Елена ДУБРОВИНА. Два рассказа

Двоечники

Алеська, курносая тощая второклашка со стесанной коленкой, покрытой изумрудом, с любопытством покосилась на мальчика лет девяти. Полноватый и бледный, с синяками под глазами, он смирно сидел в коридоре клиники и безучастно взирал на проходящих мимо посетителей. Девочка присела рядом, засмеялась и снова посмотрела на него – тот ответил вялой улыбкой. Алеська расправила подол нарядного платья и начала болтать ножками.

– Пошли погуляем, там тако-о-е дерево! – округлив глаза, сказала она.

– Неохота, – поморщился мальчик и хмуро посмотрел на дверь кабинета, за которой несколько минут назад скрылись его мама и бабушка.

– Да пошли ты! – Алеська нетерпеливо дернула его за руку, вскочила и умчалась во двор клиники, где уютно разместился газон со скошенной на западный манер травой, и старый широкоствольный дуб.

Мальчик лениво побрел за ней, вышел во дворик и удивленно огляделся: девочки нигде не было видно.

– Ку-ку! – донеслось откуда-то сверху.

Мальчик поднял голову: из густой листвы дуба выглядывало улыбающееся личико с задорными глазами.

– Я не полезу, – сразу потерял интерес мальчик. – Дерево, как дерево...

– Ты что?! – Алеська ловко спустилась по ветвям, затем бесстрашно спрыгнула с широкого сука на землю, не удержалась на ногах и упала на четвереньки. Вскочила, отряхнула пыльные ладони и подбежала к мальчику: – Как в сказке! Гляди, какие толстые ветки! – девочка изобразила их скрюченными пальцами. − Можно шалаш соорудить. А еще там гнездо! Только не долезть, – спешила она поделиться впечатлениями.

Мальчик не разделял ее восторгов, а потому уныло вздохнул и поплелся в клинику.

– Стой! – девочке не хотелось скучать в одиночестве, и она лихорадочно соображала, какую еще игру придумать: – А давай в прятки?

– Я вожу, – подумав, скучно ответил мальчик. Уткнулся лицом в шершавую кору дуба и начал считать.

Алеська тем временем шустро взобралась на дерево.

Вдруг мальчик услышал взволнованный женский голос:

– Ты девочку здесь не видел?!

Он оглянулся и растерянно заморгал. В этот момент Алеська хихикнула. Ее мама, строго одетая молодая женщина с короткой прической, нахмурила брови и сердито закричала:

– Ты что, с ума сошла?! Слезь сейчас же!.. В травматологию нам еще не хватало...

Девочка поспешила выполнить мамино указание, ловко добралась до широкой нижней ветки, с которой спрыгнула, и вдруг заметила, что порвала подол. Она виновато взглянула на мать и зажмурилась.

– Вот чучело! Все дети как дети, а ты!.. – женщина раздраженно сжала губы, схватила Алеську за руку и поволокла в кабинет врача.

– Ой, какие мы! – приветливо сказала доктор, полная женщина с красивым славянским лицом. Она добродушно улыбнулась девочке с пыльными коленками и дырой на подоле.

– Простите. И на минуту оставить нельзя, чтобы она куда-нибудь не влезла и что-нибудь не сломала!.. – раздраженно начала мама Алеськи, присев на стул у стены.

Девочка, потупив голову, напряженно слушала нотации матери, затем ее внимание привлек большой кактус на подоконнике, и она начала с любопытством его разглядывать, благополучно забыв, что минуту назад рассердила маму.

– Дети должны быть подвижны и любознательны, – заметила доктор. – Они развиваются, познают этот мир как умеют...

– У всех дети как дети, а эта... Вы и представить себе не можете! Она просто издевается! Испытывает мое терпение! Каждый день... А учеба?! Вы знаете, что она на уроках вытворяет? В математике ноль: нет бы слушать, что учитель объясняет, а она, то рисует, то с подружкой болтает, то бумагой плюется... Учителя жалуются: все время приходится краснеть!.. А вчера подралась! Поймите, она учится в православной гимназии, а за такое поведение ее просто выгонят!

– Как это произошло? – спросила доктор девочку.

Та, увлеченная чтением плаката на стене, вопроса не слышала, а потому испуганно уставилась на доктора, ожидая очередной взбучки.

– Отвечай! Почему подралась?! – раздраженно крикнула мать.

– Она первая начала, – буркнула под нос Алеська.

– Расскажи, тебя никто за это не накажет, – улыбнулась доктор, внимательно разглядывая девочку, у которой отметила нервный тик: волнуясь, пациентка то и дело закатывала глаза, при этом навязчиво теребила дыру в подоле.

– Что ты кривляешься? – шепотом вмешалась мать, и девочка на мгновение остолбенела.

– Вы сейчас подождете в коридоре, а мы побеседуем, – спокойно сказала доктор женщине, взяла за руку девочку и потянула к себе.

Прямо за письменным столом Алеська обнаружила детский уголок: два ярких кресла, пушистый ковер, разбросанные карандаши и бумагу. Ей стало интересно. А когда доктор разулась и села на пол, девочка совсем расслабилась и с удовольствием скинула тесные сандалии, затем плюхнулась в миниатюрное кресло, с радостью думая о том, что взрослый в нем никак не поместится. Она посмотрела на доктора сверху вниз и все-таки решила поделиться:

– Девка из другой школы к нам в окно камни бросала, – Алеська шутливо изобразила, как та это проделывала.

– Может, девочка хотела подружиться?

– Нет. У нас был урок: она знала, что ей никто ничего не сделает.

– Нужно было сказать учителю.

– Ох… – Алеська закатила глаза, мол, бесполезно, затем нетерпеливо заерзала в кресле и подняла с пола карандаш, который начала вертеть в пальцах. Девочка не стала жаловаться и рассказывать, что даже придумала «журнал», куда мысленно ставила оценки за «правильные» ответы и внимательное отношение к ней: родители и преподаватели были круглыми двоечниками, они ее вопросы и комментарии почти всегда игнорировали.

– Почему ты не сказала учителю?

– Она и так видела...

– Наверное, камни были маленькие и неопасные, поэтому учитель решила не обращать внимания и не прерывать урок, – предположила доктор.

– Ну и что, что маленькие! Чего она у себя не учится?! – девочка собрала с пола все карандаши и положила на стол.

– Я так и не поняла, почему ты подралась, – напомнила доктор.

– Мы на переменке окно открыли и начали тоже кидать... землю из цветов... Она стала обзываться на нас: «дураки», «лохушки церковные». А сама в такой майке, – Алеська в ужасе округлила глаза: – Рогатый скелет нарисован... Потом Жарикова кинула в нее мой пинал... Я хотела забрать. А девка не отдавала... А потом она сказала, «сними крест, не позорься», и что ребята из ее школы придут нас бить: «У кого крест увидят, тому фингал». А я ей говорю: «Ой, напугала! Хоть убейте, а крест не сниму!» Она прям дернула, – девочка показала, как с нее сорвали нательный крестик, – А я ее толкнула...

Алеська слукавила, она не хотела рассказывать подробности: как вцепилась в волосы «девке» из соседней школы, которая не ожидала отпора, и вместо пренебрежительной ухмылки на лице, у той нарисовался испуг; как ее за руку оттащила учительница, ругая за плохое поведение, а потом насильно отволокла в кабинет директора; как «девка» бросила крестик с разорванной цепочкой в кусты и убежала; и как потом Алеська безуспешно пыталась его найти, а мама стояла рядом с поджатыми от досады губами и не хотела разговаривать...

Алеська принялась левой рукой аккуратно чертить дугу на бумаге, которой суждено было стать лицом. Доктор некоторое время задумчиво смотрела на девочку, затем улыбнулась, глядя на рисунок, у которого появились глаза, нос, рот, волосы и платье.

– Любишь рисовать? – поинтересовалась она.

– Угу... А еще выступать.

– Правда? Вот бы посмотреть!

– Меня не берут в сценки, – грустно вздохнула девочка, не отрываясь от рисунка, на котором уже светило солнце и росли цветы.

– Для сценок нужно учить слова.

– Да-а-а, – недовольно протянула Алеська, и доктору стало ясно, что у той еще и с памятью проблемы. – Я всех смешу, – непосредственно заявила девочка, все так же увлеченно добавляя бумаге пестроты.

– Смешишь? А учителя, наверное, думают, что ты балуешься?

– Да.

– А ты на уроке не смеши, только на переменке, тогда они не будут обижаться. Ведь учителям обидно, когда ученики их не слушают. Все учителя стараются отдать свои знания, чтобы дети узнали какие-то интересные вещи.

– Моя учительница мне тетрадкой по башке «бац!», – эмоционально изобразила девочка, смешно ударив себя листочком по голове, и, копируя учителя, визгливо добавила: – «Ах ты балда!»

Доктор оторопела.

– Это вам! – вручила Алеська рисунок женщине и довольно улыбнулась.

– А кто это?

– Это добрая девочка, она послушная и красивая, – пояснила Алеська.

На груди у нарисованного персонажа был изображен крест, и доктор поинтересовалась:

– А почему твоя девочка носит крестик?

– Потому что она верит в Бога.

– Мне нравится! Повешу его на стену... Знаешь, а мне еще никто не дарил рисунки, – задумчиво улыбнулась женщина.

Алеся обрадовалась тому, что ее творение будет украшать кабинет...

Теперь настал мамин черед «беседовать» с доктором. Из-за неприкрытой двери доносились различные непонятные слова: «синдром дефицита внимания»... «неврологическое»... «гипердинамия»... И это было скучно.

Зато девочка с удовольствием послушала рекомендации доктора: «Она у вас особенный ребенок, требующий особого подхода... Насколько она легко возбуждается, настолько же быстро и устает, потому не следует ее перегружать дополнительными занятиями, это только усугубит положение... Понимаете, у нее потребность дарить другим радость, но, боюсь, сама она кроме наказания ничего не получает. Ведь такие дети, как правило, всех кругом раздражают, их считают невоспитанными и грубыми, но это не так. Ей нужна ласка, тепло и забота. Она замечательно рисует! Хорошо бы ей помочь развиваться в этом направлении. Не станет экономистом, как вы, не страшно, зато у нее много других талантов. Поверьте, кроме банкиров и топ-менеджеров, обществу так же нужны творческие личности с неординарным видением этого мира! Что вы думаете: многие научные открытия сделаны как раз людьми с похожими проблемами. Наберитесь терпения... Помимо медикаментозного лечения, режим обязателен»...

Дальше слушать было неинтересно, и Алеська побежала во двор, где столкнулась с уже знакомым мальчиком, его бабушкой, в ярком платочке с люрексом, и его мамой, неприметной худой женщиной с уставшим лицом...

– Алеся! – через некоторое время окликнула девочку мама, она уже не выглядела рассерженной, скорее хмурой, задумчивой и слегка растерянной.

Девочка испугалась, что ее снова будут ругать, но этого не произошло.

– Ой, здравствуйте! – обратилась к Алесиной маме бабушка. – Вы не спешите?.. А то дети так хорошо играют!

Алесина мама пожала плечами, и удивилась, потому что никак не ожидала увидеть неподдельную радость на лицах родственников мальчика, с которым играла ее неугомонная дочь. Обычно родители оберегали своих чад от общения с Алесей.

– У него гиподинамия, – поведала пожилая женщина, – Не расшевелишь.

– Где положишь, там и возьмешь, – подтвердила мама мальчика.

– Ест плохо, играет мало, и чем меньше двигается, тем хуже ему становится...

– Засыпает на уроках, – вновь перебила бабушку мама мальчика, – То кровь из носа, то простуда, попропустит все, а потом «не аттестован».

– ...А ваша удивительная девочка его каким-то чудом расшевелила... Глядите-ка: он смеется!

Алесина мама по-новому смотрела на свою дочку, которая, с мокрыми от пота волосами на лбу и счастливой улыбкой, гоняла по газону вместе с неуклюжим мальчиком, а тот от души хохотал, смехом заглушая одышку...

Доктор достала из верхнего ящика стола небольшую икону, когда-то стыдливо спрятанную от посторонних глаз, и поставила рядом с Алесиным рисунком – на самом видном месте.

Пшеничное сердце

– Опять всё загадили! Проходу от вас нет! – проворчала старуха и замахала бадиком: ей порядком надоели «безмозглый старик», сосед, что жил над нею, и голуби, что «вечно мешались под ногами».

Ноги, надо сказать, у бабы Нюры болели сильно – она долго проработала оператором на кондитерской фабрике, где стоять ей приходилось почти всю смену, – теперь даже передвигалась с трудом, а как выйдет из подъезда, так вот они: дед на лавке с буханкой хлеба и голуби, которых он кормит каждый день да еще улыбается и разговаривает с ними!

Сосед приветливо кивнул; баба Нюра фыркнула и отвернулась, размышляя в себе: «Ишь, будто забыл, как я ему вчера про птичий грипп рассказывала...» На самом деле старушка не рассказывала, а кричала с балкона, что «полоумный» старик «разводит во дворе заразу», но баба Нюра считала себя правой, и гнев к безобидному деду с голубями ей казался тоже оправданным.

Несмотря на боль в ногах, баба Нюра на этот раз мимо не прошла, вернулась «посмотреть в бесстыжие глаза» соседа.

– Вот тебе не стыдно? Ты хлеб на что переводишь? Я в войну голодала, о хлебе во сне мечтала, лепешки из крахмала ела да лебеду...

– Да что ж мне его выбрасывать что ли? – прошамкал беззубый старик. – Я всю буханку не съем, половинки у нас в магазине не режут, а они – голодные: вот и помогаем друг другу.

– Люди голодают, а он тут птиц кормит! – возмутилась баба Нюра.

– Вы голодаете?! – встревоженно спросил старик.

– Пенсия у меня, знаешь, какая?.. – уклончиво ответила смущенная баба Нюра, она как раз шла в магазин за творогом.

– А давайте я вам помогу? – всерьез начал старик. – Мне одному много ли надо?..

– Себе помоги! Вон пальто на одной пуговице держится, а ты тут курятник перед домом развел!

– Ну зачем же вы обманываете, Анна Сергеевна? – облегченно вздохнул старик и засмеялся – до него наконец дошло, что соседка просто ищет причину для затеи очередного скандала.

Он не особенно обижался: «Что с нее взять? Одинокая пожилая женщина. Не все же, в конце концов, любят птиц!» А еще старик до сих пор чувствовал вину за то, что однажды залил ей в кухне потолок: забыл закрыть кран в умывальнике.

– Это кого ж я тут обманываю?! – рассердилась баба Нюра.

Старик закрыл глаза и напряг свою память, она теперь его часто подводила.

– Послушайте вот:

Кто-то любит попугаев,

Кто-то любит снегирей,

Я ж люблю простых и добрых

Сизокрылых голубей.

Примелькались их красоты

Средь помоек гущей серой...

Да вижу в душах их невзрачных –

Голубь Мира, Голубь Белый!

Нечего было на это сказать бабе Нюре, и она повернулась, чтобы уйти.

– Анна Сергеевна! – окликнул ее старик. – Вы, случаем, не в магазин?! Может, купили бы мне заодно маленький пакетик семечек или булочку, а то я чтой-то сегодня недомогаю?!

Баба Нюра в ответ «на такую дерзость» сказала только «тьфу», гордо отвернулась и медленно заковыляла восвояси. Она подобное «святотатство» не одобряла. Между прочим, каждую субботу свежую буханку на канон жертвовала за упокой близких и свято верила словам своей покойной бабушки: «Кто хлеб в храм несет, того Хлеб всегда спасет». И, действительно, даже в самое трудное время у бабы Нюры в доме этот продукт не переводился...

На обратной дороге старуха подготовила длинную речь, в которой собиралась пристыдить «старика-бездельника», и была рада увидеть соседа, который все так же сидел на лавочке в окружении своих голубей. Старик не двигался...

Когда дедушку хоронили, Баба Нюра хлопотала больше всех, ведь она часто ходила в церковь, а потому среди соседей считалась знающей, что в «таких» случаях нужно делать. В суете и заботах позабыла старушка о больных ногах и даже не ворчала на голубей, которые по привычке топтались у подъезда, ворковали и дожидались старика.

А как гроб вынесли, так птицы долго над ним кружили, не решаясь приблизиться к толпе: узнали своего кормильца...

Сорок дней спустя баба Нюра решила посетить «могилку» соседа: «почитать литию да затеплить свечу». Пришлось переходить заснеженную проезжую часть, чего уж больно не хотелось, и делала она это крайне медленно. Старушке нетерпеливо сигналили автомобилисты, на что она только ворчала... Вдруг на своем пути баба Нюра увидела помятую буханку хлеба. Птицы, гонимые голодом, то слетались к ней, то вновь улетали, когда приближалась очередная машина.

– Вот негодяи, это ж надо, хлеб на землю бросить?! – посетовала баба Нюра, она-то своих внуков приучила бережно относиться к этому продукту: «Кто хлебом разбрасывается, от того хлеб уходит!»

Подтолкнула старушка бадиком буханку к обочине. Подошла. Отдышалась. Еле-еле нагнулась. Подняла, сунула хлеб в сумку и заковыляла к кладбищу. Знала старушка, что к ее бывшему соседу на сорок дней никто на могилу не придет и не помянет: его немногочисленные родственники жили далеко.

Недолго баба Нюра искала холмик со скромным крестиком, подошла и вздрогнула от неожиданности: с земли вспорхнула стая голубей, устремилась ввысь и разлетелась в разные стороны.

– Опять вы?! – удивилась старушка, провожая птиц задумчивым взглядом. – Ну, вечер добрый, сосед, – обратилась она к молчаливому холмику. – Я вот тут пшенца тебе принесла и конфет, а то, думаю, заскучал без меня...

Баба Нюра полезла в сумку и наткнулась на буханку хлеба. Подумала-подумала, да и разломила ее на куски, положила возле могилы соседа так, чтобы птицам клевать было удобнее. При этом тихонько приговаривая:

– Ну вот, дед, и тут ты о своих голубках позаботился...

Илл.: Татьяна Дерий