Вера КОСТРОВА. У маленьких школ большие проблемы

Но о них принято молчать

Речь, как вы понимаете, идет о сельских школах, построенных давным-давно, стремительно ветшающих, десятилетиями не видевших капитального ремонта, но все еще продолжающих принимать учеников и обучать их «в соответствии с современными требованиями» – так пишут в отчетах. Где эти школы, а где требования? «Соответствие» между ними можно обрести разве что на бумаге. Но такое, призрачное, как выясняется, чиновников вполне устраивает.

Вот лишь один пример.

До села К-во добираться довольно сложно, если нет личного автомобиля. Автобус от райцентра ходит три раза в день. Не хочешь ждать — поезжай на попутке. Местные опасаются брать незнакомых, но мне повезло – я махала рукой на дороге всего полчаса. Путь предстоял недолгий, каких-то пятнадцать минут. Попросила своих попутчиков высадить меня поблизости к школе. «Вы к нам учителем?» – поинтересовались они. «Нет... А что? Требуются?» «Да вроде бы...»

Въехали в К-во. Село оказалось живописным, домики как нарисованные, игрушечные. Вспомнила, что несколько лет назад была здесь проездом. Нас, журналистов, приглашали тогда на районный праздник — отмечался день рождения местного поэта, погибшего на войне. Торжества проходили в его родном селе — некогда многолюдном, теперь же опустевшем полностью. Время от времени прежние жители и их потомки собираются вместе, накрывают столы, поют песни — словом, устраивают что-то вроде поминок по прошлому, ушедшему. Но так в соседнем, а здесь по всем признакам, а главное, по наличию школы, жизнь еще теплится. Это не могло не порадовать.

– А вот и школа, – мужчина за рулем затормозил и кивнул головой в нужном мне направлении, где виднелся небольшой одноэтажный дом.

Я бы никогда не заподозрила в нем школу. Сооружение скорее напоминало заброшенную ферму. Перед фасадом высились огромные металлоконструкции. Тяжелые, уродливые, небезопасные, они занимали практически половину территории. Как выяснилось, все-таки пришкольной. На второй половине скромно ютились стадиончик и небольшой мемориал в честь павших на войне. С дороги их было совсем не видно. Сомнения мои развеялись лишь при виде растяжки над крыльцом: «Здесь вам всегда рады!» Фраза, адресованная школьникам, и мне внушила оптимизм. В окне увидела женщин, обсуждавших какой-то, видимо, очень серьезный вопрос. Это были директор и ее заместители, которые, по их собственному признанию, пришли в школу во время своего законного летнего отпуска для решения насущных проблем. Собственно говоря, в этом нет ничего особенного: так везде, никто другой школьных проблем не решает...

...Мне женщины рады явно не были, приветствовали довольно сдержанно. Хотя я предупредила о визите заранее, уточнив, что интересуюсь проблемами сельской школы и, особенно, тем, как они решаются на местах, меня попросили задавать конкретные вопросы. Директор всем видом демонстрировала, что не расположена к откровенному разговору. Причина понятна: образовательное начальство — ни муниципальное, ни тем более областное — не одобряет вынесения «сора из избы».

Зная о том, как остро реагируют наверху на самые невинные высказывания в газете педагогов и директоров, я обычно начинаю беседу с традиций и успехов. О них каждый руководитель говорит охотно. Только потом, ободренный и вдохновленный собственными достижениями, директор готов перейти к проблемам и трудностям. Но в этот раз мой первый вопрос был о более чем странном «украшении» фасада.

– Эти конструкции здесь со времен перестройки. Планировали построить что-то вроде спорткомплекса с бассейном или катком (не помним уже точно), но финансирование остановилось на подготовительном этапе. Стройматериалы – те, что полегче, со временем вывезли с территории, а этих монстров не смогли — для транспортировки нужны миллионы.

– А распилить и вывезти по частям? – не унималась я.

– Это тоже дорого и не по карману местному бюджету, мы всякие способы искали, приценивались. Легче так оставить.

– Но это же просто опасно! Кто-то залезет, травмируется... Сколько случаев было... – это я говорила уже не как журналист, а как бабушка.

– Охранник смотрит, все дети и родители предупреждены под роспись. Да, и зря вы думаете, что опасно. После уроков здесь никого не бывает, ни одного ребенка. Более половины сразу же после занятий увозят школьные автобусы, остальные уходят по домам.

– Кто-то же остается на кружки и секции...

– Они сразу же после уроков, и дети в это время под присмотром преподавателей.

Вопрос был закрыт. За почти тридцать лет ничего страшного не произошло, есть надежда, что и в следующее 30-летие ничего не случится. А эстетика... Кто о ней думает, если на самое насущное денег нет? Пусть охранник зорко следит, чтоб никого на территории не было. И поблизости тоже. Это раньше школа была центром села, а школьный двор – магнитом, притягивающим к себе юных жителей. Дети до ночи играли здесь, молодежь назначала свидания, взрослые обсуждали новости, готовили праздники. Школьных автобусов не было, охранников тоже. Пришли другие времена — жесткие, строгие, не терпящие лирики.

У школы, помимо загроможденной территории, много других проблем. Сама она старая, построена больше 50 лет назад, давно требует капитального ремонта. Директор, как только пришел на смену предшественнику, каждый год подает заявки, но школу так и не поставили в план капремонта.

– Наверное, потому что вас не включили еще в число аварийных? – предположила я.

– Не включили, а надо бы... Когда что-нибудь во время учебного года упадет, будет поздно включать.

С виду, особенно изнутри, школа чистенькая, опрятная – видно, что техперсонал работает на совесть, старается, но прошлый век, причем самая его середина, чувствуется во всем. Даже интерактивные доски и оборудованные рабочие места учителя (такие есть в некоторых кабинетах) не меняют впечатления глубокого ретро. Показательно и то, что основные предметы — русский язык и математику до настоящего времени вели здесь глубокие пенсионеры. Их уговаривали остаться, потому что готовить к ЕГЭ детей некому. И они готовили, и баллы были вполне себе хорошие. Но математик в этом году не выйдет — уже не позволяет состояние здоровья. Открыта вакансия. Но молодежь не едет в сельскую местность, а педагоги со стажем все при местах. Остается снова искать совместителя из района. Совместитель несколько лет ведет здесь физику. Слава Богу пока соглашается. Но под него подстраивали расписание, а это нелегко. Если теперь подстраивать расписание под двоих совместителей, будет совсем печально.

Конечно же, здесь, как и в любой школе, есть успехи: школа дважды получала гранты как победитель нацпроекта, есть учителя-победители, есть спортивные кубки и дипломы разных конкурсов. Директор и замы не преминули показать мне свежайший ремонт спортзала (в прошлом году удачно вошли в областную целевую программу) и небольшой тренажерный зальчик, оборудованный несколько лет назад как раз на средства одного из двух грантов. Не могла не обратить внимания на расписание его работы, вывешенное на двери.

– А почему же у вас такой прекрасный зал работает всего пять дней в неделю по 45 минут? А в остальное время?

– Дети могут заниматься лишь под руководством или в присутствии тренера. А наш учитель физкультуры и так очень занят. Кроме уроков ведет секции волейбола и легкой атлетики, готовит детей к «Зарнице».

– Ну а педагоги? Какая прекрасная возможность поддерживать форму!

– Поначалу – да, месяца два мы занимались после уроков, очень нравилось. Но потом все реже и реже. Года четыре назад заметно увеличилось количество отчетности. Так что стало не до фитнеса. У учителей выросла бумажная нагрузка, да еще им нужно готовиться к урокам, а мы, администрация, вообще покидаем школу в седьмом часу вечера еле живые.

Признаюсь, нерациональное использование зала и дорогостоящего оборудования поразило меня. В деревне нет спорткомплекса, в райцентр на машине или автобусе не наездишься, школьным залом могли бы пользоваться взрослые жители близлежащих сел — пусть за небольшую, символическую плату, которая шла бы или школе, или тренеру-инструктору, который следил бы за порядком. Все это я высказала директору. Она грустно вздохнула:

– Мы не можем брать ни копейки с людей, нас лишили самостоятельности и права распоряжаться своими же ресурсами. Какой там зал?! Мы не можем использовать даже то, что вырастили на пришкольном участке. А он у нас есть, и на нем трудятся дети и взрослые. Раньше мы всегда готовили первое из выращенных на участке продуктов. Это не только удешевляло питание, но и имело воспитательное значение – дети знали, что в общем деле есть их вклад. А сегодня картошку, морковку, лук, огурцы, зелень мы не можем ни использовать, потому что у нас нет денег на обязательную сертификацию, ни продать, потому что не имеем на это права.

Но и это далеко не все убытки, понесенные школой в результате централизации и бюрократизации системы образования. Во многих сельских школах есть свои лесничества. Есть такое и в К-ской школе. Несколько лет назад ребята под руководством учителя биологии из семян вырастили можжевельники, кедры, лиственницы, сегодня они выросли и представляют собой молодой и очень густой лес (потому что их хотели продавать — саженцы этих хвойников пользуются огромным спросом у населения). Казалось бы, школа на них могла бы заработать лишнюю копейку, но сверху запретили — не положено. Продавать саженцы разрешили лишь на благотворительных ярмарках, где все вырученные средства идут на помощь детям-сиротам. Дело хорошее, конечно, но все же большинство саженцев растут у школы – в тесноте.

Какие уроки получают дети, видя такое запретительство? По большому счету, их с детства убеждают, что честное предпринимательство не поощряется, что любая инициатива наказуема. Значит, если хочешь что-то заработать или сделать что-то нужное для своего же села, надо искать тень и обходные пути, то есть нарушать закон.

Цинизм, несправедливость и – опять же – нерациональность проявляется в том, что к большим городским и маленьким сельским школам предъявляются одни и те же железобетонные требования, а ведь условия и ресурсы для их выполнения у тех и других отличаются в разы! Говорим о равенстве образовательных прав и доступности качественного образования, а на деле сталкиваемся с все большим и, кажется, уже непреодолимым расслоением. Одним детям все, другим — остатки с барского стола.

Поэтому уезжать из сельской местности способные молодые люди будут еще чаще, чем раньше, села продолжат вымирать, земля будет зарастать бурьяном. Есть и другой вариант — на селе принудительно будут выращивать дешевую рабочую силу, лишенную интеллектуальных, духовных и культурных потребностей. Так и будет, если развивать одно тупое потребительство — из того, что доступно. Второй сценарий страшен, но, увы, реален даже больше первого.

Школа полного дня, так нужная сельской местности, в силу многих причин невозможна в глубинке. Здесь нет условий: нет педагогов дополнительного образования, но даже если бы нашлись энтузиасты, готовые ездить из райцентра, школьные автобусы не в состоянии возить небольшие группы детей несколько раз в день — им и без этого хватает работы. У водителей школьных автобусов зарплата небольшая, поди найди на селе мужчин, желающих работать за гроши под жестким гнетом бесконечных требований. Мужское население деревни работает в основном вахтами в больших городах. Потому что на сельские заработки детей не поднять, дом и семью не потянуть. Вот и директор к-ской школы посетовала, что из трех водителей один в каникулы неожиданно уволился, ему срочно ищут замену, но пока не нашли. А подвоз здесь большой — 65 человек из 8 деревень — в трех разных направлениях. В четырех были раньше свои школы, теперь они закрыты, в одной сделали филиал — в ней учится 11 человек, но есть и те, кто ездит учиться в главное здание.

К слову, в одной из ближайших к К-ву деревень в 19 веке родились и выросли две известные женщины России, сестры Сусловы. Надежда первой из русских женщин защитила диссертацию и стала врачом. Аполлинария была музой Достоевского и Розанова. Сестры родились в семье бывшего крепостного крестьянина, который благодаря своему уму и сметливости смог выкупить семью из неволи, завести самостоятельное дело и дать своим детям прекрасное образование.

Боюсь, что сейчас такой вариант непредставим. Если глубинку последовательно и целенаправленно лишать свободы и самостоятельности, она вряд ли даст гения.

Когда я уезжала из К-ва, директор поблагодарила меня за то, что мы не забываем сельские школы. Но и просила, чтобы я не подводила ее, не писала об озвученных проблемах. Все боятся потерять место — работы на селе нет. Я обещала. Но и об одних успехах писать не могу. Потому что это никому не нужно. А проблемы нужно озвучивать. Только так они получат шанс на решение.

Автор - журналист «Учительской газеты»