Будоражный ветер Александра Малышкина
Писатель Александр Георгиевич Малышкин (1892-1938) принадлежит к числу художников слова, которые, несомненно, остались в истории советской литературы, выдержав самое тяжелое из испытаний – испытание временем. Малышкин заявил о себе сразу громко и талантливо, опубликовав в 1923 году эпопею «Падение Даира» в альманахе «Круг». Спустя три года он пишет свой волнующий «Февральский снег», а потом совершенно зрелый «Севастополь», наглядно доказав свой огромный и уверенный творческий рост. Современная ему критика отмечала: «Если «Падение Даира» звучало чудесным обещанием, то последние вещи Малышкина – его большая и хорошая победа. Малышкин – настоящее, без кавычек, достижение молодой революционной литературы».
Творчество Малышкина развертывалось по линии органического приятия современности. Именно революция стала колыбелью его художественного дара. Он всегда был верным спутником революции, ставшей главной темой его творчества. Героика Гражданской войны и эпоха «тридцатых индустриальных» – два берега жизни и творчества Малышкина. Участник штурма Перекопа, лектор красноармейских клубов, уездный комиссар по печати, соратник Тухачевского по работе в Военной академии РККА в Москве, депутат Моссовета – таковы основные вехи жизненного пути, пройденного Александром Малышкиным. Современному 
молодому читателю духовно необходимо обратиться к произведениям Малышкина, ибо в них – громадный социальный опыт минувших десятилетий социалистической России. Каждая страница малышкинских рассказов, повестей, очерков – это волнующая история о том, как в годы «голода, ветра, разрухи» закалялись человеческие характеры, будь то в окопах даирских полей, вспаханных осколками снарядов, или в бараках первостроителей Магнитки и Днепростроя. Малышкин был своим, желанным человеком в родных краях Пензенской губернии, в строящейся Магнитке, в колхозах Средней Волги, в новых кварталах Москвы и в шахтах метростроевцев. Обо всем этом он написал роман «Люди из захолустья» и десятки очерков. В обширном архиве А.Г. Малышкина сохранились рукописи (с вариантами) этих произведений (в рукописном отделе Института мировой литературы имени А.М. Горького Российской академии наук). Перед нами подлинные тексты, в которых явственно ощутим «воздух легенды». Как писал о том Александр Малышкин: «Есть вещи на нашей Советской земле, к которым даже мы, соучастники создания этих вещей, не можем подходить без учащенного биения сердца...»
Предисловие и публикация Алексея КАЗАКОВА
Александр МАЛЫШКИН
НОВЫЕ ЛЮДИ
Магнитострой накануне
Новые люди пришли работать и жить около Магнитогорского коксохимического комбината, вступающего в эксплуатацию.
Разные люди... Одних можно видеть на горячем верху коксовых печей, сложных конструкций... Теплые пиджаки-спецовки сидят на них ладно, не мешая изворотливости движений, глаза быстрые, бывалые, угольная чернота в складках лица, кажется, въелась от рождения. Это – кадровики. Большинство молодые ребята, возросшие в рабочем быту... У иных из-под малахаев выглядывают концы деревенских платков. Истопники, подвозчики угля – все они в большинстве новички, впервые вдыхающие заводской дым. И вместе с тем это не временные рабочие стройки, а люди, приехавшие в Магнитогорск совсем, решившие стать оседлыми пролетариями, найти здесь, может быть, свою вторую родину...
Вот орудует лопатой рослый, угрюмоватый башкир в куцей спецовке, которая ему явно не по росту и сидит на нем как жилет. Муртазин в былое время скитался в батраках, служил чернорабочим на железной дороге и в совхозе. А еще раньше, в 19-м году, ушел добровольцем со знаменитой бригадой своего двоюродного брата и однофамильца против Колчака, в 20-м – был конником бригады Котовского, бился с белополяками, с антоновщиной. Два раза был ранен. Теперь осел в Магнитогорске семейно, отсюда уже не хочет ехать никуда: «Учиться надо... В Красной Армии учиться звали, не пошел... жалко, мало раньше учился». На коксовых печах его назначили люковщиком – обслуживать люки наверху... Но Муртазин смотрит, что это пока... Он хочет, чтобы специальность его была с железом и с двигателем.
Но больше всех здесь колхозников, приехавших в Магнитогорск по вербовке. Вот смешливый и бойкий паренек из-под Славгорода, завтрашний комсомолец Гуртовой. При своей бойкости деревенской и дотошности на печах обжился быстро. Съездил в деревню, привез оттуда всю семью. Всего из-под Славгорода приехало на печи 14 семейств, порвавших навсегда с деревенскими корнями, решивших начать жизнь сызнова («Охота в рабочей жизни пожить»). Вот 38-летний Заплохов, с исконным русобородым мужицким ликом, тоже колхозник из Тат-республики, из села Красные Поляны. Многолюдная волна гомонит через вокзалы к заводам, к новостройкам, с сундуками и ребятишками. Из села Красные Поляны на печах осело одиннадцать семейств.
Вперемежку с подвозчиками и истопниками работают каменщики-огнеупорщики. Эти рабочие – тоже выходцы из деревенских артелей, строящих коксовые печи на коксохимкомбинате. «На кладке мы бы и теперь зарабатывали по 300-400 рублей на месяц. А здесь будем получать по 170. Конечно, стройки нам по всему Союзу еще на десятки бы лет хватило. Ну, сами на снижение пошли, своей волей. Желаем остаться на постоянной кадровой работе, к тому же для рабочих эксплуатации будут совсем другие условия жизни».
Надеждами брезжит будущий город для этих пришельцев, просвечивает невиданным бытом...
И месяц от месяца растут и растут бетонные, шамотные, железные контуры города. Еще полгода назад на участке коксохимкомбината виделся только огромный сарайный тепляк, зияли котлованы, громоздилась деревянная путаница лесов и опалубок.
А внизу день и ночь пламенеют топками 69 печей восьмой батареи, вступающей в эксплуатацию. Порции топлива, которые гонят транспортерами вверх, увеличивают с каждым днем. Бросали по 10 лопат угля через каждые два часа. Еще через два дня – уже по 11. Еще через день – по 8 лопат каждый час. Багрово озаренный человеческий крутень бессменно взмахивает локтями, шуршит и грохочет на бетонной площадке у печей... Вот бывший иваново-вознесенский текстильщик Андреев, вздумавший «летнуть» со своего производства на магнитогорские коксовые печи («потянуло к металлу», – оправдывается он) и ныне шурующий уголь рядом с Муртазиным и Гуртовым. Читает журнал «Октябрь» и сочинения Ляшко. А чернорабочий Боханов просит объяснить, «что такое называется испарение». Другой не может усвоить, как это уголь, попав, хотя бы и без доступа воздуха, в атмосферу, раскаленную до 1100 градусов, не горит... Но и эти крупицы теории дают толчок мозгам. На технике, как на дрожжах, всходят и родятся иные вопросы. Тот же Боханов, улучая минуту после шуровки, обращается теперь к сменному инженеру, комсомолке, с такими своими недоумениями: «Скажите, товарищ, что такое вот эта Луна, тридцать с лишним лет около нее живу и не знаю».
Стране нужны чугун и сталь... На мерзлые кручи высыпали толпы коммунистических и рабочих субботников. В течение декады ежедневно двухтысячные отряды добровольцев, урывающих несколько часов от своей обычной работы, атаковали землю. Ее дробили, ломами и кирками, ее крушили стальными клиньями, женщины гнали заступами разрыхленную земляную массу в раскрытую пасть оврагов. За морозами, за этим дьявольским трудом мерещился долгожданный огненный чугун – свой, магнитогорский. Он проступал совсем близким, осуществимым праздником, осуществимым, несмотря ни на что, он подхлестывал. Каждый удар лома и кирки был ударом по клеветникам, по шептунам, по тусклым, равнодушным глазам тунеядцев, отлеживавшихся в опустелых бараках. Каждый удар должен был как-то отдаться за вражескими рубежами... Все знали, что телеграмма о первом чугуне прозвучит по Союзу так, как звучали когда-то телеграммы о взятии Красной Армией Харькова и Ростова. И магнитогорская температура, несмотря на железные морозы, круто, рывками шла вверх.
Но декабрьские морозы, с другой стороны, чувствительно сказывались в рабочих бараках. Всякий день на строительных участках можно наблюдать одно и то же бытовое зрелище. Возвращается по домам утренняя смена. И почти каждый рабочий обязательно тащит с собой некую порцию топливного материала, добытого на площадке в порядке самоснабжения. Один – горсть щепок, другой – обломок доски, третий волочит сосновый чурбашек, у четвертого карман оттопырился от угля. Стужа и неповоротливость снабженческих магнитогорских органов поневоле заставляют рабочих партизанить... Между тем заводоуправление по договору обязано снабжать бараки нормой топлива. А ведь температура трудового напряжения и качество продукции будущего завода весьма во многом зависят от жилищно-бытовых условий, в которые поставлены рабочие... Инженерам дали сначала лошадь, потом отняли. Приходится тоже пешеходом отмахивать до завода и обратно 6-
Решающее значение имеет и культурно-политическая обработка массы вчерашних колхозников и чернорабочих. Многие из них впервые соприкоснулись с заводом. В профсоюзе членством среди них охвачено пока 90 процентов, и то у большинства стаж в несколько месяцев. Не всеми еще усвоено сознательное, хозяйское отношение к производству, рабочие навыки, трудовая дисциплина. Правда, к работе новички относятся с чрезвычайной старательностью; многое показывает, что в этой массе кроются огромные заряды энтузиазма. В «температурные» дни они вышли из бараков и отрабатывали на субботниках по 4 часа до начала своей смены. Когда в середине декабря на коксовые печи налетел ледяной буран и температура начала катастрофически снижаться, новые рабочие и по окончании смены оставались на своих местах, продолжая работу аварийными темпами. О том же говорят и низкие цифры прогулов: 1-4 прогула в сутки на 350 человек всех (вообще) рабочих. Но в социальной психике новичка таится еще немало от прошлого, от огороженного деревенского двора. Были, например, единичные случаи бузы по поводу несвоевременно выданных спецовок, по поводу запоздавшего обеда, отдельные выкрики: «Бросай работу и уходи». Под влиянием присутствовавших тут кадровиков остальная масса рабочих дала суровый отпор крикунам.
Пролетарская общественность, родившая новые формы социалистического труда, нашла и новые формы товарищеского, производственно-идеологического воздействия на новичков, делающих первые шаги на производстве. Почин принадлежит пролетариям Керченского металлургического завода, впервые применившим у себя шефство кадровиков над новичками – шефство не обезличенное, а путем индивидуальных социалистических взаимообязательств. Опыт был повторен на крупнейших индустриальных предприятиях Союза. В декабре буксирная бригада керченцев прибыла на Магнитострой – поделиться с доменщиками, коксовиками и горняками своим опытом. Тем важнее довести процесс орабочения до самых недр барачного быта... Много значило бы территориальное сближение новичков с кадровиками. Сейчас, разделяемые расстоянием в три буранных морозных километра, они могут встречаться только на производстве.
Еще сложный путь придется пройти, чтобы ощутить себя настоящими пролетариями.
июнь, 1931
(Архив ИМЛИ имени
А.М. Горького РАН, ф. 44, оп. I, ед. хр. 125.)
