Валерий РОКОТОВ. Крах крысиного рейха
Сказка. Продолжение сказки «Крысиная ложа» / Илл.: Неизвестный художник
В тот день горожане побоялись выходить из квартир. С нарастающим ужасом они смотрели из своих окон на небывалое действо – крысиное победное шествие.
Крысы шагали по улицам под барабанный бой и с зажжёнными факелами. Они шли в ногу и плотными рядами: нос к носу, клыки к клыкам.
Серой колонне, казалось, не будет конца. А впереди на открытом лимузине ехали вожди, раздувшиеся от обильной жратвы и презрения.
Люди не могли поверить глазам. Никто не думал, что в городе живёт столько крыс. Никто не знал, что они сбежались со всех окрестностей и даже съехались из соседних городов, чтобы продемонстрировать свою силу.
Парад прогрохотал по всем главным улицам и остановился у здания мэрии. Там, перед разлившимся морем усатых морд, старое руководство вручило триумфаторам городские ключи и убежало домой, не оглядываясь.
В тот день в здание мэрии впервые не ступила нога человека. Теперь людям вход в него был закрыт. Только уборщицы, сантехники и прочая челядь могли ненадолго войти туда, где вершилась судьба города. А для всех прочих, кто привык соваться к начальству, было открыто окошко подвала. В него следовало бросать все жалобы и прошения, которые по мере накопления отправлялись прямиком в печь.
Отныне весь город принадлежал грызунам. Они заняли все его руководящие должности: кресла депутатов и управленцев, глав полиции, прокуратуры и обоих судов – уголовного и гражданского.
Сразу после парада крысиные вожаки направились в свою Ложу и стали думать, что им делать с людьми? Как сделать так, чтобы власть, упавшая в лапы, отныне переходила от одного поколения грызунов к другому?
Люди в глазах новой власти представляли собой проблему. Это были странные существа, которые за свою долгую историю нагородили о себе массу нелепиц. Они восславили себя как борцов с природой, как её покорители. Они выдвинули целую кучу гениев, которые сочинили книги, высекли статуи, написали картины, воздвигли дома, создали технику и объяснили законы мироздания. Всё это было так великолепно и поразительно, что люди составили о себе ложное мнение – как о чём-то первостепенном, стоящем вровень с богами.
Люди давно перестали жить стаями и объединились – сначала в народы, а потом в нации. Они создали невиданное национальное многоцветье. Они постоянно мечтали, спорили и дрались за свой образ будущего. Их трудно было раз и навсегда подчинить.
Крысы понимали, что им неслыханно повезло: просто открылось «окно возможностей», и они не упустили свой шанс. На пути своего развития люди узаконили «толерантность», то есть стали внимать любому писку любого ничтожества. Всякое требование агрессивного меньшинства следовало немедленно выполнить. Даже если это меньшинство теряло человеческий облик и откровенно зверело, его следовало уважать и лелеять. Люди запутались в вопросах морали и гуманизма, но вполне могли одуматься и уяснить, где кончается гуманизм и начинается идиотизм.
Было ясно: как только они разберутся в этом, то сразу прогонят крыс. Поэтому с ними надо было что-то делать без промедлений.
Крысы спросили себя: что вселяет в людей особую гордость и даёт им право считать себя «венцами творения»? Без сомнений, это была культура!
Значит, решили крысы, никакой культуры быть не должно. Её нужно заменить чем-то диким, эпатажным, чтобы сами люди от неё отшатнулись и приняли сторону новой, хвостатой власти. Нужно заменить культуру особой религией, которая воспевает природное и низвергает человеческое. Веру в человека следовало заменить верой в зверя, а лучше конкретно – в крысу.
«Крыса – это венец творения! А крысиная стая – это авангард человечества!» Вот что должны были признать горожане!
Крысы начали действовать.
Они вплотную занялись литературой, театрами, живописью и всеми другими искусствами, через которые люди связывали себя с историей и человечностью. Эту нить было решено перерезать – сделать так, чтобы, открывая книгу, приходя в театр или на выставку, человек встречался с миром зверей. А закрывая книгу или уходя из театра и с выставки, ощущал себя тварью. Чтобы после каждого соприкосновения с современным искусством он чувствовал, как в нём растёт зверь.
Но главное, чтобы человек всё больше уважал крыс – за их клыки, их наглость и ту якобы великую правду, которую они раскрывают о жизни. Он должен был уяснить: только крысы могут принести людям свободу, потому что только они свободны по-настоящему. Только в гнилом сарае, среди грязи и хлама, в постоянной борьбе за выживание можно было освободиться от всех оков, включая оковы этические. Школы, библиотеки, театры – всё это только в цепи заковывает. Поэтому люди и не знают свободы.
Крысы приказали всем режиссёрам «осовременивать» классику – опрощать и высмеивать великие творения прошлого. Они велели художникам создавать абстракции или просто пачкать полотна – делать всё, что угодно, только не изображать человека со всеми его порывами и проблемами. А писателям следовало порочить всех известных героев и славить антигероев – тех, кому на всё наплевать: на узы брака, детей и Родину. Тех, кто живёт для себя одного и постоянно обнажает клыки. Ещё надо было показывать, что ничего хорошего в истории человечества нет. Одна дрянь сплошная.
Крысы учредили гильдию критиков-мошенников, которые стали воспевать эпатаж и бессмысленность, представлять мерзость искусством. Они учредили премии за предательство национальной культуры и самой сути творчества.
Следом была унижена журналистика как профессия социальных мечтателей и друзей общества. Её сделали профессией коробейников, торгующих пошлыми новостями и фейками.
Когда в культуре изрядно запахло гнилью, крысы занялись ещё одной национальной скрепой – семьей. Они запретить слова «папа» и «мама» – заменили их словами «родитель номер один» и «родитель номер два». Они ввели закон, по которому ребёнок имел право выбирать, что ему учить, а что нет? И вообще – учиться или расти обалдуем? Многие дети выбрали обалдуйство. Они устроили родителям вечный праздник непослушания, и семейная скрепа стала слабеть. Семьи становились несчастными.
Крысиная полиция и прокуратура перестали реагировать на обращения граждан. А суд стал освобождать хулиганов и воров от ответственности. Всех, кто вставал на борьбу с беззаконием и произволом, новые власти задерживали, штрафовали или бросали в тюрьму. Дело дошло до того, что за решётку стали сажать тех, кто высказывал недовольство происходящим или просто вёл себя по-людски.
На стенах домов появились лозунги: «ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ – КРЫСА», «КРЫСИЗМ ПОБЕДИТ!» и прочие в том же духе.
Был организован Всеобщий банк во главе с семью главными крысаками. Город стал одалживать у него свои собственные деньги и очень скоро оказался в катастрофической кабале. Все налоги, которые раньше направлялись на благоустройство и помощь людям, теперь делились между банкирами.
Но и это было не всё. Администрация присвоила все сбережения горожан и резко сократила зарплаты.
Люди в городе стали зарабатывать крохи. Им еле хватало на жизнь. Хорошо платили только «творческой интеллигенции», которая жирела, наглела и всё больше напоминала бесхвостых крыс. Так у новой власти появились свои сторонники.
А вскоре было объявлено о «широкой оптимизации» сферы образования и медицины. Крысы сократили число школ и больниц. Они сделали так, что в оставшихся школах не учили, а оглупляли, а в больницах не лечили, а грабили. Дошкольное и высшее образование, кружки и клубы, оздоровительные центры с тренажёрами и бассейнами и даже аптеки признавались ненужными. По мнению крыс, лучшими учителями были грызня и мордобой. А лучшим врачом – грязь.
Вне здоровой культуры, вне былых норм общество стало дуреть. Оно утратило способность к сопротивлению. Очень многие горожане стали крысятничать. При такой жизни уровень неприятия властного произвола снизился почти до нуля, поскольку мерзость стала чем-то привычным.
Вся жизнь в городе стала превращаться в какой-то дурной театр. Словно всё происходило не наяву, а в жутком ночном кошмаре. И бежать вскорости стало некуда. В соседних городах становилось не лучше. Там тоже крысы густо садились на должности.
По стране шло победное шествие новой власти. В одном городе за другим взвивались флаги либерально-зубастого рейха.
– Как же мы чертовски умны! – говорили крысы на своих сходках и ржали над людьми, которые позволили украсть город, а скоро позволят украсть страну.
Вскоре они стали куражится: приняли закон, карающий за отрицание превосходства крыс над людьми, и заставляли прохожих целовать им хвосты.
Они ходили по городу и орали:
– Смотрите на нас! Мы – суть человеческая!
В те дни многие поверили в то, что внутри человека крыса сидит, и ради успеха в жизни надо её откармливать...
И вдруг в город пожаловал незнакомец. Он приехал не на коне, а на обычной попутке. На нём не было ни сверкающих доспехов, ни ковбойской шляпы. Он был безоружен и от других людей, идущих по здешним улицам, отличался лишь тем, что совершенно не боялся крыс. Он с нескрываемым удивлением смотрел на происходящее: на то, как вся эта серость важничает и как ей кланяются и уступают дорогу.
К приезжему тут же подбежал крыс-полицай и потребовал объяснений. На каком основании какой-то чужак вот так запросто без разрешения шляется в городе? Да ещё смеет удивляться происходящему? Кто это ему разрешил удивляться?
Приезжий смотрел на крысака и молчал. Его удивлённое молчание вывело из себя стража новых порядков.
– Ты задержан! Следуй за мной! – завопил он.
– Это куда же? – удивился приезжий.
– К моему начальству, конечно.
– А-а! С удовольствием!
По дороге крыс-полицай важничал и всё приказывал гостю:
– Не сметь смотреть по сторонам! Не сметь удивляться! Не сметь улыбаться!
А приезжий смотрел куда хотел, удивлялся и улыбался.
Они пришли на площадь, где один фюрер-крыс проводил мастер-класс. Он показывал людям, как быстро и без лишнего шума загрызть ближнего своего.
На площади собралось немало народу. Одни пришли поневоле, а другие уже сами хотели стать крысами. Эти последние оправдывали себя тем, что новая власть воцарилась надолго, если не навсегда, а жить как-то надо.
Полицай потребовал, чтобы приезжий стоял и ждал, пока урок завершится, а тот уходить и не собирался.
– Не беспокойся, крысак, – сказал он. – Я совершенно не тороплюсь.
Наконец, урок кончился, и фюреру было доложено о задержанном.
– Как тебя звать? – проорал начальник.
– А знаешь, хвостатый, – улыбнулся приезжий. – Зови меня просто – Мужик.
И после этого повернул площадного фюрера к себе задницей и дал ему такого пинка, что тот полетел через весь город со свистом, словно пушечное ядро.
– Безобразие! Он ещё и дерётся! – возмутился крыс-полицай и побежал в Ложу, к вождям своего народа.
Весть о Мужике произвела на вождей странное действие. Сначала они вскочили и зарычали, а потом снова расселись и стали думать, как им с драчуном разобраться.
А Мужик не терял времени даром. Очень уж ему город понравился. Всё здесь было людьми ухожено и обжито. Только крысы житья не давали.
– Да что с вами, горожане! – говорил он местным. – Зачем вы живёте по крысиным законам? У вас же есть человеческие. Вот и верните их. Вспомните о том, что вы люди, да ещё внуки героев. Ваши дедушки и бабушки победили врага человечества. А вы что же? Не можете защитить себя и своих детей от крысиного варварства?
Он ходил по улицам и пел старые песни о главном: «С чего начинается Родина», «Мама – первое слово», «Любо, братцы, любо!» и другие. От этих песен крысы аж затряслись.
Мужик стал закрашивать дикие лозунги на стенах домов и писать свои: «НЕ БУДЬ КРЫСОЙ!», «ЧЕЛОВЕК – ЭТО ЗВУЧИТ ГОРДО!», «СПАСИБО ДЕДУ ЗА ПОБЕДУ!» и прочие. Он пытался говорить со всеми, кто не убегал при его приближении.
Только с крысами он ни в какой диалог не вступал. Видит крысу под ногами и пинка ей даёт такого, что та через весь город летит. Отлично это у него получалось.
Сначала горожане шарахались от приезжего. Они боялись, что крысы их возьмут на заметку. А потом увидели, как захватчики по воздуху летают, и стали вокруг него собираться.
Вскоре выяснилось, что Мужик любит спорт. Особенно гольф.
Он вдруг громко позвал крыс на площадь, где кратко изложил им историю этой великолепной игры и её несложные правила. Он извлёк из сумки большую сверкающую клюшку и начал её показывать.
Грызуны слушали спортсмена и всё ближе приближались к нему, чтобы разом наброситься. Когда они подошли совсем близко и готовы были атаковать, Мужик стал демонстрировать класс: размахнётся и как даст клюшкой по крысе – та аж за городскую черту улетает, и жива остаётся или нет, неизвестно. Никто из тех, кто тогда за город улетел, назад уже не вернулся.
После нескольких ударов ошеломлённые крысы рванули в разные стороны.
А вожди на своём собрании придумали, наконец, как им быть. Они решили натравить на приезжего тех, кого хорошо прикормили.
На Мужика тут же ополчилась крысиная пресса. Она писала о том, что он «ватник», «быдло» и «сволочь патриотическая». Она подключила «передовую общественность», и та завопила как резаная. Озверевшие писатели, артисты и режиссёры стали поносить Мужика, расписывать, как он ужасен: груб, несовременен и абсолютно нетолерантен.
Творческая интеллигенция даже подала на него жалобу в Евросоюз. Дескать, город идёт правильным курсом, становится всё ближе к Европе, руководимой мудрыми, просвещёнными нелюдями. Только проклятый Мужик стоит на пути прогресса и гуманизма.
А Мужик плевать хотел на эти статейки и обращения. Он организовал кино на открытом воздухе и начал крутить старые фильмы о войне и хороших людях. Он рисовал плакаты, высмеивающие крыс, а вскоре даже издал газету.
Он стал писать критические статьи, чтобы люди могли читать не только мошенников, обслуживающих крысиную власть. В своих статьях он высмеивал приспособленцев и призывал творцов не позориться – служить не зверю, а человеку.
У Мужика появилось много поклонников, и с каждым днём их число прибавлялось.
В те дни вся крысиная рать готовилась к параду, посвящённому Дню Победы. Грызуны хотели опорочить 9 мая – сделать его своим главным праздником, днём своего торжества над людьми. Ради этого они очень старались: с утра до вечера тренировали чеканный шаг и рассылали приглашения во все соседние города.
Мужик тоже готовился к празднику: возился у монумента воинам-победителям.
Когда настало 9 мая, крысы развернули знамёна и с барабанным боем двинулись в свой поход. Они шагали железным маршем, от которого дрожали стёкла, подпрыгивали цветочные горшки на карнизах и даже осыпалась черепица. Они радостно наблюдали, как горожане прячутся по домам.
И тут сквозь чеканный шаг и барабанный грохот стал пробиваться какой-то тревожный звук. Словно работал какой-то двигатель.
Вожди приказали шагать ещё яростней и ещё громче бить в барабаны, чтобы никаких посторонних звуков не было слышно.
Это их здорово подвело. Они не услышали, как сзади к их серой колонне пристроился Мужик на легендарной «тридцать-четвёрке». За пару дней до великого праздника он спустил славный танк с постамента и подготовил к параду: починил его, любовно покрасил и установил на башне Знамя Победы.
Когда крысы двинулись в путь, Т-34 торжественно выехал из-за угла и пристроился в хвост колонны. С минуту он ехал следом, словно красуясь и не желая расставаться с опрятным праздничным видом, а потом газанул и стал наматывать крыс на гусеницы. Он передавил почти всех. А когда добрался до барабанщиков, вожаки наконец оглянулись и тут же бросились врассыпную.
Они едва успели выскочить из своего лимузина, как танк его в брусчатку впечатал.
Вожаки увидели, что остались без армии, и бросились туда, откуда когда-то пришли – в сарай свой гнилой. Они забились в старые норы и приуныли.
Теперь там и сидят.
Правда, иногда, вспоминая золотые деньки своей власти, они выползают на свет и нюхают воздух. Не завелась ли снова гниль в людях и их культуре? Не забыли ли горожане о Мужике, о подвигах своих отцов, дедов и предков? Не погрузились ли в равнодушие и потребительство? Не перестали ли читать книги?
Крысы сидят в своих норах и ждут. Они очень хотят вернуться.
