Валерий РОКОТОВ. Тарковский и голем – 3
На фото: Майя Туровская (в центре) и Дмитрий Быков* (*признан иноагентом). Фото: Елена Калинина
Этноцентризм как последнее прибежище либералов
(Вы читаете продолжение. См. статью Валерия Рокотова «Тарковский и голем»)
Герой «Жертвоприношения» Тарковского находит макет своего дома и цитирует «Макбета»: «Кто это сделал, лорды?».
В последние годы мы наблюдаем этноцентрическое безумие: кто-то пиарит русофобский роман, кто-то кричит со сцены о своей особенной крови и «корневой идентичности», а кто-то совершает дикий акт самосожжения из-за того, что мёртвый язык его народа не получил статус республиканского.
Мы задаёмся тем же вопросом и видим, что всплеск этноцентризма связан с переменами в лагере либералов, которые в своей войне используют последние козыри.
В девяностые годы либеральное сообщество формировала, в основном, воля к смерти. Здесь сбивались люди, которые грезили новым глобальным миром, где можно полностью освободиться от бремени морали, гражданственности и выставлять напоказ свою развращённость или нетрадиционную сексуальность. Сюда спешили все, кто гнил заживо и стремился максимально сладко проводить жизнь. Все они хотели оказаться полезны Западу-победителю в роли проводников его новой политики: установлении по всему миру диктатур деградации.
По сути, никакими либералами они не были. Им были глубоко чужды идеи философов, пишущих о свободе, и идеи Великой французской революции. Они наследовали гедонистам 16-го столетия, которые называли себя «либертинами» и восторгались Франсуа Рабле с его культом телесного. Их вдохновил Михаил Бахтин, восславивший карнавал, низменный смех и даже дерьмо как «образ весёлой материи».
В этой среде оказалось немалое количество этноцентриков. Это были люди, в чьих головах было невероятное месиво. Как-то автора этих строк атаковал своим бредом подмосковный бандеровец, влюблённый в творчество… Бродского. Он жаждал величия Украины и цитировал поэта, чьё творчество пронизано ветрами Танатоса. За сладость отстранённости, одиночества он прощал кумиру своему всё, даже оскорбительный антиукраинский пафос, когда в том вдруг просыпался имперец.
Эти этноцентрики готовили своим народам незавидную участь. Они указывали дорогу в «дивный» глобальный мир. Их мало смущало то, что современный либерализм народ неизбежным образом развратит и приведёт к катастрофе: рассорит отцов и детей, осквернит храмы, вобьёт в головы «новую этику». Они поощряли этноцентриков-консерваторов, использовали их как инструмент разрушения русской национальной культуры, но презирали как то, что сыграет свою роль и будет отброшено.
Со временем этнотанатики (гедонисты, играющие на этнических чувствах) сбились в ядре либерального сообщества. Их сблизили ненависть к нации, создавшей великое государство и великую культуру и упорно не желающей умирать. Их сблизили грёзы, в которых они видели себя элитой нового мира, построенного на обломках России. Их вдохновила война.
А просто танатики из ядра начали выпадать, поскольку гедонизм – это слабый связующий материал, да ещё и легко усыпляющий. Они стали перемещаться на периферию и играть второстепенную роль. Сегодня они где могут вкачивают в общество гниль и выползают из своих нор, когда надо продемонстрировать массовую поддержку либерализма.
Этноцентризм стал последним прибежищем либералов и их последней надеждой. Под этим знаменем они пытаются собрать всех, кто ещё шевелится, в ком не угасла злость. Либералы во многих местах сдали позиции, но на одном направлении сражаются яростно. Это культура. Им очень нужно её изгваздать и заполнить этническим экстремизмом. Деградация светской культуры приводит к гибели национального государства и хаосу, в котором можно установить свою власть и хохотать над всеми военными технологиями (супертанками, дронами и ракетами, летящими в плазме), не сумевшими никого защитить.
Культурная катастрофа и схватка этносов – это детский мат русской цивилизации. Поэтому так упорно поддерживаются все, кто глумится над классикой или выкапывает местные мифы. Одних объявляют новаторами, других – борцами с «культурным колониализмом» (ниже мы приведём примеры).
А прикрытием этой чисто подрывной деятельности служит привычная демагогия о борьбе с фашизмом – свод потрёпанных лозунгов, под которыми европейскую культуру громят уже более полувека.
Слово на знамени
Недавно свой жизненный путь окончила Майя Туровская, икона либеральной критики. Её главные достижения – это участие в создании фильма «Обыкновенный фашизм» и книга об Андрее Тарковском.
С 1992 года критик жила в Мюнхене, где и дала Дмитрию Быкову* (*признан иноагентом) одно из последних своих интервью. Это был трогательный момент передачи знамени от уходящего поколения либералов здравствующему.
Туровская делится с Быковым накопленной мудростью и помогает ему чётче уяснить цели.
Собеседники обсуждают «русский фашизм», угроза которого нависла над человечеством. Оба признают, что он «не оформился»: у него нет идеологии. И оба уверены: если русский фашизм оформится, немецкий покажется киской.
Где они в России фашизм увидели и что он собой представляет, собеседники не сообщают. Им эта конкретика и аналитика не интересны. Они просто заявляют: он есть, и это некий фашизм… «без идеи». Он бродит, ищет идею, и не дай бог найдёт.
Туровская объясняет, как не позволить ему оформиться. Надо длить «времена растления» и этому «тлению» помогать. Мол, пусть русские лучше гниют, чем находят идею.
То есть на знамени либералов, которое Быков передаст дальше, начертано слово «Растление».
Здесь три вопроса сразу возникают в страшном русском сознании.
Первый. Как с установкой на растление можно заниматься Тарковским? Его творчество – это плод метафизических размышлений и ясного осознания роли художника в мире. Это человек твёрдых убеждений, неоднократно публично высказанных, а его кино – это образец нравственного светского искусства. Он интересно и глубоко рассуждал, но нередко говорил лозунгами: «По-моему, смысл нашего существования здесь на земле в том, чтобы духовно возвыситься. А значит, и искусство должно этому служить», «Для меня кино – занятие нравственное, а не профессиональное», «Задача искусства заключается для меня в том, чтобы выразить идею абсолютной свободы духовных возможностей человека». Заниматься Тарковским и уповать на гниение можно только в рамках шизофрении или агентурной работы.
Второй вопрос. Как фашизм может быть «без идеи»? Нет идеи – нет фашизма. Как говорил герой романа Булгакова: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали».
И третий вопрос, самый неприятный. Либералы в курсе, как Гитлер пришёл к власти? Он пришёл на волне протеста против растления и гниения, против болота Веймара. Если Туровская передала Быкову знамя веймаризации (а всё говорит, что это оно), то под таким знаменем не борются с фашизмом, а громко выкликают его.
Майя Туровская могла стать реальным, а не мнимым борцом с фашизмом. Но она же словчила.
Именно ей принадлежала идея фильма «Обыкновенный фашизм». Режиссёром стал Михаил Ромм, но это был тот случай, когда сценаристы рулили проектом.
И куда же они зарулили?
Почему фашизм стал «обыкновенным»
Фильм «Обыкновенный фашизм» бесконечно расхвален и отмечен многочисленными наградами. Его по сей день называют «шедевром документалистики». Пишут, что он «исследовал сущность фашизма» или «отношения человека и тоталитарной системы».
Но, извините, этот фильм ничего не исследовал. Это двухчасовой политический фельетон, который изображает фашизм чисто карикатурно и пытается его мрачно вышучивать.
Сам жанр не предполагает исследования, серьёзного вглядывания. Он предполагает демонстрацию своего отвращения.
Бросается в глаза, что авторы крайне мало знают о фашизме и не особо стремятся знать больше. И ясно, почему не стремятся? Вглядывание в фашизм, в его метафизику, неизбежно пробудило бы в авторах чувство, что они стоят без штанов. Они бы ощутили стыд и беспомощность, поскольку противопоставить метафизике фашизма можно только метафизику коммунизма. А о какой метафизике коммунизма может идти речь в случае с Роммом и особенно его сценаристами?
Михаил Ромм – это талантливый режиссёр периода стагнации коммунистической философии. Он работал в заданных рамках, работал блистательно, но никакой метафизической страстью обременён не был.
А Майя Туровская была типичной либеральной приживалкой в советском кино. Во времена перестройки она предложила Элему Климову сделать фильм «Обыкновенный сталинизм» и получила отказ. Климов не обслуживал модный тренд – уравнивание фашизма и коммунизма. А Туровская здесь очень старалась. И в отличие от многих деятелей культуры, оказавшихся в нищете, пребывала в комфорте. Сразу после «победы демократии» она уехала за границу, где посвятила себя сравнительному анализу нацистского и советского кино и поддержке маргиналов в искусстве. Такой человек будет дышать метафизической страстью, зовущей докопаться до сути? Ответ очевиден.
Не желая вглядываться в фашизм, сценаристы хитрят. Они ведут рассказ о фашизме как бы от имени «нормального человека» – нормального, хорошего человека, поражённого и возмущённого фашистским безумием. А такой рассказчик может говорить только о «ловкачах демагогах», завороживших народ. Он может скользить по поверхности и самоутверждаться в авторском комментарии.
Этот приём чрезвычайно удобен. Он не предполагает глубины и позволяет встать в позу. В данном случае это поза учителя, сделавшего фильм для «широких масс». А договаривая до конца – для лохов.
Отсюда, кстати, и очевидные ляпы. Ну не были вожди Третьего рейха неграмотными людьми. Они были вполне образованны. И не сводилась идеология рейха к «Майн Кампф» и случайным изречениям Гитлера. Она уходила корнями в гностическую философию и язычество.
После победы «демократии» Туровская могла задаться целью – изучить фашизм как явление, докопаться до корней, показать, как зверь выжил, зализал раны и размещается в современности. В это время свободы хоть отбавляй. Туровская могла даже не брать на себя роль комментатора, а поступить так, как подобает документалисту, – собрать факты, предъявить документы, дать слово свидетелям и специалистам. Не фельетонами забавляться, а о сущности что-то сказать, мимикрии, мутациях. Но ей хватило её фельетона.
«Обыкновенный фашизм» уже самим названием заявляет об отсутствии жажды исследования. Раз фашизм «обыкновенный», то зачем в него вглядываться? Его следует заклеймить, показав страшные снимки и хронику. И мрачно высмеять, указав на уродство фашистских лидеров.
Картина Ромма просто виртуозно обходит вопросы о сущности фашизма, его корнях, его опекунах и вдохновителях. Авторы приближаются к этим темам и тут же от них отпрыгивают.
Фильм не только не раскрывает тему. Он её закрывает. Много было сделано фильмов в продолжение темы? Ни единого, потому что явился «шедевр». Всё сказано, награды вручены, тема закрыта.
Вот только фашизм не захотел закрываться. Он выполз и гуляет по миру под разными масками, и одним из его обличий стал либеральный фашизм.
И сегодня абсолютно ясно, почему был снят фельетон. Цензура была ни при чём. Страх увидеть в зеркале фашизма своё милое, ненаглядное, либеральное личико вынудил сценаристов ограничиться банальной карикатурой.
Идея «избранности», вбитая в сознание квазиистория, культ своей крови и местечковое чванство – это прекрасная почва для этнофашизма. Здесь лишь подбавить мистицизма, создать образ врага и – «процесс пошёл». Немцев сводили с ума ровно таким способом, и наличие высокой светской культуры, развитой философии с их моральными критериями не помешало фашизации. В состоянии опьянения, когда пробуждается племенное сознание, великие творения становятся просто доказательствами своего превосходства. А если светская культура слаба и этническое доминирует над национальным? Тогда фашизация значительно упрощается. Подбавь огоньку, и никакой свод жёстких моральных норм, изложенных в Торе и другой религиозной литературе, этнос в рамках трезвости не удержит. А современного либерала даже разогревать не надо. Для него мораль – пустой звук, жалкий пафос для простецов. Либералу-этноцентрику, стороннику сексуальной и гендерной новизны, нет нужны превращаться в фашиста. Он просто открывает его в себе. Поэтому мы и видим такое количество либеральных фюреров, которые диктуют всем свою волю, продвигают бесноватых псевдопророков (типа Горенштейна) и полностью подчинены глобальному финансовому капиталу.
Этому капиталу плевать, под каким флагом объединять мир: со свастикой или с радугой. Ему нужна маргинальная аристократия, которая поможет разрушить национальные государства, а потом предаст свой народ: использует его особые черты, его очарованность своей мифологией, и принесёт в жертву.
Инструментом разрушения национальных государств вот уже более полувека служит «растление». Именно этим занята литература и философия постмодернизма, создаваемая маргинальной аристократией. Разве не так? Там на каждой книжке можно ставить эпиграф: «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет». И поэтому именно о «растлении», как мы видим, договариваются здешние прикормленные глобализаторами либеральные этноцентрики.
Быков в беседе с Туровской вспоминает, как либеральная тусовка рвалась на пресс-конференцию Лени Рифеншталь. Его там чуть было не задавили, но он занял место и даже задал Лени вопрос о Гитлере. И получил милый ответ о том, что Адольф был романтиком.
На фото: Гитлер и Рифеншталь
Когда читаешь это восторженное воспоминание, понимаешь, почему либералы на пути к своей Лени давили друг друга? Она была для них живой легендой, винтиком системы, которую они не прочь воссоздать. Только так можно разобраться с «этим народом» и «этой Рашкой» – железной волей и беспощадно.
Себя увидели сценаристы в зеркале фашизма, себя любимых и «избранных», и потому состряпали фельетон. А во времена перестройки стали спешно уравнивать фашизм с коммунизмом. И под эту болтовню протаскивать фашизм в его новом обличии – в виде либерального рейха, где элита полностью откажется от гуманизма: создаст такие условия жизни, при которых человек культуры низойдёт до животного и покорится правителям.
В девяностые годы властные либералы смотрели на нас холодными глазами убийц. Они уничтожали экономику, армию, право, систему образования и здравоохранения, крали вклады и транши, насаждали коррупцию и торговали национальными интересами. Они лишали людей заработка и обрекали на гибель в нищете и отчаянии. Их свирепая пропаганда извращала прошлое и пыталась уничтожить историческую память народа. Они топили культуру в пошлости и выводили на сцену новых героев: наёмных убийц, проституток, гомосексуалистов. Они огнём из пушек и пулемётов подавили протесты, а после – сфальсифицировали выборы. Они под диктовку Запада переписали Конституцию и установили диктатуру деградации. То, что они творили, это прямой геноцид.
И они это знают. Поэтому лгут в своей публицистике и своём постыдном творчестве – как тот же Быков, который клянёт народ стишками, доказывая, что тот сам себя развращал и гнобил.
Что мы слышим в свой адрес? «Унтерменши», «другой биологический вид», «генетическое отребье». Это, задыхаясь от ненависти, произносят либеральные русофобы. А особо «продвинутые» запасаются расстрельными списками с адресами «врагов свободы».
«Борцы с фашизмом»... Чья бы корова мычала.
Происхождение зла
Есть лакмусовая бумажка для всех, кто рвётся в русскую культуру из этнических сред, чтобы разрушать её изнутри. Спросите их о корнях фашизма. Что его породило? И они все стрелки переведут на культуру. Они скажут про «избыточное дионисийское начало в культуре» и романтиков, исполненных мистицизма и пафоса.
Но ведь фашизм породило другое. Его породила религия для элитариев, освобождающая «от грязных и унизительных самоистязаний химеры, именуемой совестью и моралью, и от претензий на свободу и личную независимость». Его породил отход от светской культуры и вторичное религиозное закабаление, когда внутреннюю икону современного человека потеснил миф, и нацию стали превращать в племя.
Романтики здесь при чём? Их песни связывали немцев с традицией. Они, конечно же, были мистиками. Они блуждали среди средневековых развалин в поисках утраченных идеалов, «духовного рая». Но по соседству веселились сатирики, которые сбивали избыточный пафос. Да и сами романтики иронизировали над собой, обменивались затрещинами и даже меняли взгляды. Шеллинг в «Ночных бдениях» посмеивался над Новалисом. А в одной из поэм он высмеивал католицизм, внося свой вклад в борьбу за трезвость.
На смену романтикам пришли реалисты. Литература и поэзия стали остро социальными, обличительными, ироничными. Культура Германии от первой части «Фауста» до «Майн Кампф» – это огромный мир, населённый невиданной силы философами и талантливыми творцами самых разных направлений. В этом мире громко заявили о себе не только романтики, но и космополиты (группа «Молодая Германия»), политические поэты, натуралисты. В нём, извините за напоминание, вызревал и зажигал сердца коммунизм.
Романтики играли крайне важную роль. Даже исчерпав себя и исчезнув, они противостояли гниению. Благодаря романтикам, их духу, их ощутимому присутствию, литература декаданса не превратилась в мощное направление, как это случилось в соседней Франции, где она полыхнула невиданным многоцветьем. На родине Новалиса, Тика, братьев Шлегелей, Шеллинга, Гофмана певцы утончённого прозябания словно чувствовали на себе полный презрения взгляд с культурных высот.
Романтический национализм распространился по всей Европе, но лишь в Германии возник абсолютно зловещий политический строй. И этому есть трезвое объяснение.
Вскоре после объединения Германии элиты стали готовить нацию к войне за передел мира. Был создан «Пангерманский союз», который начал разжигать мистицизм, взвинчивать культ своей крови и почвы. О том, как этот союз подчинял «ферейны» (кружки по изучению народных легенд и мифов) и создавал арийское движение «фелькише», немало написано. Поводырями движения вскоре стали Гвидо фон Лист и Йорг Ланс фон Либенсфельс, создатели расистской идеологии, которая вдохновляла на расширение своей территории и ограбление колоний. В их идеологическом конструкте романтики с их индивидуализмом и идеалистическими метаниями затерялись на дальнем плане, а на первый выдвинулись расово безупречные и исполненные воинственного духа «арийцы».
Войну за передел мира Германия проиграла и сразу же полетела в пропасть вместе с национализмом, мистицизмом и всем прочим, что тревожило души и окрыляло сердца. Она полетела туда вместе с «нордизмом» и «ницшеанством».
В бездне человеческого падения, где обнуляются хилиастические мечты, где обесценивается культура, национализм и переродился в нацизм (или «фашизм» в его сегодняшнем понимании). Он рухнул в эту пропасть, в эти чёрные воды, и вернулся в виде иной, уже чисто гностической сущности. Национализм и гностика противоречат друг другу. Невозможно развивать нацию вне нравственной светской культуры, вне диалога культур, вне образа восходящего человека, вне вглядывания в человеческую трагедию, вне креста человечности. Гностика с её Абсолютом, идеей злого творения, презрением к миру и разделением человечества не озабочена ни национальным развитием, ни развитием вообще. Она нацелена на то, чтобы кончить историю.
Гностические идеи циркулировали и в элитной среде, и в обывательской, но они не могли победить вне шокирующей демонстрации национального разложения. Когда эта демонстрация состоялась и «чёрный обелиск» стал символом национальной судьбы, бездна изрыгнула чудовище.
Лидера новой Германии создавала элита, объединённая уже не национальными, а корпоративными и клановыми интересами. Её срастило гностическое мировоззрение. Ей нужен был объединитель Европы и сокрушитель советской России с её новой вестью для человечества. С 1923 по 1933 годы от одного только концерна «Роял Датч – Шелл» нацисты получили более 50 миллионов долларов.
«Майн Кампф» вывела обработку массового сознания на совершенно иной уровень. Это было мощнейшее возбудительное средство. Германия влюбилась. «Она сказала: это он!». Адольф-почтмейстер ещё не стал фюрером, а Томас Манн и другие авторитеты уже осознали, что их не слышат.
Когда Гитлер дорвался до власти, начались просто неслыханные финансовые вливания, огромная часть которых направлялась на пропаганду расизма и эзотерические исследования. Идеологическая машина взяла из традиции и философии всё, что выкликало берсерков и сверхчеловеков, пробуждало экстаз и освобождало от былых установок. А то, что взывало к трезвости и человечности, полетело в огонь. Информационное поле оказалось занято идеологией полностью.
Не культура сотворила фашизм и свела с ума нацию. Она-то ему упорно сопротивлялась. Её фашизировали элиты, объединённые общими интересами и членством в закрытых эзотерических организациях.
Они просчитались в одном: не угадали, что Гитлер выйдет из-под контроля, ограбит своих спонсоров и поведёт войну на два фронта.
Разгром на востоке решил судьбу фашистской Германии, но не уничтожил фашизм.
После войны глобалистические элиты выдвинули идею «мондиализма», мирового правительства. Прямым следствием этого стала атака на культуру. Иначе нельзя было подорвать национальные государства.
Романтиков назначили вдохновителями фашистов, а гниющую Веймарскую республику стали изображать образцом демократии, которая, дескать, и победила фашизм. Это позволяло сносить всё возвышенное, мобилизующее, трансцендентное, чтобы культура потеряла ориентиры и утратила своё нравственное светское содержание. Чтобы она не могла выполнять свою основную функцию – культивировать человечность, а вместо этого массово производила ублюдков.
В пятидесятые годы были развязаны подлые войны: с консервативным обществом, которое левело день ото дня, и с национальными государствами. Инструментом этих войн стала либеральная рать, состоящая из танатиков и этнотанатиков, и сегодня древо культуры точит уже седьмое поколений жуков-короедов.
Светская нравственная культура с фашизмом не совместима никак. С ним совместима религиозная культура, давшая глубокий гностический корень и нацеленная на разделение человечества на «высших» и «низших» существ. И с ним оказалось прекрасно совместимо либеральное этноцентричное сектантство, которое, атакуя чужую традицию, страстно возвеличивает свою, где нет человека как объекта любви, а вот мистицизма и обособленчества – так просто девать некуда.
Речь не о вере, потребность в которой отражает суть человеческую. На это указывал целый ряд отцов христианской церкви, не согласных с тем, что вера обязана быть христовой. Речь о манипуляции: о том, как традицией орудуют фашиствующие социальные группы и отдельные фюреры.
Традиция – это то, от чего всегда будет трепетать наше сердце. Традиция прекрасна, когда она адресуется к нравственности и любви. Но в ней есть то, что мутит разум и легко вписывается в фашистский идеологический конструкт. Задача интеллигенции – ставить метки «Осторожно! Береги голову!», а не слепо боготворить традицию, как это делают некоторые современные философы и театральные режиссёры. «Дефашизация традиции» – наверное, громкое словосочетание, но оно здесь вполне допустимо. Без этого сегодня светскую нравственную культуру не уберечь.
В религиозной традиции германоязычной Европы есть мифы, которые органично встраиваются в фашистский идеологический конструкт. На ни́х надо ставить метки, а не на романтиков. И вглядываться нужно во все традиции, без исключений. И в каждой помечать то, что взывает к обособлению, указывает на мистическое значение «своей крови» и способно замутить разум. Фашизм начинается там, где кровь ставится выше личности.
(Читайте продолжение. Статья Валерия Рокотова «Тарковский и голем – 4»)
