Олег ЯНЕНАГОРСКИЙ. Люди блокадного города
Два рассказа
Киска у новогодней елки
…Господи, как холодно в этом году. И не только в Сибири — по всей стране… на Оби лед толщиной уже больше метра… Я потоптался у входа, стряхнул снег с валенок и вошел в школу. Сегодня здесь для детворы устраивали новогодний праздник. В самой большой комнате учителя поставили елку, нарядили ее самодельными игрушками — снежинками с серпом и молотом, картонным дирижаблем, кедровыми шишками, а на макушке — большая красная звезда…
Других украшений в нашем поселке не было… елки ведь только недавно на Новый год разрешили ставить и украшать. Я-то помню еще, как несколько лет назад пионеры в школе стишки учили:
Только тот, кто друг попов,
Елку праздновать готов.
Мы с тобой враги попам,
Рождества не надо нам!
А потом вдруг «разрешили елку» и даже в газете «Правда» про это написали. Но люди не сразу стали елки украшать… А вдруг это враги народа пробрались в «Правду» и устроили диверсию? Нельзя поддаваться на провокации врагов, нельзя…
Все это вспомнилось мне, пока снимал полушубок, шапку и пристраивал одежду на вешалку у входа в комнату. Потом осмотрелся — возле одной из стен на старых соломенных матрасах тихо сидели и лежали дети. У елки соседский Колька, видно надеясь на аплодисменты, радостно читал праздничные стихи… Он у нас артист! Уже решил, что «выучится на артиста и уедет в Москву»…
Кончилось стихотворение, ведущая представления сказала Кольке спасибо и обратилась к детям:
— А давайте ребята похлопаем Коле, он очень хорошо прочитал стишок…
Но дети не хлопали… они даже не шевелились, на худых лицах не было улыбок… Не было на этом празднике веселья. За спиной послышался тихий женский шепот:
Боже милостивый, как же они… как же… как не дитятки… Что же война проклятая наделала…
Я оглянулся и, отвечая на мой немой вопрос, женщина сказала:
— Детдомовские они… из Ленинграда эвакуированы… из под бомб привезли… Вот та, что на руках у воспитательницы, трое суток в комнате рядом с мертвой матерью просидела… До сих пор ее кушать на руках носят…
Переведя взгляд на детей, я заметил на руках молодой воспитательницы девочку лет трех или четырех с большими глазами на очень худеньком лице. Большие серьезные глаза… задумчивый не по возрасту взгляд…
А возле елки две поселковые девчушки уже задорно исполняли какой-то танец. Наш лучший гармонист Федор Степанович наяривал незамысловатую мелодию…
И вот когда умолкла музыка и закончился танец, а девчушки, раскланявшись убежали в коридор, в комнате появилась кошка… самая обычная серая кошка. Как она попала в школу, я не знаю. Может быть, она и жила здесь?… Кошка не торопясь почти дошла до елки, когда я посмотрел на ребят. Всё их внимание сосредоточилось на идущей кошке…
И вдруг в тишине раздался очень тонкий и тихий голос той девочки, что была на руках у воспитательницы:
– Смотрите, киска идет… Не скушанная киска…
Никто не узнает…
Спать, спать, спать… Как хочется спать… Проклятый телефон звонит, звонит и звонит, разрывая тишину кабинета. Одуревший от недосыпа и голодной усталости майор, снял трубку и долго слушал, пытаясь понять, о чем говорил звонивший. Закончив разговор, он еще посидел несколько мгновений, а затем вышел в дежурную часть.
— Иваньков, Петров! На 10-м пикете обнаружен труп. Проверить и доложить!
— Есть проверить и доложить, товарищ майор!
Когда-то зычный голос крепкого и бравого начальника отдела железнодорожной милиции теперь был сиплым и потухшим, а сам он выглядел изможденным. Четвертый месяц блокады Ленинграда, голод и усталость подкосили его, хотя пайки сотрудникам милиции выдавались регулярно. И его подчиненные тоже голодали, делясь продуктами со своими семьями. Их голоса тоже выдавали слабость и усталость. Ни Иванькову, ни Петрову не хотелось идти по лютому холоду на 10-й пикет. Холод и промозглый, сырой ветер с Финского залива… Ну, обнаружен труп, да и черт с ним…
Однако привычка к воинской дисциплине и выполнению приказов брала свое и, затянув ремни портупеи, милиционеры отправились выполнять приказ…
Труп старого изможденного мужчины лежал в канаве, чуть запорошенный снегом, и никаких следов вокруг не было. Да и какие тут могут быть следы, если все живое, что не успело убежать и улететь, давно было поймано и съедено… Рабочим выдают хлеба по 250 грамм, служащим и членам их семей — по 125… Каждый день умирали тысячи… десятки тысяч ленинградцев…
— От голода он помер… или от холода, — пробурчал Петров, — зря шли, нету тут преступления…
Иваньков и сам видел, что никаких признаков насильственной смерти нет, и что скорей всего старик замерз, ослабев от недоедания. Но осмотр все же надо было провести, служба она и есть служба…
Паспорт, 500 рублей и продовольственная карточка на декабрь, обнаруженная при осмотре трупа, притягивали взгляды милиционеров, хотя каждый старался не смотреть на кусок газеты, расстеленный на снегу.
…Карточка на декабрь… А месяц только начался… Карточка на декабрь… Мать у Петрова не вставала с кровати уже несколько дней… Вот-вот умрет… Знал это Петров, знал… Отоварить карточку и никто не узнает… а мать может еще немного поживет… Вспомнилось как в голодные послереволюционные годы мать кормила его размоченными сухарями… А что можно купить из еды на 500 рублей?… Никто не узнает…
…Карточка на декабрь… Доченьку бы чуть подкормить… Доходит ведь совсем… Не успела семья эвакуироваться… Сначала все ждали, что отбросит Красная Армия вероломного врага и начнет его бить на чужой территории… Жена не хотела эвакуироваться… А потом немцы сомкнули кольцо вокруг города… Доченька… долгожданная, сколько лет жена не могла забеременеть… С Петровым, конечно, поделиться надо будет, он хороший товарищ… Мертвому карточка ни к чему, а живым помочь может… Кто узнает, что они нашли на трупе? Никто…
Взгляды Иванькова и Петрова вновь сошлись на продовольственной карточке…
— Все ясно, нет тут следов преступления, — сурово сказал Иваньков, — давай, заканчиваем тут все и возвращаемся…
Взгляды милиционеров вновь сошлись на продовольственной карточке, потом они посмотрели друг на друга. Никто ведь не узнает… А декабрь только начался… Блокадный декабрь 1941-го…
…Докладываю, что 5/XII в 11 часов на 10 пикете 20 км Московской линии в канаве обнаружен труп Павлова Александра, 55 лет раб. завода «Большевик», прож. 5-я Советская, дом 23. В карманах трупа обнаружен паспорт, 500 руб. денег и продкарточка на декабрь месяц. По имеющимся признакам смерть Павлова последовала от замерзания. Труп направлен в покойницкую больницу. Ведется расследование.
Начальник Дор. отдела милиции
Окт. ж. д. майор милиции Емельянов