Николай КАЛИНИН. Из книги стихов «Новый день»

Плечо к плечу

Билися день,

билися другой;

на третий день к полудню

пали стяги Игоревы.

«Слово о полку Игореве».

Плечо к плечу. Щиты курганом.

Вокруг не лес – вокруг стрелки.

Вокруг засел степняк поганый,

А в поле – Игоря полки!

…Минувшим днём над степью слепо

Плыл солнца диск. И клич звучал…

Я рядом шёл и вдруг (нелепо!)

За знанья двойку получал.

Учили: «Груз программы школьной

Неси – и будет свет в пути».

А я их вёл тропой окольной,

Чтоб так от гибели спасти.

…Теперь, как книга, жизнь раскрыта.

Но ко всему в ней нет ключей.

И где, о Русь, скажи,

зарыто

Копьё твоих бородачей?

Вокруг звенят событий звенья

И давних дней, и что вблизи…

 Сомкнись, о Время! –

Нет забвенья

Святому долгу на Руси.

Подайся вспять, сожмись пружиной,

Как Дон-река, прогнись волной,

Чтоб в поредевший строй дружины

Я дотянуться смог рукой.

Для всех, кто жив, убит и ранен,

Скажу я князю:

– Вот, держи!

Я здесь. Я – русский. Мы – славяне.

Да крепнут наши рубежи!

Пусть помнит друг…                       

В свой дивный край мой друг меня зовет:

«Увидишь, – говорит, – взойдя на сопку,

Как необъятен здешний небосвод –

И как мир тесен на таёжных тропках.

А красотой сравниться – нет мерил.

Мой край суров, но виды здесь покруче.

Любуясь, ты бы шапку заломил

Под сенью кедров стройных и могучих…»

Ну что ответить, как решить вопрос? –

Не видел гор в причудливом тумане,

Но горы меловые, что вразброс,

У нас, мой друг, и каждая – Саяны.

С кургана посмотреть – простор такой!…

Катись себе налево иль направо.

А в царстве дуба строгость и покой,

И вид у всех торжественный и бравый.

О, государев гордый Шипов лес,

Дуб Идеальный и грибные дали…

Поведай другу моему, как здесь

Твоим пером Историю писали.

Как флот Петра в ответ на вражью спесь 

Был из твоей сколочен твёрдой плоти…

О, государев гордый Шипов лес!

Твой дуб, он – стержень на Российском флоте…

Пусть помнит друг: земля у нас одна,

Одна страна в предместьях самых разных.

Но порознь мы и, стало быть, она

Вдвойне любима и вдвойне прекрасна.

Дом готов…

Любимой жене,

верной спутнице жизни.

Дом готов.  И цветы – к завершению штрих…

Вспомни, золушка, что мы имели:

Ветер в поле, надежду одну на двоих,

Мглистый путь, хоть и ясные цели.

Всех забот, что легли, сотней рук не объять.

Ты помощницей стала привычной.

Вспомни, как этот милый каприз-благодать 

Создавали из груды кирпичной.

Отплясать новоселье – и дать бы зарок,

И поставить победную точку.

…Не унять мне желанья

тропинками строк

К новой цели идти в одиночку.

Пусть трезвонит молва, что в стихах я не спец,

Что глагол не подточишь киркою.

Из кирпичиков-слов я воздвигну дворец!

И тогда тебе двери открою.

Признание

Мне не снился и не снится

Свет реклам, дворцов колонны.

Лесостепью окрылённый,

Не мечтал я жить в столице.

Мне приятней обнаженность

Низких крыш провинциальных

И над ними устремленность

Тополей пирамидальных.

Глушь, беседка в винограде –

Вот мечты моей обитель.

Вот чем вызвал смех у дяди.

Он, Москвы ревнивый житель,

Излагал мне план свой дерзкий,

Убеждал при нем остаться,

Но не мог мой почерк сельский

В городской квартал вписаться.

И давал урок приятель:

«Удали с лица, во первых,

Выраженье интереса.

Хоть людей здесь – шпрот в консервах –

Ты иди, как ходят лесом:

Словно ты не в этом скопе –

Ты один.

Не будь сконфужен.

На тебя никто не смотрит,

Никому ты здесь не нужен….»

Я старался, – хоть и даром –

Делал все, как друг велел:

Я гулял по тротуарам,

Но деревнею болел.

Походив мостом и бродом,

Присмотрел одно местечко,

Где бы мог дышать природой,

Просто свесившись с крылечка.

А в финансах, хоть и малый,

Был зацеп для альпиниста.

…И душа пчелой жужжала

В винограде золотистом.

Но как с неба слух свалился, –

Я трепцам не дал бы спуска –

Говорят, я поселился

В Треугольнике Бермудском.               

***

С природой свой свяжи уклад.

В природе многое случалось:

Плодами небо застил сад,

Но даже листьев не осталось.

Октябрь вновь захлопнет дверь.

А там метель захороводит.

Но и такой масштаб потерь

Без сожаленья происходит.

И если надо, все бери,

Ты у земли и небосвода.

А мне прощенье подари, –

Ведь так нас учит мать-Природа.

Соловей

Продержись, дружок, ещё навей,

Заглуши в посёлке лай собачий…

Так уж он, чертенок соловей,

Хорошо орудует на даче.

Разогрей ты мне, приятель, кровь.

И друзья мои поспать привыкли.

В эту ночь (нет, я не про любовь!)

Погонять бы нам на мотоцикле.

И за руль, конечно, Павлик Бох

Сядет пусть.

Он водит очень лихо…

Где ты, соловей?– иль я оглох. 

…Ай, да ночка!

Где ты, милый?

…Тихо.

***

День добрый, речка-говорушка!

Как будто кто-то ночь не спал,

Всё гнал волну шершавой стружкой

И гладил,

И полировал.

А солнце в радужной обновке

Резвится возле поплавка:

Роняет луч в кругах поклевки,

Сверкая, слепит рыбака.

Прибрежных трав узорны тени,

Вода прозрачней, чем роса,

И смотрит сквозь неё ручейник,

Как глазки строит стрекоза.

А синь чиста до изумленья!

А день с румянцем на щеках!

Ещё б в такое воскресенье

Да журавля держать в руках

И так идти, прижав покрепче

(Удачу кто посадит в клеть?)…

И Дон желанной гостье шепчет:

«День добрый, дочка Осередь».

Засуха

Ни мольбы, ни гнева не приемлет.

Хоть бы каплей… хоть издалека…

И сосед-рыбак досадно в землю

Ткнет лопатой:

«Нету червяка!».

От гранитной пыли  небо серо.

Залежей магнитная среда

Напрочь гонит тучи от карьера –

От глубокой ямы вся беда.

От неё страдает населенье,

На подворье живность и сады.

Если вдруг нас ждет исчезновенье

Ценной здесь колодезной воды?

И без страха прямо на корыто,

Припорхнув из лесополосы,

Сядет птица с клювом приоткрытым,

Не дождавшись утренней росы…

Видно, осень нынче вспыхнет спичкой.

В знак того, склонившись вдалеке,

Новый день серебряной отмычкой

Ковырялся в солнечном замке.

Ранняя зима

Осень в правах.

Но сегодня – о, диво! –

Снег за окном.

Или все мы спросонок,

И под беседкой всё так же игриво

Доски царапает белый котёнок?

Ветру листву только гнать бы да комкать,

А над землей отрешённой и голой

Снег всколыхнулся

И резвой позёмкой

Тянет уж щупальца холод тяжелый.

В отблесках наледи стала атласной

Дверь гаража.

Хоть мороз и не крепкий,

Но за забором, от холода красная,

Чья-то торчит голова в кепке.

К стенке – сугроб…

«Эй! Грузи-ка, ребята».

И на телегу, что мчится из сада,

Тяжко вздыхая, ворчит лопата:

«Неугомонная. Все тебе надо!»

Тропой юности

За фермой по снежному полю

Разбросаны чёрные клочья.

От неба оторваны, что ли?

И что приключилось ночью?

Но лужа блестит из тумана,

Кустарник разгладил усы…

Весна! Ну и пусть, что так рано

Для средней моей полосы.

И пусть сапоги ещё долго

Распутица будет впрягать

И пнём, что причудился волком,

И хлябью болотной пугать.

Здесь ходит в любую погоду

Селянин, привычный к труду,

И завтра, чуть свет, на работу

Я этой же тропкой пойду.

«Икарус»       

(рейс Павловск-Воронеж)

Он двигался к сердцу народа

Не шатким мостом без перил.

Он въехал –

И плавностью хода,

И скоростью всех покорил.

Он будет достойно меж станций

В ухабах трястись…

А пока

В сторонке стоял иностранцем.

Чужого не знал языка.

И местный «знаток» по техчасти

Вздыхал обреченно:

«Судьба.

На столько и хватит,

Что «здрасте».

Уж больно рессора слаба.

В просторах, заснеженных плотно,

В жару на подъем – не жилец.

За то, что построен добротно,

Мучительней будет конец».

Ах, Время!

Ну, кто бы поверил,

Что где-то в каком-то году,

Открыв не по-нашему двери

В него, как и прежде, войду.

Он зыбкие вёсны, и замети –

Все принял и всё превозмог.

Поставьте «Икарусу» памятники

У главных российских дорог.

Стихия

Вокруг царил порядок строгий

И был у тучи щедрый вид.

Мы говорили: «Слава Богу!

Пусть дождик землю окропит».

Сверкнула молния. И после,

Сменив настрой душевный наш,

Здесь ветер бешено пронесся,

Как будто ждал команды «Марш!».

Он выл, вцепившись туче в спину.

Он небо тряс – могуч и яр.

И вдруг потоком ливень хлынул,

И падал град с бильярдный шар.

Потом в припадке дикой злости

В единый миг забор слизал

И досок некоторых гвозди

По мутным лужам разбросал.

По кровле крыш, умалишенный,

Он четверть часа колесил

В руках с кувалдой многотонной,

Ворваться в здания грозил.

А дождь затих – таился коброй.

Теперь бы чашу не взболтнуть –

Уже стропил желтели ребра,

И оседала с неба муть.

Буран гудел уж где-то в роще.

И фронт сместился грозовой.

…Беда прошла, а неба клочья

Ещё висят над головой.

Путч-1991

В стране бардак, друзья,

Трубите сбор!

В стране хаос!

 Не дать бы злу поблажку.

Пойми теперь, кто  праведник, кто вор.

Охрана спит, ворота нараспашку…

Желаешь – нет, а знай,

Кому ты рад.

Газетный крик разноголос, неистов…

Сосед – алкаш  …

Теперь он демократ.

А прокурор влюблен в «ГэКаЧеПистов».

Сюжет знаком: тогда воззвал горнист.

Куда идти,

 Кого теперь мы спросим?

Зажечь Зарю?

Так был специалист –

Не там поджег

Иль не туда подбросил…

О, свет надежды!

В долгожданный час,

Во все века, и будучи в зените,

Ты вспыхивал, но непременно гас.

Ты сеял веру,

А взошло – взгляните:

Все также ветер красный флаг полощет;

Уже и лозунг выцвел над крыльцом,

А наше Завтра

(Погляди на площадь)

В толпу стыдливо прячется лицом.

Вскипает море споров и обид.

А зыбкий мир – стихия для смутьяна.

Тревожно так, как будто предстоит

Большое плаванье без капитана.

Он мир вернул стране…

Памяти Ивана Тихоновича Боклагова

Ему взрослеть еще бы год,

Но дверь внезапно отворилась:

«Война ускорила черед.

Пора, сынок, беда случилась.

Земля теперь горит кругом.

В огне вскипели Дон и Волга…»

И он ушел туда, где гром,

Туда, где дым, ушел надолго.

Тогда он мир вернул стране,

Но жил между войной и домом.

А как на выжженной земле

Не стать солдату агрономом?

Ему – что делал – все к лицу:

Моторный век устроил гонки –

И как тут старому бойцу

Не стать на пост к бензоколонке?

И вдруг его  на  «скорой»… в ночь…

И мир, спасенный им когда-то,

Бессилен был – не смог помочь.

Нет человека.

Нет солдата.

Грибное место

Вот уж здесь грибнику-то забава.

И ведро наготове.  Но стоп!

Под ногой не простая канава,

А по виду надёжный окоп.

Не случайно здесь целы маслята –

Их отвал прикрывает собой.

Видно жизнь сохранил он когда-то

Не одну в полосе фронтовой.

А что битва тут шла, над обрывом,

Есть свидетель – земли косогор.

Разворочен он силою взрыва

И глядит исподлобья в упор.

Ствол и ветви сосны однобокой

Искривились и так полегли,

Словно в ней перемешаны с соком

Наша боль и страданье земли.

Кто-то выстоял здесь, чтоб за Доном

Гнать фашиста и бить до конца.

…Тех грибов я, конечно, не тронул.

В них я, в каждом, увидел бойца.

Спасибо, друг…

Виктору Попенкову

Багаж забот и тяжесть вечных гонок.

То в гору жизнь, то в пропасть понесет.

Но мой скакун, мой верный « Жигуленок»

И у твоих окажется ворот.

Твой двор тогда, хоть видом он и строже

И до конца с укладом сельским дней,

На наш, на школьный станет двор похожим –

И оживут в нём имена друзей.

Их голоса и звук родных наречий

Зовут к себе, где нам уже не быть…

Спасибо, друг, за градус тёплой встречи

За миг надежды юность повторить.

Пусть на словах…

Пусть дождь стучит по кровле

Вполне реальный, скатываясь вниз…

Возврата нет.  Но будет остановлен

Судьбы людской коварный механизм.

Даст время сбой и обратится в бегство,

И счетчик лет запрыгает в нулях.

И Память вновь тогда ногами детства

Шуршит листвой в окрестных тополях.

Утро на реке

Ночная снята с берега охрана.

В лесном крыле означилась река.

И гладь воды под толщею тумана

Скорей потрогать тянется рука.

Здесь нет пока ничьих грехов свершенных.

Ещё в затоне чавкает сазан –

Рыбак, в его повадках искушенный,

В густой траве затих, как партизан.

Прибрежный куст на пальчиках коротких

Повис в речной туманной бороде…

Случайный стук весла по борту лодки –

И рыбья мелочь прыснула в воде.

Движеньем дня встревожена сорока.

След на траве – осыпана роса.

И рыжий хвост в расщелине далекой –

То солнца луч, а вовсе не лиса.

Карьер

Встревожены недра,

Забыли покой.

От взрыва он плачет

Гранитной щекой.

Взгляни по наклонной:

Суров и глубок.

Любой грузовик

Для него – колобок.

Отвесные стены…

Там – красен.

Тут – сер.

Местами погрузки

Дымится карьер.

– Давай, землячок,

Пополней, громыхни.

– Загрузим, как надо.

Бумагу гони!

И вновь экскаватор

Спиной задрожал.

Да так,

Словно ток

По нему пробежал.

Хлебалом железным

Откинулся в высь…

– Сказал тебе …точка.

А ну, сторонись!

Мольбе недоступен.

И взгляд – динамит.

Их слово, что камень.

Их дело – гранит.

На зимней рыбалке

Влекла, волнуя, и магнитила,

Трещала звонко корка льда.

И нарастала – и похитила,

И приковала навсегда.

Какое счастье быть здесь пленником!

Какой волнительный мирок!

Шевелясь белым муравейником,

Растет над лункой бугорок.

Мелькнул удильник…

О, восторг!

Вмиг ледобуры вгрызлись по уши.

И всюду гам…

И всюду торг…

И все хотят поймать такого же.

А тот, кто нынче за спиной,

Едва рассвет

(Кому понравится?)

Здесь первым был –

И ни одной.

Ну как тут с завистью управиться?

Но, чу! Дрожит… не тронь... успеется…

И вот он, вот он – взмах руки.

А кромки туч в закате рдеются,

Как краснопёрок плавники.

Встреча на зарыбленном пруду

Коль ночь легла, не начал карп игру,

То клев на зорьке верный – по примете…

Не знаю, как там будет поутру,

Но я попал в расставленные сети.

Да вы и сами впутались, друзья.

Ведь детство наше

Поровну мы любим.

Стучи-ка, брат, по фаре фонаря,

Свети на стол.

Давай еще пригубим.

За отчий дом.  За вербы у пруда.

За круг друзей и дальние походы.

А кто-то вдруг предложит: как тогда

Махнуть в Кручи…

Какие наши годы?!

Последний тост вдруг опрокинет мир.

А утром тот,

Кто признан быть примером,

Охранник сменный – Сашка Бригадир,

Взойдет на пост

В обнимку с браконьером.

Разговор на совесть

Он первым начал:

– Вот была страна!

По-братски стол, вода с одной колонки…

Откуда б взяться? – хлынула волна –

Взмутили Русь пройдохи и подонки.

Не удержать – хапуги рвут суму.

Рол-с- Ройсы, виллы…

Их кулачить – мало.

Но я-то знаю…Я скажу ему:

«Ты злишься так – тебе не перепало.

Ведь опыт есть искать врагов страны,

Винить в грехах едва ль не попугая,

Но мы опять глядим со стороны,

Самих себя в толпе не узнавая.

А нам бы срок,

Коль сыты и горды –

Не так? – Взгляни: зеркал еще не крали –

Не примерять истории следы,

А разобраться в собственной морали…».

***

Вот живет сосед Виталик.

У него, как с бодуна,

Есть в заначке водки шкалик,

Соль, сухарь. На кой – жена?

Он Татьянам и Маринам

Так сказал: «Не притязай!

Уважай мою доктрину

И в свободу не влезай!»

И кутит себе три ночи.

Пьяных дней плетется вязь.

А как «зверски» есть захочет –

Речка рядом. В ней – карась.

Раз, два, три – еда готова…

Жизнь – лафа. Зачем менять?

Лишь одна тревожным словом

Наставляет сына мать:

«Ты ж, Виталь, всё где-то кружишь.

Столько дел!.. Прошу: уймись!

Вот затянем пояс туже,

Дом достроим – и женись».

И у парня есть задумка,

Как нам кажется, одна.

Как-то, странно, стал он рюмку

Наливать не дополна.

Говорит: «Вот только дать бы

Юрким белкам прочь уйти.

Чтоб они в преддверье свадьбы

Не вертелись на пути».

У экрана телевизора

Забыт кошмар последствий урагана.

Прошел разбой.  За взятку села власть.

Но ТВЦ-канал с телеэкрана

В эфир готовит новую напасть.

И мне Второй дает без промедлений

Глотнуть рекламной ахинеи смесь,

И я пред шквалом близких потрясений

Успею в кресло вовремя присесть…

Я жду, Второй.

Так долго мир вращали

Вражда и месть, злодейство и хула –

Весь механизм – от дьявола детали.

Пора озвучить добрые дела.

Пора!..

Не всё ж в ухабы гнать лошадок.

В надежду дверь ты только приоткрой, –

И в дом вернется брат Добропорядок,

И будет встреча с Родиной – сестрой.

На встрече выпускников

Так вышло… Время скоротечно.

Весна.  Экзамен, бал, рассвет.

«Пишите письма».

«Да, конечно…».

И ни словечка сорок лет.

И вот, удваивая праздник,

В одном лице сошлись в момент

И выпускник-десятиклассник,

И жизни взрослой президент.

Откроют двери школы вместе

И президент исчезнет вдруг,

А тот, кто не был здесь лет двести

Друзей обнимет и подруг.

Сюда же вновь (подросток труден,

Терпеть ещё нет больше сил)

Иван Васильевич Долудин

Войдет и спросит:

«Где ты был?

Переступили все границы!

В разгар занятий…в сентябре…

Мы что пришли сюда – учиться?

Иль будем лазать по горе?».

Иван Васильевич Долудин,

Простите, что в столь поздний срок

Вину признали. Мы не будем

Срывать истории урок.

Но раз примешан цвет акаций

В цвет седины недорогой

Позвольте всё-таки сорваться:

Погомоним часок, другой.

В беседе рюмочку осушим

За встречу и за то, что есть…

Дорога в Старую Криушу

И школа номер тридцать шесть.

Хуторок

Каменный, Каменный, Богом забытый!

В чем он повинен, степной хуторок?

Двери распахнуты, стекла разбиты,

Выветрен, выстужен – напрочь продрог.

Центр всё уже – всё ближе окраины.

Словно над глоткой сжимают кольцо…

Верит он всё ещё, ждет ли хозяина

Домик забытый с осевшим крыльцом?

Времени ход!..

Жаль, он вспять невозможен.

Здесь, на скамейке, правей и левей

Столько бывало за ночь молодежи –

Нынче на тополе меньше ветвей.

Кто-то сейчас возвращался бы с дойки.

Чья-то пылила машина с зерном.

Если возможно менять перестройки,

Здесь и теперь не срастить перелом.

Разве что сыч на развалины бани

Сядет…  А кроме и нет перемен…

…Выпьет сивухи, закурит Мишаня.

Что безысходность предложит взамен?

В аэропорту

Рассеян гул за стенкой крайней.

К земле прижался, замер лайнер.

И в окруженье скучно-сером

Сменились вид и атмосфера.

Навеял детство запах манго.

Не тот ли гость, не с Чунга-Чанга?

Иль тот, кто в дружбе вечной клялся,

Беду  прознал – помочь примчался?

…Букет улыбок, шаг навстречу…

Но что за выпад, что за речи?

«Посторонись!»- вдруг крикнут.

Дабы

Шли беспрепятственно арабы.

А  прежде здесь никто не метил –

Прохожий темен или светел.

Теперь, народ, решай задачу:

Какого цвета мысли прячут?

Взгляни в глаза, открой их сайты,

Гадай, «неверный»: «Кто – «Алькайда»?

Не отследить путей заброса –

И нет предлога, нет вопроса.

Покажут свой банан в бауле –

И континент перемахнули.

А здесь ли, там ли завтра ахнет…

По всей Руси бананом пахнет.

Судить сравнительно, братишка,

Среди полей у нас затишка.

А на парковке ждет тойота.

В Россию, в глубь…

И жмем до пота.

Двойник-поэт

Свет погас.

Темно и тихо в спальной.

Клонит в сон. Усталость, как броня.

Только снова этот ненормальный

За живое дергает меня.

Мысли вновь, ему противясь тщетно,

Разбрелись, блуждают в дебрях строк.

…Ускользнуть пытался незаметно,

Но ворчит жена – досталось в бок.

И рассвет – он рядом.  Нет исхода.

Он ликует: «Выиграли бой.

Стих пленен…».

Идти ведь на работу

Не ему с разбитой головой.

Не его в припухших веках красных

В суматоху бросят – на аврал.

Цепким взглядом вынесут диагноз:

«Ты вчера, дружище, перебрал».

Пробегут глазами по «рецепту»,

И лекарство булькнет предо мной.

И не скрыть тогда, какую лепту

Внёс в ночной словесный наш разбой.

«Сам хорош, – скажу, – ввязался в бучу

То пленяя всех, то прочь гоня.

Перебрал…

Но это –  частный случай.

И никто не вылечит меня».

Об авторе: Калинин Николай Григорьевич родился в 1955 году в селе Краснофлотское Петропавловского района Воронежской области.

В 1973 году окончил Старокриушанскую среднюю школу.

После службы в армии учился в Борисоглебском техническом училище связи, затем работал в Белгороде, Воронеже, Петропавловке, Павловске.

Первое стихотворение было опубликовано в петропавловской газете «Верный путь» в 1979 году.

Стихи и рассказы публиковались в центральных, областных и районных изданиях («Молоко», «Подъем», «Коммуна», «В округе» и др.).

Автор книги «Новый день» (Воронеж, 2012).

Лауреат областных фестивалей «Батька Дон» (Павловск), «Воронцовая Русь» (Каменка), «Калитвянский причал» (Россошь).

Живет в селе Елизаветовка Павловского района Воронежской области.

--

См. предисловие Сергея Луценко к книге Николая Калинина