоков, хотя и вырос в семье православных христиан, в церковь не ходил. Пожалуй, это ключевой момент. Как мне кажется, любой литературный текст стоит рассматривать прежде всего в религиозном контексте. Потому как важнее всего в литературе не выверенность мысли и чеканка слов, а духовность. А что может быть духовнее и чище веры в Бога? Но, к сожалению, тексты Набокова скорее стоит рассматривать в атеистическом контексте: его герои не имеют Бога в душе, их переживания – переживания иного толка. Не так переживал и проживал жизнь князь Мышкин или Алёша Карамазов. Да и можно ли сравнивать героев Достоевского, скажем, с Кречмаром из «Камеры обскура»? И тут я согласна с Золотусским: Набоков стоит «боком» ко всей русской литературе. Достоевский, Гоголь, Толстой в основе своего творчества закладывали чистоту души, а Владимир Набоков предпочёл чистоту слога.

Золотусский не даёт четкой оценки личности и творчества. Он апеллирует фактами, анализирует жизнь Набокова, отношения с семьёй, отношение к литературе, к родине, но самого критика в этой статье мало. Думаю, это нельзя назвать недостатком статьи. Возможно, И. Золотусский намеренно оставляет читателя наедине с фактами и анализом, даёт возможность подвести итог самому читателю, не сбивая его с мысли, не навязывая своего мнения. Однако он максимально доступно и понятно выражает свою мысль.

Статьи критика пронизаны добром, любое несогласие он способен выразить мирно, никого не задев. И. Золотусский пишет: «Грешный человек еще более достоин любви, потому что он пал, потому что лишь любовью его и можно поднять, потому что, чувствуя в себе способность на ответную любовь, он и может подняться»[7].

Я думаю, важную роль в этом сыграло его отношение к Богу, к духовному, к любви. Всё можно выразить любовью и во всём должна оставаться «чистота души».