Виктор БОЧЕНКОВ. «Мир треснул…»
Человек в романах Юрия Козлова
Двухтомник писателя Юрия Козлова, изданный в 2023 году в Рыбинске издательством «Медиарост», объединяет четыре романа: «Одиночество вещей», «Слепой» трамвай», «Реформатор», «Новый вор».
Все они – реконструкция общества, где человек перестал быть творцом, им легко манипулировать, он утратил ценностные ориентиры, безлик, атомизирован и легко управляем. Для подобного жанра возник особый термин – антиутопия. Общество здесь действует и живет по своим особым законам, где этика отнюдь не на первом месте. Принцип антиутопии прост: посмотрите, что с нами будет, если…
Главный герой «Нового вора» Перелесов родился через тридцать лет после Сталина, то есть в 1983 году. Его правило жизни, даже сильней, закон – держаться в своей среде. Если секретарша относится к типу «невора» – уволить. Общество не едино. Люди разделены на особые «классы». Ты будешь рядом, только если ты свой. В этом вроде нет даже ничего плохого. Однако…
Давайте посмотрим, что за спиной у Перелесова, что он успел испытать?
Прием в пионеры, когда уже извращен смысл этого ритуала, происходящего на Красной площади в день рождения вождя под слякотный дождь, то есть тогда, когда надо бы было пребывать дома в тепле и уюте. Дело не в этом. Перелесов – это один из последних пионеров. Когда происходит действие? Допустим, ему десять лет, значит, апрель 1993-го; допустим, девять (пусть так), тогда… В любом случае, Советский Союз уходит или уже ушел в небытие. Пионерия – атавизм. «Ты знаешь, кто такой Ленин?», спрашивает комсомолец, повязывая Перелесову галстук. «Великий вождь», – сразу нашелся мальчишка. «Великая вошь», – передразнил комсомолец.
Дальше – развратный кутеж с Авдотьевым и с продажными женщинами (с ними героя знакомит именно его приятель, более сведущий в подобных делах). Другая сторона разврата морального. Конец ХХ столетия…
Ну а дальше?
Перелесов растет. Учится. За плечами у него лондонская школа антропологической социологии – заведение элитарное. Именно для российской элиты. То есть для тех, кто будет страной управлять. Его здесь легко узнают, ибо у русского человека, по мнению зарубежного преподавателя, особый психотип. В российском обществе «исторически сформировался уникальный антропологический тип социальной личности – палач и жертва в одном лице, двуликий Янус, реагирующий на любые внешние воздействия и изменения сменой масок, но не сущности… Его психотип остается неизменным. Терпеть, пока его давят, в надежде, что придет час, когда он сам начнет давить». Эти выкладки – личное воззрение иностранца и не будем разбирать, насколько и в чем они верны.
А задуматься над этим стоит.
Перелесов уже министр. Министр приграничных территорий, такова в романе его должность. Он сдает в аренду страну. При той власти, которая описана в романе, Россию собираются продать. Перелесов – тот государственный деятель, чьё становление пришлось на эпоху распада в глобальном смысле, но параллельно шел распад узко семейный: разведясь, мать Перелесова едет в Португалию с новым спутником жизни, бывшим немецким нацистом, в России остается чудаковатый отец (театральный режиссер-новатор, поставивший на новый, свой, лад «Горе от ума»), и бабушка по прозвищу Пра, в юности – ярая комсомолка. Каждый живет в мире собственных ценностей (и иллюзий). Они, эти ценности, не передаются от поколения к поколению, не наследуются, существуя и сосуществуя сами по себе вместе с тем или иным приверженцем, как разноцветные лоскуты материи в одной коробке.
Сюжет завязывается с самого начала: к Перелесову приходит сын прежнего друга, Максим Авдотьев… Впрочем, сюжет здесь не имеет такого уж значения, как в привычных романах. Он может развернуться как угодно – в силу авторской воли или незнакомого нам пока общественного закона и столкновения целей героев. «Новый вор» – об обществе, где не происходит передача ценностей. Об общественных смыслах. О природе власти. «Задача любой власти – регулировать весы, где на одной части воровство, а на другой страх». О криминальном российском капитализме, который и не мог быть иным. О советской и постсоветской номенклатуре, которая превратилась в квазикласс. Об общественном строе в России (Переселов его определяет как капиталистический феодализм). О собственности и о том, как она влияет на человека и общество вообще. Тем, кто готов уступить свою страну мигрантам, эта собственность вообще не нужна, пусть отдадут всё. (Ген, блокирующий чувство собственности, размышляет Перелесов, нужно сначала вместе с прививкой внедрить шведам. «Им не нужна собственная страна, готовы уступить ее ребятам из Сомали и Ирака, зачем им какое-то имущество?») О семье, которая Перелесову казалась фальшивой отцовской инсценировкой, и он ее не создал, но ведь здоровое общество зиждется на здоровой семье. Наконец – о человеке. Ведь родиться им мало. Им надо стать.
Перелесов ищет свои ответы. И, что касается человека, то ответ у него перед глазами, это бабушка, Пра. «Пра никогда не сдавалась, продолжил Перелесов мысленный диалог с председателем научного совета, потому что её жизнь была вечной борьбой за жизнь! Даже сейчас, в последнем больничном раунде, она думает не о себе, а о том, что будет с отвергающим её, как… (Эдип не годится, спохватился Перелесов, пусть будет как… коммунистическую Электру) миром». Электра – героиня нескольких античных трагедий. Женщина, способная на жестокую месть.
Романы Юрия Козлова, и «Новый вор», и другие, – романы хаоса, потому что хаос – именно та стихия, в которой живут его герои. Они сами его творят. Они – участники страшной компьютерной игры. Они словно бы заданы изначально, здесь нет ни характеров, ни психологии в привычном литературоведческой понимании. Вместо этого – широкое использование литературных реминисценций, один из любимых приемов автора.
Новый вор: «Полтава» Пушкина («все флаги, то есть куклы, точнее, все воры в гости к нам…», потом «Путешествия Гулливера», «Песня о Соколе» (в романе – «Уж и Сокол») и «На дне» Горького, «Дни Турбиных», «Горе от ума», стихотворение «Гроза» Павла Когана (с хрестоматийным «Я с детства не любил овал, / Я с детства угол рисовал»), наконец, Людовик XIV («Государство – это… он»). И так далее до самого конца. Совсем в наши дни забытый Степняк-Кравчинский, и тот не забыт.
В «Одиночестве вещей» книжная парадигма полярна: от собрания сочинений классиков марксизма до «Азбуки секса» с придуманным романом «Отец» Александра Дюма.
В «Заблудившемся трамвае»: Достоевский, Сэлинджер, Маяковский, песни Джима Мориссона, «Герой нашего времени» и много кто еще, в том числе Кафка. Только здесь это название студенческой забегаловки на Мясницкой. Набор не сотрудника аптеки, а, скорей, московского интеллигента, всю жизнь посвятившего литературе…
Что делать для того, чтобы оставаться неподвластным той страшной и всё разлагающей силе, которая коснулась и Перелесова?.. Прежде всего, нужна внутренняя целостность и родовая память, то есть система представлений о том, кто ты и откуда ты родом. Маленький образ, но очень свой, образ родины как начала начал, нечто такого, что ты не можешь отдать, не изменив себе.
Ангелина Иосифовна из романа «Слепой трамвай» тоже захватила обе эпохи: советскую и ту, что пришла ей на смену. Она почти 30 лет работает в аптеке. И, как в компьютерной игре, перед ней проходят разные люди, разные типы – покупатели. Вместо заката работает закатная лампа. «Людей с генетическими, неврологическими и прочими повреждениями с каждый годом прибывало». Это одно из ее наблюдений. «Мир треснул, и из трещин на свет божий выбираются неправильные, застилающие истинный свет боги». А дальше Москву со стеклянными небоскребами, как цунами, накрывает неведомый вирус. Та эпоха, что пришла на смену советской, уходит, и начинается другая, «лабораторно сконструированное темное Средневековье». Причем – по всей планете. В механике ее поддерживания участвует искусственный интеллект. «Народный инстинкт самосохранения» больше не действует. «Был народ да сплыл. Осталось не умеющее плавать население».
Среди того общего, что есть у Ангелины Иосифовны и Перелесова, есть страх семьи. Это одинокие люди. Очень образованные и напичканные всевозможными сведениями из самых разных сфер. Они много размышляют, задаются вопросами, пробуют осмыслить происходящее, но остаются в рамках системы, действуют по её правилам, хотя, быть может, и осознавая, что её нужно сломать или изменить. Однако достаточных сил у них для этого нет. Только вера, надежда на лучшее, на поворот к нему.
Роман «Реформатор» – исследование реформаторства как болезни. Есть тип людей: они проводят свою идею в жизнь и смотрят, что получилось, но результат непредсказуем…
«Одиночество вещей» возвращает в 1990-е годы, главный герой, подросток Леон, его родители были преподавателями марксизма-ленинизма, авторами книг и учебников. Но вот та идеология, которой они служили, составлявшая смысл их бытия, рухнула. И то, что пришло на смену, не лучше… Следующая часть романа разворачивается в российской глубинке, деревня Зайцы Псковской области. Третья часть имеет «говорящее» название: «Демократическая осень»…
Роман написан в 1992 году. «Слепой трамвай», помещенный в одном томе с «Одиночеством», завершен в 2023-м. Все тридцать лет наша действительность дает материал и сюжеты для антиутопий.
Жанр жил, жанр жив, жанр будет жить.
