Людмила ВЛАДИМИРОВА. «И жив великий гражданин…»
184 года минуло со дня национальной трагедии Русского народа – гибели Александра Сергеевича Пушкина.
Верю: несмотря на отвратительные времена кризиса, разрухи, пандемии; на времена горя, лишений, бед, обрушенных на честных, совестливых, добрых, они – мы! – вспомним и с земным поклоном возблагодарим за дарованную нам честь и славу – быть соотечественниками нашего Гения!
Мы вспомним Его неоспоримое, побуждающее: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная» [1: 24]; «Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль! Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом» [2:301].
Мы вспомним Его стихи и стихи, Ему посвященные, среди последних, конечно же, с детства знакомые М.Ю. Лермонтова. Не опуская и первой – не только последней! – строфы:
Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видел злодеи в ней пример.
Ослушался государь… Не услышали и преемники. Не услышали и более, пожалуй, грозное: «Народ безмолствует»; «Молчит Закон – народ молчит»… О нынешних – глохлых – «надменных потомках» «обиженных родов» с их «пятою рабскою» и речи нет…
Мы вспомним и Ф.М. Достоевского, тем более, что 9 февраля – 140-летие Его Ухода из земной жизни. Его слова о том, что появление Пушкина «сильно способствует освещению тёмной дороги нашей новым направляющим светом. В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание». И – «Но не в поэзии лишь одной дело, не в художественном лишь творчестве: не было бы Пушкина, не определились бы, может быть, с такою непоколебимою силой (в какой это явилось потом, хотя всё еще не у всех, а у очень лишь немногих) наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов» [3:412, 454].
«Но вечный выше вас Закон»
Вспомним и юношеское Пушкина, из «Вольности» (1817), попирающим Божеский Закон:
…Владыки! вам венец и трон
Дает Закон – а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
Тебя в свидетели зову,
О мученик ошибок славных,
За предков в шуме бурь недавних
Сложивший царскую главу.
Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон – народ молчит,
Падет преступная секира...
И се – злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
…И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
«Мученик ошибок славных» – это о французском короле Людовике XVI, казненном 21 января 1793 года, жертве французской буржуазной революции.
Известен глубокий, чрезвычайный интерес А.С. Пушкина к Великой французской революции. Началом ее считают взятие Бастилии 14 июля 1789 года, а окончанием – переворот 18 брюмера (9 ноября) 1799 года.
Перечитывая роман «Арап Петра Великого», не могла не обратить внимания на слова А.С. Пушкина, заставляющие подумать о современности: «По свидетельству всех исторических записок, ничто не могло сравниться с вольным легкомыслием, безумством и роскошью французов того времени. Последние годы царствования Людовика XIV, ознаменованные строгой набожностию двора, важностию и приличием, не оставили никаких следов. Герцог Орлеанский, соединяя многие блестящие качества с пороками всякого рода, к несчастию, не имел и тени лицемерия. Оргии Пале-Рояля не были тайной для Парижа; пример был заразителен. На ту пору явился Law; алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись и расcчитывали, и государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей» [1:10: курсив мой – Л.В.]
Интересно: «Law – Джон Лоу, финансовый деятель, основатель Индийской компании: акции, выпущенные этой компанией, сперва имели большой успех, и в результате спекуляции этими акциями многие обогатились. Но так как акции ничем не были обеспечены и не приносили дохода, скоро доверие к ним пошатнулось, цена акций стала быстро падать, и в середине 1820 г. наступило полное банкротство. Многие из вложивших свои капиталы в акции Индийской компании были разорены» [4:753].
И – закономерно следствие: «Под гильотиною Версаль и Трианон / И мрачным ужасом сменённые забавы» (Пушкин «К вельможе», 1830).
«На всем протяжении своей жизни Пушкин, – писал литературовед, действительный член АН СССР, Почётный доктор Ноттингемского университета, член Союза писателей Санкт-Петербурга Г.М. Фридлендер, – относился с большим интересом к эпохе Великой французской революции. К событиям ее он многократно обращается в своем поэтическом творчестве – от оды "Вольность" (1817) до стихотворения "К вельможе" (1830). В "Арапе Петра Великого" (1827) сжато, но выразительно охарактеризовано французское общество предреволюционной эпохи. В статьях, предназначенных для "Литературной газеты" и "Современника", поэт в 30-х годах не раз возвращается к различным аспектам той же темы. Наконец, в 1831 г. он задумывает специальный исторический очерк о революции, собирает для него материал, но замысел этот остался неосуществленным и дошел до нас лишь в виде ряда планов, выписок и набросков. К этому следует добавить, что в библиотеке Пушкина сохранился весьма обширный круг разнообразных книг и источников по истории революции» [5:204].
Автор приводит обширный перечень работ, детально анализирует восприятие революции, ее деятелей на протяжении жизни Пушкина, его произведения, затрагивающие тему. Охотно рекомендую всем желающим познакомиться с указанной работой.
«Я думал стихами»
Стоит, возможно, вспомнить сегодня и о том, что названо юным Поэтом: «Последний судия позора и обиды»? –
…Где Зевса гром молчит, где дремлет меч закона,
Свершитель ты проклятий и надежд,
Ты кроешься под сенью трона,
Под блеском праздничных одежд.
Как адский луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет,
Среди своих пиров.
Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
За потаенными замками,
На ложе сна, в семье родной…
Да, это из стихов «Кинжал», начатых в конце 1820-го – начале 1821 года. Возможно. в имении Давыдовых Каменка Киевской губернии (сегодня – г. Каменка Черкасской области Украины). Как и стихи «Нереида», Элегия «Редеет облаков летучая гряда…», о чем я писала [6], они, похоже, – отголосок летних крымских впечатлений 1820 года.
Принято считать, что 2 февраля 1821 года, в Киеве, А.С. Пушкин познакомился с К.А. Собаньской. Мне видится знакомство с «одесской Клеопатрой» (Анна Ахматова) более ранним.
Е. Гороховский уточняет, что в Каменке Пушкин гостил «с 18 (22?) ноября 1820 по 26 февраля (3 марта?) 1821 года», выезжая в Киев – «на контракты» «с 28 января по 10 или 12 февраля 1821 г.» [8].
Еще две строфы из стихов «Кинжал»:
…Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:
Презренный, мрачный и кровавый,
Над трупом вольности безглавой
Палач уродливый возник.
Апостол гибели, усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал,
Но вышний суд ему послал
Тебя и деву Эвмениду.
Замечу, что «палач уродливый», «апостол гибели» – это видный «политический деятель эпохи Великой французской революции, врач, радикальный журналист, один из лидеров якобинцев» Жан-Поль Марат (1743-1793). Он «был заколот ярой поклонницей жирондистов, дворянкой Шарлоттой Корде» [9].
Именно ее именует наш поэт «девой Эвменидой».
Интересно, что древнегреческие богини Эвмениды («милостивые, благожелательные»), у римлян они – Эринии, фурии – «гневные, яростные, богини-мстительницы», они же именуются «величавыми, досточтимыми». «Они неусыпно наблюдают за тем, чтобы от века установленные отношения между старшими и младшими, родителями и детьми, богатыми и бедными, благоденствующими и несчастными, не были нарушаемы к выгоде одной стороны на счет другой. Есть эвмениды отца, матери, родителей; также детей, нищих, то есть всякого, кто обижен и чья обида вопиет о мщении. Воплям и проклятиям жертвы внемлют эвмениды и преследуют виновного без устали и пощады не только на земле, но и в преисподней после смерти, пока мера мщения не исполнится» [10].
Пушкин неоднократно вспоминает богиню-мстительницу Эвмениду. Так, в стихах «Чаадаеву. С морского берега Тавриды», напишет:
К чему холодные сомненья?
Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья;
Здесь успокоена была
Вражда свирепой Эвмениды:
Здесь провозвестница Тавриды
На брата руку занесла… (и т.д.)
Поэт «над развалинами храма Артемиды, который, по преданию, находился у мыса Георгиевского монастыря на южном берегу Крыма», вспоминает «древнегреческий миф об Оресте, брате Ифигении, жрицы Артемиды в Крыму» [11:672].
Б.В. Томашевский, Т.Г. Цявловская и др. считают, что это «послание» написано в 1824-м году, несмотря на то, что Пушкин напечатал его под 1820 годом, писал в «Отрывке из письма к Д.»: «Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы. Видно, мифологические предания счастливее для меня воспоминаний исторических; по крайней мере тут посетили меня рифмы. Я думал стихами. Вот они:» [12:634; курсив мой – Л.В.] Приводит текст стихов, но с пропуском, который наличествует во всех изданиях.
Черновик стихов находится в одесской тетради, среди записей 1823-1824 гг. Поэт немало познал, претерпел к этому времени…
Заметим, что во второй части послания Пушкин, признавшись: «Я мыслил имя роковое / Предать развалинам иным», вспоминает стихи «К Чаадаеву» 1818 (?) года («Любви, надежды, тихой славы...»), где – строки: «И на обломках самовластья / Напишут наши имена». Стихи знакомы с детских лет, входили в школьную программу. «Под гнетом власти роковой» юноша не может не мечтать о «вольности святой».
Б.В. Томашевский предполагал, что эти стихи, возможно, вызваны «оживленными политическими спорами по поводу обещания конституции в речи Александра на Польском сейме 15 марта 1818 г. Пушкин не верил в обещания Александра и в мирное введение конституционного правления в России» [13:505-506].
Да, первая русская конституция осталась на бумаге, и к 1824 году многие знакомства, жизненный опыт, приобретенный и на Юге, диктуют строки:
…Но в сердце, бурями смиренном,
Теперь и лень и тишина,
И, в умиленье вдохновенном,
На камне, дружбой освященном,
Пишу я наши имена.
«И тайный глас души моей»
Поэму «Кавказский пленник» А.С. Пушкин посвятил Н.Н. Раевскому (младшему). В Посвящении, в частности:
Ты здесь найдешь воспоминанья,
Быть может, милых сердцу дней,
Противуречия страстей,
Мечты знакомые, знакомые страданья
И тайный глас души моей.
Известно, что начата поэма (черновик под названием «Кавказ») в августе 1820 года в Гурзуфе (рис. 1), продолжена в Кишиневе, закончена в Каменке не позднее начала – середины января 1821 года.
Рис. 1.
Беловая редакция поэмы, озаглавленная «Кавказский пленник», датирована «23 февр. 1821. Каменка» (рис. 2).
Рис. 2
Авторы пояснительного 1 тома Рабочих тетрадей Пушкина указывают, что на л. 18 (т. 3, ПД 831) вправо от даты «посредине, – спиральный росчерк, обозначающий конец поэмы; по сторонам спирали два мужских профиля» [14]. Мне видится правый, более выписанный профиль – другими чернилами, т.е., позднее начертанный! – женским. Сравнивая с другими изображениями, вижу в нем огрубленное изображение К. Собаньской.
Очень интересно и изображение на 20-м листе той же Рабочей тетради Пушкина с текстом Примечания к поэме: «Чихирь, красное кавказское вино…» (рис. 3).
Рис. 3
В 1 томе указано лишь: «Под текстом записи: "Блаженный <?> Грозя"». И – «Рисунок: женский профиль» [15].
Вижу не просто женский профиль, но изображение Шарлотты Корде. Предлагаю сравнить рисунок Пушкина с ее портретом (рис. 4).
Рис. 4
Интересно: «По имени Шарлотты Корде был назван головной убор – Шарлота – шляпка, которая состояла из баволетки – чепца с оборкой на затылке – и мантоньерки – ленты, удерживающей шляпу. Почему-то эту милую шляпку носили сторонницы монархии и их последовательницы, хотя сама Шарлотта Корде была республиканкой...
Баволетки бывали очень большими, современники говорили, что они "падают на шею в виде фишю". Вторично шляпка стала популярна в некоторых слоях общества после падения Парижской комунны – после 1871 года» [16].
Еще один рисунок А.С. Пушкина на листе Рабочей тетради (л. 37 об., т. 2, ПД 830; рис. 5) со строками из ранних редакций «Кавказского пленника».
Рис. 5
Без труда вверху читаются строка: «Теряю рано жизни сладость», впоследствии: «Она исчезла, жизни сладость»; то, что выльется в упрек черкешенки:
…Ужель навек погибла радость?..
Ты мог бы, пленник, обмануть
Мою неопытную младость…
Женский профиль в центре листа – уж очень характерные для К. Собаньской, давно знакомые черты! И – несомненно – во фригийском колпаке: «мягком закруглённом колпаке обычно красного цвета со свисающим вперёд верхом», послужившем «образцом для шапочки якобинцев во время Великой французской революции; с тех пор – символ свободы» [17].
Возможно – еще одно подтверждение мнения, что в Крыму в 1820 году Пушкин встречался с К. Собаньской? И – не примеряла ли она себе ли, поэту «фригийский колпак»?..
Снова замечу, что одесский исследователь А.С. Говоров считал, что Пушкин познакомился с Собаньской в 1820 году в Гурзуфе [18:2]. С нею связывал более 30 произведений. Писал, что она – «амазонка, спутница верховых поездок по окрестностям Гурзуфа» [18:19].
Дева Эвменида
Чуть подробнее – о Шарлотте Корде.
Целомудренная воспитанница монастыря Мария Анна Шарлотта Корде д Армон (27 июля 1768 - 17 июля 1793) – французская дворянка, убийца Жана Поля Марата. Убив его, она добровольно сдалась властям. Казнена якобинцами. Пишут: на суде она заявила, что «убила одного, чтобы спасти сто тысяч». Она «была самой последовательной ученицей Марата», «довела до логического завершения его принцип – принести в жертву немногих ради благополучия всей нации». Исключительное мужество на суде и казни (гильотинирована) потрясло многих.
«Ожидая казни, Шарлотта позировала художнику Гойеру, начавшему её портрет ещё во время судебного заседания, и разговаривала с ним на разные темы. Прощаясь, она подарила Гойеру прядь своих волос.
От исповеди Шарлотта Корде отказалась.
По постановлению суда её должны были казнить в красной рубашке, одежде, в которой, согласно законам того времени, казнили наемных убийц и отравителей. Надевая рубашку, Корде произнесла: "Одежда смерти, в которой идут в бессмертие"» [19].
Пишут: «Казнь Людовика XVI потрясла Шарлотту, девушка, ставшая "республиканкой задолго до революции" оплакивала не только короля:
…Вы знаете ужасную новость, и Ваше сердце, как и моё трепещет от возмущения; вот она, наша добрая Франция, отданная во власть людям, причинившим нам столько зла! <…> Я содрогаюсь от ужаса и негодования. Будущее, подготовленное настоящими событиями, грозит ужасами, которые только можно себе представить. Совершенно очевидно, что самое большое несчастье уже случилось. <…> Люди, обещавшие нам свободу, убили её, они всего лишь палачи» [20].
В «Обращении к французам, друзьям законов и мира», перед убийством Марата, Корде написала:
«О, Франция! Твой покой зависит от исполнения законов; убивая Марата, я не нарушаю законов; осуждённый вселенной он стоит вне закона. О, моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце; я могу отдать тебе только свою жизнь! И я благодарна небу, что я могу свободно распорядиться ею; никто ничего не потеряет с моей смертью; но я не последую примеру Пари и не стану сама убивать себя. Я хочу, чтобы мой последний вздох принёс пользу моим согражданам, чтобы моя голова, сложенная в Париже, послужила бы знаменем объединения всех друзей закона!..» [16].
Александр Сергеевич вспомнит о Шарлотте Корде в заметке «О записках Самсона». Во Франции готовились издать записки парижского палача (точнее – Сансона). Пушкин писал: «Не завидуем людям, которые, основав свои расчеты на безнравственности нашего любопытства, посвятили свое перо повторению сказаний, вероятно, безграмотного Самсона. Но признаемся же и мы, живущие в веке признаний: с нетерпеливостию, хотя и с отвращением, ожидаем мы «Записок парижского палача». <…> Мученики, злодеи, герои – и царственный страдалец, и убийца его, и Шарлотта Корде, и прелестница Дю-Барри, и безумец Лувель, и мятежник Бертон, и лекарь Кастен, отравлявший своих ближних, и Папавуань, резавший детей: мы их увидим опять в последнюю, страшную минуту. Головы, одна за другою, западают перед нами, произнося каждая свое последнее слово... И, насытив жестокое наше любопытство, книга палача займет свое место в библиотеках в ожидании ученых справок будущего историка» [21:105-106].
Напомнит Пушкин о патриотке-француженке и в повести «Рославлев». О героине, Полине, скажет: «Странные мысли приходили ей в голову. Однажды она мне объявила о своем намерении уйти из деревни, явиться в французский лагерь, добраться до Наполеона и там убить его из своих рук. Мне не трудно было убедить ее в безумстве такого предприятия – но мысль о Шарлотте Корде долго ее не оставляла» [22:209].
«Прекраснее всего на свете…»
Интерес представляют произведения французских поэтов Андре Мари де Шенье, Альфреда де Мюссе, итальянского – Ипполито Пиндемонте, посвященные жертвам Великой французской революции.
М.Н. Розанов (1858 - 1936) – русский советский литературовед, историк литературы, академик Российской академии наук с 1921 года, с 1925 – Академии наук СССР, в своей работе «Элегия Пушкина "Андрей Шенье" и стихотворения Пиндемонте из эпохи революции» пишет, в частности, о сонетах Пиндемонте на смерть Людовика XVI и Марии Антуанетты, о «сильных антиякобинских тонах» сонетов. Поэт называет якобинцев «подлыми», «кровопийцами», «рабами», «мучителями» и т.п.
Привлекло мое внимание указание на стихи Пиндемонте, обращенные к Александре Любомирской. 30 июня 1794 года княгиня Розалия Ходкевич, по мужу – Любомирская, была казнена на гильотине. Её дочь Александра (р. 1788) «после казни матери была помещена в тюремную больницу, где её нашел представитель отца и вывез из Франции. В память о ней она получила её имя Розалия». Замужем за Вацлавом Ржевуским, кузеном Адама Ржевуского, отца Каролины Розалии Теклы, по мужу – Собаньской. Каролина воспитывалась в доме Вацлава и Розалии Ржевуских в Вене, общалась с двоюродными братьями и сестрами Любомирскими, получила блестящее светское образование.
М.Н. Розанов писал: «В стихотворении "Ad Alessandra Lubomirski", посвященном польской аристократке, гильотинированной в Париже, и напоминающем "La jeune captive" Шенье, Пиндемонте вновь посылает негодующие строки против "правителей бесславных":
Ah tigri! Ah mostri!
Di quai barbaro suol. di qual selvaggia
Isola inospital tanto s'intese!..
"О, тигры! О, чудовища! В какой варварской земле, на каком диком негостеприимном острове возможны подобные дела!" и т. д.
Такие выражения напоминают пушкинские стихи:
А ты, свирепый зверь,
Моей главой играй теперь!
Она в твоих когтях. Но, слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследуют тебя! – и т. д.
<…> В стихах Шенье и Пиндемонте хорошо отражается настроение идеалистов эпохи революции, горько разочарованных неожиданным ходом событий. Это настроение передалось и ближайшему поколению. Им охвачен и Пушкин. Противопоставление истинной идеальной свободы реальному ужасающему террору проходит, как основной мотив, через всю его элегию, объединяя его с французским и двумя итальянскими писателями» [23].
Об Андре Шенье, стихах А.С. Пушкина «Андрей Шенье» (1825), преследовании нашего Поэта. вплоть до военного суда, написано очень много. Я позволю себе лишь заметить, что Шенье очень дорог сердцу нашего Поэта. Александр Сергеевич знаком с его творчеством даже ранее 1819 года, когда вышел первый сборник стихов Шенье, перевел несколько его произведений. Эпиграф из Андрея Шенье первоначально был эпиграфом к тетради лирических стихотворений, написанных на Юге. Немало в работах, письмах Пушкина к друзьям упоминаний о Шенье. Трагическая гибель Шенье, прекрасного поэта-классика, эллиниста, журналиста на 32-м году жизни гильотинированного – 25 июля 1794 года, за двое суток до падения режима Робеспьера, не могла не потрясти.
В одной из своих статей Шенье писал: «Хорошо, честно и сладостно ради строгих истин подвергаться ненависти бесстыжих деспотов, тиранящих свободу во имя самой свободы» [24].
Андре Шенье – автор оды Шарлотте Корде. Всего три строфы из нее:
…Нет, молча не хочу я ту боготворить,
Что Францию мою пыталась пробудить,
Злодейство покарав, презренное от века.
О, дева грозная, как Мщение и Смерть,
Ты немощных богов заставила краснеть,
Что монстра создали под видом человека.
Когда из логовища змея голова
Едва просунулась, ты вмиг оборвала
Презренной жизни нить, твоей – ничтожный гад,
Чтоб у твоих зубов, из беспощадной пасти
Всю плоть невинную, что ты терзал со страстью,
Всю кровь невинную востребовать назад...
… Но с подвигом твоим сплетен и наш позор.
Мы – Франции сыны – молчим, потупя взор.
На миг мужчиной став, ты посрамила нас,
Нас – жалких евнухов, нас – хор душонок рабьих,
Погрязших в жалобах, увязших в всхлипах бабьих
Тогда, когда зовет кинжальной мести час…
Сергей Стратановский перевел оду на русский язык (1994), писал, что Шенье мог сохранить жизнь, скрываясь у брата-якобинца в Версале, но «видимо, почувствовал, что писать такие стихи и в то же время скрываться, таиться нельзя, и он возвращается в "пасть зверя", в страшный якобинский Париж. Его арестовали в доме знакомого как "подозрительную личность", и 7 термидора, за два дня до падения Робеспьера, он был казнен» [25].
Казнен вместе с поэтом Жаном Руше. В примечаниях к своей Элегии «Андрей Шенье» А.С. Пушкин приводит слова А. де ла Туша, биографа Шенье: «На роковой телеге везли на казнь с Ан. Шенье и поэта Руше, его друга. В свои последние минуты они беседовали о поэзии. Она была для них, после дружбы, прекраснее всего на свете. Предметом их разговора и последнего восхищения был Расин. Они решили читать его стихи. Выбрали они первую сцену Андромахи».
Закончил Пушкин еще одним примечанием:
«На месте казни он ударил себя в голову и сказал: "Pourtant j'avais quelque chose la" (Все же здесь у меня кое-что было) [26:86].
Пушкин повторит эти слова и о себе: «Грех гонителям моим! И я, как А. Шенье, могу ударить себя в голову и сказать: II у avait quelque chose la, – извини эту поэтическую похвальбу и прозаическую хандру...» [27:190].
Вместо заключения
Многие исследователи отмечали автобиографичность Элегии А.С. Пушкина, связь с рядом произведений Поэта.
Т.Г. Цявловская писала: «"Андрей Шенье" – одно из важнейших автобиографических стихотворений Пушкина, сближавшего свою судьбу гонимого тираном поэта с судьбой Андрея Шенье» [11:678]. Кстати, Татьяна Григорьевна заметила: что в рукописи стихи «Нереида» определены как «Эпиграмма во вкусе древних». «Однако за этим заглавием скрываются интимные воспоминания поэта», – считает она. Элегия в одном из автографов названа: «Редеет облаков летучая гряда…», в другом – «Таврическая звезда» [7:574; курсив мой – Л.В.]
«Элегию "Андрей Шенье", – писал Г.М. Фридлендер, – нельзя воспринимать изолированно от других величайших созданий Пушкина. В герое этой элегии, как признавал сам Пушкин, есть автобиографические черты. Тем самым она органически входит в круг и гражданской, и "личной" интимно-психологической лирики Пушкина. И вместе с тем по своей проблематике она теснейшим образом связана с циклом стихотворений Пушкина о поэте и поэзии, с "Полтавой", "Медным всадником", поэмой о Тазите, с "Пророком" и "Памятником", трагедией "Моцарт и Сальери", с "Борисом Годуновым" и "Капитанской дочкой", равно как и многими другими поэтическими и прозаическими произведениями поэта, его критическими и историческими опытами.
Шенье в понимании Пушкина – "певец любви, дубрав и мира". И вместе с тем он певец свободы и человечности, которым остается беззаветно верен до конца, отдавая свою лиру и свою жизнь высшей доброте, правде и справедливости. И именно это делает его жертвой неумолимого, жестокого и кровавого века» [5:234; курсив мой – Л.В.]
Заключая, хочу напомнить строки из «Андрея Шенье» и стихов М.Ю. Лермонтова.
Из «Андрея Шенье»:
…«Куда, куда завлек меня враждебный гений?
Рожденный для любви, для мирных искушений,
Зачем я покидал безвестной жизни тень,
Свободу, и друзей, и сладостную лень?
Судьба лелеяла мою златую младость;
Беспечною рукой меня венчала радость,
И муза чистая делила мой досуг.
На шумных вечерах друзей любимый друг,
Я сладко оглашал и смехом и стихами
Сень, охраненную домашними богами.
…Как сладко жизнь моя лилась и утекала!
Зачем от жизни сей, ленивой и простой,
Я кинулся туда, где ужас роковой,
Где страсти дикие, где буйные невежды,
И злоба, и корысть! Куда, мои надежды,
Вы завлекли меня! Что делать было мне,
Мне, верному любви, стихам и тишине,
На низком поприще с презренными бойцами!
Мне ль было управлять строптивыми конями
И круто напрягать бессильные бразды?
И что ж оставлю я? Забытые следы
Безумной ревности и дерзости ничтожной…
Из М.Ю. Лермонтова:
…Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет, завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..
Но Шенье у Пушкина – сам наш Поэт! – не смиряется с мыслью: «Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный, / Ты, слово, звук пустой...» Восклицает:
О, нет!
Умолкни, ропот малодушный!
Гордись и радуйся, поэт:
Ты не поник главой послушной
Перед позором наших лет;
Ты презрел мощного злодея;
Твой светоч, грозно пламенея,
Жестоким блеском озарил
Совет правителей бесславных;
Твой бич настигнул их, казнил
Сих палачей самодержавных;
Твой стих свистал по их главам;
Ты звал на них, ты славил Немезиду;
Ты пел Маратовым жрецам
Кинжал и деву-эвмениду!
Неоднократно, искренне скажет Пушкин друзьям: «Бунт и революция мне никогда не нравились» [28:235]; «…никогда я не проповедовал ни возмущений, ни революции – напротив» [29:225]. Но «святыня высокого чувства» – любви к Отечеству, народу озаряли весь – такой короткий жизненный путь! – Великого Русского Поэта! А «владыкам» всегда, во все времена стоит помнить: «Но вечный выше вас Закон»! И нам очень нужна сегодня гражданская лирика Пушкина – верного Сына России, Гражданина, Государственника, Историка.
…«Солнце Русской поэзии» – Александр Сергеевич Пушкин. Нет, не закатилось наше Солнце! Озаряет, согревает нас, освещает верные пути. Сегодня вновь прошу, как и пушкинский Андрей Шенье, – хотя и «В наш век, вы знаете, и слезы преступленье / О брате сожалеть не смеет ныне брат…»:
…Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдет, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный,
И, долго слушая, скажите: это он;
Вот речь его. А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь...
И доколе «жив будет хоть один пиит» (а «Мы все – поэты, истинные поэты в той мере, в какой мы истинные люди...» – А. Фет), неоспоримо: «Весь я не умру...» –
И жив великий гражданин
Среди великого народа.
5-9 февраля 2021, Одесса.
На заглавной илл.: Художник Василий Соловьев. Пушкин
Примечания
- Пушкин А.С. Арап Петра Великого. // А.С. Пушкин. Арап Петра Великого. – ПСС в 10 томах. – Т. 6. – М.: Изд-во «Наука», 1964. – С. 9-56.
- Пушкин А.С. О цензуре. // А.С. Пушкин. Путешествие из Москвы в Петербург. – ПСС в 10 томах. – Т. 7. – М.: Изд-во «Наука», 1964. – С. 268-305.
- Достоевский Ф.М. Пушкин. Очерк. Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности // Ф.М. Достоевский. – СС в 10 т. – Т. 10, – М.: Гос. издат-во худ. лит-ры, 1958. – С. 442-459.
- Томашевский Б.В. Примечания. Арап Петра Великого. // А.С. Пушкин. – ПСС в 10 томах. – Т. 6. – М.: Изд-во «Наука», 1964. – С. 751-758.
- Фридлендер Г.М. Вольность и закон (Пушкин и Великая французская революция). // Г.М. Фридлендер. Пушкин. Достоевский. «Серебряный век». – СПб.: «Наука», 1995. – С. 204-251.
- Владимирова Людмила. «Что в имени тебе моем?..» // http://moloko.ruspole.info/node/6628
- Цявловская Т.Г. Примечания к стихотворениям Пушкина 1813-1822 гг. // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в десяти томах – М.: Гос. издат-во худ. лит-ры, 1959. – Т. 1. – С. 554-630.
- Гороховский Евгений. Каменка в творческом наследии Александра Пушкина. // https://clck.ru/TEMjX
- Марат Жан-Поль // https://clck.ru/TEMWA
- Эвмениды // https://clck.ru/TEMm5
- Цявловская Т.Г. Примечания к стихотворениям Пушкина 1823-1836 гг. // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в десяти томах – М.: Гос. издат-во худ. лит-ры, 1959. – Т. 2, – С. 661-781.
- Пушкин А.С. Отрывок из письма к Д. // А.С. Пушкин. – ПСС в 10 томах. – Т. 6. – М.: Изд-во «Наука», 1964. – С. 633-636.
- Томашевский Б.В. Примечания. // А.С. Пушкин. – ПСС в 10 томах. – Т. 1. – М.: Изд-во «Наука», 1962. – С. 471-519.
- Пушкин А.С. Рабочие тетради. – СПб.-Лондон, 1995. – Т. I. – С. 63.
- Ibid. – С. 64.
- Ершова Наталия // https://clck.ru/TEMYi
- Фригийский колпак // https://clck.ru/TEMa2
- Говоров А.С. Пушкин и Каролина Собаньская в Крыму, в Одессе и в Петербурге. 1964. // Машинопись. Пушкинский Дом РАН, Санкт-Петербург. Регистрационный номер 97, 3/75. 48 стр.
- Корде, Шарлотта // https://clck.ru/TEMbj
- Французская героиня // https://clck.ru/TEMd3
- Пушкин А.С. О записках Самсона. // А.С. Пушкин. – ПСС в 10 томах. – Т. 8. – М.: Изд-во «Наука», 1964. – С. 104-106.
- Пушкин А.С. Рославлев. // А.С. Пушкин. – ПСС в 10 томах. – Т. 6. – М.: Изд-во «Наука», 1964. – С. 199-213.
- Розанов М.Н. Элегия Пушкина «Андрей Шенье» и стихотворения Пиндемонте из эпохи революции. // https://clck.ru/TEMgp
- Шенье, Андре // https://clck.ru/TEMgC
- Шенье Андре. Шарлотте Корде, казненной 18 июля 1793 г. Перевод с французского и послесловие Сергея Стратановского // https://clck.ru/TEMea
- Пушкин А.С. Андрей Шенье. // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в десяти томах – М.: Гос. издат-во худ. лит-ры, 1959. – Т. 2, – С. 80-86.
- Пушкин А.С. – П.А. Вяземскому, Вторая половина ноября 1825 г. Из Михайловского в Москву. // А.С. Пушкин. – ПСС в 10 томах. – Т. 10. – М.: Изд-во «Наука», 1966. – С. 190-191.
- Пушкин А.С. – П.А. Вяземскому, 10 июля 1826 г. Из Михайловского в Ревель. // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в десяти томах – М.: Гос. издат-во худ. лит-ры, 1959. – Т. 9, – С. 235-236.
- Пушкин А.С. – А.А. Дельвигу, начало февраля 1826 г. Из Михайловского в Петербург. // Ibid. – С. .224-225.