Леся УКРАИНКА. Отзвуки

Перевод Сергея Луценко

Читайте очерк переводчика о Лесе Украинке

Надежда

Ни доли, ни воли – глухая стена,

Осталася только надежда одна:

Надежда вернуться мне на Украину,

Увидеть мой край, без которого стыну,

Увидеть ещё раз Днепр синий, родной, –

Там жить ли, погибнуть ли, мне всё одно;

Ещё раз на степь, на могилки взглянуть,

В последний раз пылкие мысли вернуть…

Ни доли, ни воли – глухая стена,

Осталася только надежда одна.

Луцк, 1879-1880

Из цикла «Путешествие к морю»

VIII

Вот солнышко в море легло;

И тихое море темнеет;

Прозрачно морское стекло

И, что аксамит, зеленеет.

На волнах зелёных дрожат

Червонные искры блескуче

И ясно мигают, спешат,

Подобные молнии в туче.

А где корабля длился бег,

Дорога там лентой широкой

Белеет, как мрамор, как снег, –

И розой чуть зримо для ока

Окрасился пенистый край;

То искра блеснёт, то заляжет…

Вот лучик последний!.. Прощай,

Весёлое солнышко наше!

1888

Из цикла «Мелодии»

*   *   *

Горит моё сердце, его запалила

Горючая искра страстей и скорбей.

Что ж высохли очи? Слезами без меры

Огонь отчего не залью поскорей?

Душа моя плачет, душа моя рвётся,

Да только не ринутся слёзы рекой,

Опять до очей не доходят те слёзы,

Их сушит тоска своей лютой рукой.

Хотела б я выйти в широкое поле,

Припасть – и очами коснуться земли,

И так зарыдать, чтоб услышали звёзды,

Чтоб люди запомнили песни мои.

[1893]

*   *   *

Эта тихая ночь-чаровница

Покрывалом спокойным, широким

Расстелилась над спящим селом,

В отдаленье мелькала зарница, –

Иль над озером тихим, глубоким

Лебедь всплёскивал белым крылом.

И за каждым тем всплеском далёким

Сердце рвалось, отчаянно билось,

Замирало в тяжёлой борьбе.

Я измучилась спором жестоким,

И запеть мне желанье открылось

Лебединую песню себе.

[1894]

Отзвуки

Пролетал буйный ветер над морем,

По безмерным, широким просторам;

Белы волны вздымались высоко,

И взметнулись, взъярясь, ещё выше,

Зашумели, как полчище вражье,

Заглушили они буйный ветер.

Пролетал буйный ветер в пустыне,

По бескрайнему, мёртвому полю.

Закрутились песчаные вихри,

Поднялись под высокое небо

Великанами страшными, злыми,

И рассыпались, ринувшись с выси;

Смерть покрыла след буйного ветра.

Пролетал буйный ветер над башней,

Одиноко стоявшей на круче,

Там нашел он Эолову арфу.

Тронул он её долгие струны,

И откликнулись струны напевом,

Полным трепетности несказанной.

Буйный ветер замолк в отдаленье,

Но взволнованно арфа звучала.

1896

*   *   *

Если в детстве я, бывало,

Упаду себе на горе,

Как бы сердце не болело,

Я сама вставала вскоре.

«Что, болит?» – ко мне с вопросом,

Только я не признавалась –

Я была ребенком гордым, –

Чтоб не плакать, я смеялась.

А теперь, когда злой шуткой

Завершится вскоре драма,

И вот-вот сорвётся, вея

Жгучей злобой, эпиграмма, –

Беспощадной власти смеха

Я боюся поддаваться,

И, забыв былую гордость,

Плачу я, чтоб не смеяться.

2.II.1897

*   *   *

Жить без упрёков клятву я дала,

В ответ на это тягостное слово

Откликнулся ты веточкой терновой,

Без страха я в венок её вплела.

Обильней стал колючий мой венок…

Всё знала наперёд! Когда я принимала

Оружие, что серебром сияло,

Я в сердце приняла безжалостный клинок.

Не жаль теперь ничуть ни мук, ни крови,

Готова я принять и раны, и терны

За дымки грёзы, за святые сны

Пречистой братской дружбы и любови.

2.II.1897

Забытая тень

Суровый Дант, изгнанник флорентийский,

Встаёт из темноты времён средневековых.

Какие времена – такие песни.

Он их нашел в мистичном темном лесе

Среди хаоса дивных наваждений.

Чей дух решился бы идти за ним отважно

По той дубраве, если бы меж терний

Прекрасные цветы там не цвели?

Собрал певец искусною рукою

Все те цветы и сплёл из них венок.

Омыл его он в темных водах Стикса

И окропил небесною росою

И положил на раннюю могилу

Красивой Беатриче Портинари,

Которая однажды улыбнулась,

Другой же раз прошла – и вовсе не взглянула,

А в третий он смотрел на Беатриче.

Когда она в гробу лежала недвижима.

Она была для Данта словно солнце,

Что свет и радость, жизнь саму даёт,

Не ведая, кому дары вручает.

И хоть зашло сияющее солнце,

Он не забыл его ни в темноте унылой,

Ни при домашнем очаге приветном.

Ни на земле, ни в пекле, ни в раю

Не смог забыть своей он Беатриче.

Она царит и в песнях безраздельно.

В стране мечтаний, где он жил душою,

Иной супруги так и не нашлось.

Он одарил её венцом несметной славы,

Которой ни одна из жён не украшалась.

Бессмертна пара Дант и Беатриче,

И даже смерть не разлучила их.

Зачем же ты, фантазия пустая,

Выводишь предо мной какой-то жалкий образ,

Что между них дрожащей тенью встал

И был подобен сну неясному, глухому?

На ней нет ни венца, ни ореола.

Её обличье скрыто покрывалом,

Словно густым туманом. Кто она?

И ни один поэт её не славил,

И ни один художник не писал;

На дне истории, во мгле глубокой,

О ней хранится память. Кто она?

Жена поэта. Имени другого

Не сохранилось, будто бы с рожденья

Ей собственного имени не дали.

Нет, не была она зарею путеводной,

Но верной тенью шла она за тем,

Кто был проводником «Италии несчастной».

Она делила с ним изгнанья твёрдый хлеб,

Она ему очаг зажгла уютный

Среди чужого дома. И не раз

Его рука, ища себе опоры,

Плечо её сжимала перед песней.

Ей дорога была божественная слава,

Но никогда рука не поднялась

Хотя бы луч перехватить единый;

Когда погас огонь в очах поэта,

Она их набожной рукой закрыла.

Родная тень! Где жизнь, где жизнь её,

Судьба её – и радости, и горе?

История молчит, но ясно вижу я

Немало грустных, одиноких дней,

Прошедших в хлопотливом ожиданье,

Ночей бессонных, тёмных, как забота,

И долгих, как нужда; я вижу слёзы…

По тем слезам, что по росе жемчужной,

Вошла в обитель славы – Беатриче!

25.X.1898

Из цикла «Осенние напевы»

2. Осень

Рвётся осень руками кровавыми

к отдалённому солнышку милому;

кровь на пышных одеждах виднеется,

заливает парчу, аксамит.

Так для солнышка осень убралася

государыней к Божьему празднеству,

всё, что в мире нашла наилучшего,

всё на пышный убор собрала.

Только дни всё короче становятся,

глянет солнышко, снова нахмурится…

Это осень его опечалила,

нет в чахоточной светлых надежд.

Рвётся осень. Незримые тернии

всю её истерзали, измучили, –

улыбается осень отчаянно:

«Солнце, солнышко, глянь, я смеюсь!»

За горами запряталось солнышко,

с гор повеяло холодом, сыростью;

тучи сивые небо задернули.

«Я иду!» – пробудилась зима.

Осень – напрочь одежды кровавые,

те у ног её пали, рассыпавшись,

непокрытая, незащищённая,

застонала: «Иди, час настал…».

28.IV.1902

Eppur ti tradiro[i]

Быть может, изменяю. В ту годину,

когда весь мир укроет тайной мгла,

коснется гений взором огнезарным

и поцелуем моего чела.

Я, бледная и трепетная, встану,

постель покину и пойду за ним.

Сквозь темноту пойду за величаво-гордым

заветным гением моим.

Моим устам свои слова отдаст он,

откроет дива все, что знает сам.

Из сердца глубины тогда взметнутся

к широким, вольным небесам

безудержные, смелые напевы.

[1903-1904]

Песни с кладбища

*   *   *

Я на старинном погосте лежала,

тишь гробовая вокруг напевала,

тишь напевала: «Усни без вины.

Счастье – то сны!».

Спать мне? Ох, спит в колыбели ребёнок,

спит тьма скончавшихся и погребённых,

кто ж не умерший в могиле лежит,

тот разве спит?

30.IV.1905

*   *   *

На кладбище с тобой о счастье говорили,

и падали слова, и душу крыли

опавшим цветом, чистые слова…

Печально колыхалася трава,

могил, казалось, древнее всесилье

скрывает то, что мы о счастье говорили

30.IV.1905

Практичный господин

Я не боюсь бунтовщиков,

В согласии – победа,

Я звать не буду казаков,

Не выгодно мне это.

Как хлеб придет мой разбирать

Из нищебродья кто-то,

Я выйду сам гостей встречать

И распахну ворота.

Везите вы хоть на возах, –

Добавлю не однажды,

Я лишь на собственных весах

Мешочек взвешу каждый.

Ну, что ж, товар как раз про вас,

Честные «продуценты»,

Я убежден – вы мне в свой час

Заплатите проценты.

Сам за деньгами не пойду.

Я ль ростовщик-жидюга!

Уж я себе таких найду,

Все сделают для друга.

[1906]

Господин политик

Что делать? В прошлом рыцарские страсти,

приходится пером, а не копьём

бороться и с Иваном, и с Петром…

Пора! – пишу статью «Про кризис власти».

Я знаю сам, что я не Цицерон,

но… ежели такой, как я, захочет,

то каждого словами заморочит…

Готовлю речь для  «партии ворон».

Показывает всякий хам натуру,

а нам молчать? То был бы чистый срам!

Да поддержать готов я семь программ!..

Я становлю свою кандидатуру!

[1906]

.

Из цикла «Весна в Египте»

Сон

Жарко и ясно… Может, Египет?

Точно, Египет… синий намёт

неба высокого переливается…

Ох, и высокое!.. Вольно и радостно.

Точно, Египет…

Тихо и мило… Иль Украина?

Да, Украина… Вон и садок,

Хата отцовская, луг зеленеющий,

тёмные ольхи, ставочек заброшенный.

Да, Украина…

Можно уняться… годы скитаний…

Всё будет славно… Край мой родной

вместе со мною осилил безвременье,

небо здорово, не плачет, не хмурится,

веселы люди и я… не будите…

Всё будет славно…

7.IV.1910